— Угу, траги-комедийный и с чёрным юмором, — огрызнулся я. — Ну и, как ты понимаешь, они общались обо всём. Вообще обо всём. А ещё, — я прищурился и уставился Минхёку в глаза. — Ты, оказывается, моя первая влюблённость, Мин-хён.

— Ну уж нет, я не буду твоим парнем, даже не мечтай! — отшутился друг. Я засмеялся в ответ.

— Я всё потерял, Мин-хён… Я потерял его… Он не простил меня… — мой голос снова задрожал, и я глухо засипел.

— Погоди… Ты не пробовал обратиться в?..

— Да я всё обыскал! — закричал я. — Я оборвал все телефоны, я даже звонил его врачу, я позвонил Джинн, даже зашёл в его старый дом! Я… Его нигде нет…

Мои эмоции оказались сильнее меня, и я снова уронил голову на руки. Не сумев сдержаться, я заплакал. Заплакал так же громко, как утром, когда пытался найти Чангюна. Мысль о том, что я мог так глупо потерять его, не укладывалась в моей голове.

— Он ушёл, Мин-хён, — всхлип. — Он забрал вещи, не оставил мне даже записки, он просто ушёл!

Минхёк оказался рядом и обнял меня за плечи. Его присутствие едва ли могло скомпенсировать то, что я чувствую, но мне показалось, что я не ощущал тепла целую вечность, поэтому просто позволил ему обнять себя.

— Я же эгоист, да? — сквозь слезы проговорил я, стараясь сделать голос более твёрдым.

— Пожалуй да, Вон-а, — Минхёк немного сжал мои плечи. — Но таким заботливым и осторожным я вижу тебя впервые. Скажи мне, ты пробовал поговорить с Чангюном? Или объяснить ему то, что Хосок написал в письме?

— Я ничего не знаю… Мне было страшно, мне даже сейчас страшно! — снова всхлип. — Я боялся сказать что-то, что может обидеть его, боялся выбрать неподходящий момент… Когда я увидел его в тот день с расцарапанными глазами… Я так испугался… Я бы… Я бы никогда не простил себе, если бы он что-то сделал с собой…

Минхёк снова наполнил стакан водой, уже в четвертый раз за время нашего разговора.

— Я боюсь… Я боюсь, что я его не увижу… — я нёс какой-то откровенный бред. Одна половина меня словно приняла то, что случилось, а вторая отчаянно сопротивлялась, лелея какую-то призрачную надежду.

— Что-то мне подсказывает, что вы увидитесь… — тихо произнёс Минхёк, заставляя меня криво усмехнуться, даже с некоторой злобой.

— Я бы никогда больше не отпустил его… Никогда, Мин-хён… Я люблю его. С самого первого дня, когда увидел его в том парке. Когда увидел, как он улыбается солнцу… Знаешь, когда он действительно счастливо улыбается, на его щеках показываются ямочки… Такие красивые… А эти заломленные уголочки на губах, лисьи глаза… Я хочу согревать его, хочу, чтобы мне снова… — я запнулся, закусывая губы, чтобы сдержать рыдания. — Чтобы мне снова дали шанс его увидеть… Я сделаю всё, чтобы он больше никогда не плакал, Мин-хён! Хотя бы один шанс…

Я уткнулся лбом в плечо друга, обхватывая его спину. Тёплые ладони друга гладили меня, пытаясь успокоить. Я же рыдал на его плече, словно мне снова было семнадцать, как тогда, обрывками шепча сиплое «Люблю».

— Я бы никогда… Никогда больше не причинил ему боль… Не сделал бы столько ошибок. Никогда! Мин-хён, — я уставился заплаканными опухшими глазами в глаза друга. — Я люблю его…

От звука хлопнувшей двери мы подскочили на месте и синхронно повернули головы в сторону коридора, словно по команде. Я подумал, что сплю, или что у меня галлюцинации — может быть, Минхёк насыпал мне успокоительного в чай, ведь в моём состоянии может быть всякое. Я несколько раз зажмурился, а потом снова открыл глаза, слегка отстраняясь от друга.

— Хён… — я услышал любимый низкий голос слишком чётко, чтобы это могло показаться мне галлюцинацией.

На пороге квартиры стоял Чангюн. В одной руке он сжимал поводок с Кью, а пес испуганно прятался за его ногу и не издавал ни звука. За спиной парнишки виднелся огромный потрёпанный чехол для скрипки. Сам Чангюн был закутан в тёплое расстёгнутое пальто, которое было ему слишком велико, а на его шее красовался объёмный пушистый шарф, над которым торчал только покрасневший нос.

— Я дома, хён… — парнишка уставился на нас с Минхёком широко раскрытыми глазами.

Я отстранился от Минхёка, игнорируя его обеспокоенный взгляд. Даже не задав вопроса, не мерещится ли мне Чангюн, я вырвался из рук друга и понёсся по коридору. Схватил ошалевшего парнишку и сжал его в объятиях. Чехол от скрипки мешал мне, но я все равно как-то умудрился даже приподнять Чангюна над полом.

— Гюн-а… Мой Гюн-а, ты здесь… Ты вернулся, Гюн-а! — я целовал макушку Чангюна, гладил его спину через тёплое пальто, покрытое капельками измороси, прижимал к себе, не в силах сдержать слёзы.

Кью испуганно отшатнулся и прижал ушки к голове, отходя от нас. Минхёк оказался возле него вовремя и осторожно погладил мохнатую макушку ладонью.

— Ты не один, кто ничего не понимает, приятель, — подбадривающе заверил пса Минхёк, придерживая того за ошейник.

— Гюн-а, ты вернулся… вернулся ко мне, — шептал я, всё ещё не веря своим глазам, ушам и рукам. — Ты снова со мной…

— Х-хён, — парнишка кое-как выпутался из моих объятий, пытаясь заглянуть в мои глаза. — Что с тобой? Почему ты плачешь? И почему от тебя пахнет соджу? — вопросов у него было не меньше, чем у меня.

Чангюн бросил вопросительный взгляд на Минхёка.

— Послушайте, давайте все немного успокоимся и поговорим, — подал голос Минхёк, потирая переносицу.

Все разом, включая Кью, обернулись на него. Видимо, даже пёс догадался, что самым адекватным человеком среди всех нас оставался только мой лучший друг.

— Прошу всех пройти на кухню, — Минхёк кивнул в сторону. — Вон-а, ты его задушишь.

Мои руки предательски дрожали, когда я кое-как выпустил Чангюна из объятий. Парнишка смотрел на меня с явной тревогой, сжимая мою руку. Ему не меньше меня нужны были объяснения.

Мы всё же проследовали на кухню и расселись за столом. Кью забился в угол, не решаясь подойти к нам и явно предчувствуя что-то непонятное. Минхёк в очередной раз за вечер разливал успокаивающий чай.

— Итак, — когда с приготовлениями было закончено, он встал возле стола, предварительно усадив нас с Чангюном друг напротив друга. — Прямо сейчас и прямо при мне — прошу меня извинить за прямоту — но вы обязаны поговорить.

Непонимание Чангюна так никуда и не улетучилось, и он поджал губы.

— Я не понимаю… — тихо произнёс он. — Господин Ли, вы…

— О Боже, нет, пожалуйста, — Минхёк коснулся ладонью лба. — Никогда не называй меня так, прошу тебя. Это ужасно неловко, и я не настолько старый. Зови меня просто хёном.

Чангюн улыбнулся. И я окончательно убедился, что он не был зол или расстроен.

— Хорошо, хён, — исправился Чангюн, всё ещё улыбаясь. — Я всё равно не понимаю, что случилось.

Минхёк перевёл взгляд на меня, а я потупил глаза.

— Я думал… Я думал, что ты ушёл от меня, — признался я, не поднимая глаз. Чангюн же уставился на меня в немом шоке.

— Ушёл от тебя? Хён, что ты такое говоришь? — парнишка аж привстал с места.

— Тебя не было весь день… Я искал тебя… Я даже был в твоем старом доме, — продолжал я.

— Искал меня… Но я же не потерялся!

— Ты не отвечал на мои звонки. Когда я проснулся, тебя не было рядом… Ты никогда не просыпался и не уходил раньше меня, не оставив даже записки… Я подумал, что…

Но Чангюн прервал меня.

— Прости, хён… — теперь уже он потупил взгляд. — Я вышел из дома с разряженным телефоном и не мог тебе ответить… Я еще не привык к нему…

— Весь день?!

— Мне нужно было уйти на какое-то время! Это было важно… — Чангюн не договаривал, а я не решался спросить. Тогда я уставился на Минхёка с немой мольбой в глазах.

Он тяжело вздохнул и опустился на корточки перед Чангюном.

— Гюн-и, выслушаешь меня? — Минхёк осторожно коснулся колена Чангюна. — Поверь мне, я знаю этого дурака очень давно, — он кивнул в мою строну. — И знаю, что этот дурак никогда бы не сделал зла тому, кого он очень любит.

Чангюн посмотрел на меня.

— Так вот… — Минхёк снова вздохнул. — Это я заставил его участвовать в конкурсе фотографий, в котором обещали денежный приз, — глаза Чангюна округлились. — Я без его ведома подал заявку…