— Я тут живу, — включилась в наш разговор довольно застенчивая Ю Чжин. — Вон в том доме через дорогу.
Все, что она говорила дальше, я пропустил мимо ушей, так как снова заметил того паренька, стоящего на тротуаре и держащегося одной рукой за перила. Вопреки всему, что я намерен был сделать, сердце мое провалилось в пятки и не давало мне даже подняться с лавочки.
Полдень раскалил городской воздух до порядочных двадцати пяти градусов, о чем мне говорили электронные часы, висевшие у входа в парк. Несмотря на это, странный парнишка был одет в теплую кофту, а на голове его был капюшон.
— Мерзкий он, — услышал я голос Да Хён и звук втянутого через трубочку молочного коктейля.
— Простите? — повернулся я к ней лишь на секунду и схватился за фотоаппарат, решив все же сделать несколько снимков, раз уже не осмеливался подойти.
— Да парень этот, — указала девушка на незнакомца. — Каждый раз, когда иду к подруге, он сидит на улице и так страшно смотрит на всех. А еще никогда не здоровается.
И тут я искренне удивился, даже дыхание перехватило на какие-то секунды.
— Вы знаете, кто он такой?
— Мы живем с ним в одном доме, но я не знаю его, — даже немного грустно отозвалась Ю Чжин и скромно зажала ладони между колен. — Однажды я ехала с ним в лифте и испугалась, а когда рассказала маме, то она попросила меня обходить его стороной.
Я присмотрелся к стоящему на тротуаре пареньку, еще раз отметил его теплую одежду и довольно громко хмыкнул, не понимая, к чему ведет моя новая знакомая.
— Он не выглядит страшным, — произнес я шепотом, уже заглядывая одним глазом в камеру. — Странноватым, но не страшным.
К бездушию людей я вполне уже привык и не стал спорить с девушкой, которая считает человека страшным только потому, что он не здоровается. Возможно, если бы я видел ее чаще, то тоже бы здороваться перестал. Сунув девушкам визитку, я прихватил с лавочки свой пакет и решил перейти чуть ближе к тропинке. Не помню, чтобы они со мной попрощались только хихикнули в спину.
Мои пальцы снова сжали фотоаппарат, и я нервно облизал губы. Моё сердце странно билось, и я чувствовал волнение, но никак не мог понять, почему. Вокруг меня кипела жизнь. Я же чувствовал, как она останавливалась. Звуки постепенно заглушались, а я стоял в центре всего этого калейдоскопа, пристального разглядывая человека, которого даже не знал. Словно предсказывая дальнейшие движения, я заглянул в объектив фотоаппарата, заключая незнакомую мне фигуру в кадр.
Незнакомый парнишка как будто услышал мои мысли и остановился. Я даже вздрогнул от неожиданности и встал как вкопанный, вспылив кедами гравий извилистой парковой тропинки. Мои руки действовали автоматически, когда я несколько раз нажал на затвор, снова запечатлевая момент. Незнакомец стоял ко мне боком, скинув с головы капюшон и подставляя лицо солнечным лучам. Его глаза снова были закрыты, а сам он весь вытянулся, словно струна, но даже несмотря на это он выглядел расслабленно, будто и не спускался с лестницы несколько минут назад с огромным трудом. Парнишка поднял руки вверх, оглаживая солнце и позволяя его лучам касаться его ладоней.
«Наверное, у него очень холодные руки, и солнце — буквально единственное, что может их согреть».
Сказать, что я был доволен получившимися кадрами — значит, не сказать ничего. Этот парнишка выглядел таким естественным и таким благодарным, что от этих моментов на моих снимках защемило сердце. Листая фото, я даже смог выбрать самое любимое, хотя оно мало отличалось от остальных. Мне показалось, что я увидел его улыбку. Всего лишь немного поднятые вверх уголки его губ, которые я так и не рассмотрел, видя мальчишку всего лишь в профиль, — но даже такая улыбка выглядела более искренней, чем те многие улыбки, которые я видел за годы работы фотографом.
Я не знал, как долго я провёл за разглядыванием снимков, и как долго простоял бы ещё на том же самом месте под сакурой. Когда я снова оторвался от фотоаппарата, я заметил, что парнишка собрался уходить, не забыв накинуть на голову капюшон и снова спрятаться от окружающего мира. Незнакомец развернулся и медленным, но решительным шагом двинулся в сторону выхода из парка.
Пряча фотоаппарат в сумку, я твёрдо решил последовать за ним. Сложно было сказать, что я от него хотел, может быть, хотя бы узнать его имя или получить его разрешение на публикацию снимков. Я держался поодаль, ждал его у магазина, пока он делал покупки, а потом снова следовал позади.
Я нисколько не сомневался, что он направится той же дорогой мимо парка. Девушка не ошиблась, и мы действительно пришли к дому, на который она указывала. Если честно, то мне стало немного грустно в тот момент. Я думал, что оказался особенным, увидев такое чудо, которое, не подозревая о том, могло вытащить целый проект, в котором я ничего не смыслил, а оказалось, что парень просто тут живет да еще и вдобавок вселяет страх соседям.
Прячась на открытом пространстве перед парковкой у дома, я совершенно упустил тот момент, когда парнишка зашел внутрь. К сожалению, дальше бы меня не пустили, и мне пришлось вызывать такси, чтобы добраться до дома.
В комнате, перед рабочим столом, я прикрепил к стене пару снимков, сделанных в первый и второй день. Я заметил, что этому парнишке было неважно, какая на улице погода, он будто радовался любому ее проявлению и тянул руки к небу, подставлял лицо и никуда не спешил. А еще, ему было совершенно неважно, как он выглядит в глазах остальных.
Я ходил за ним целую неделю, фотографировал каждое его движение и уже вплоть до шага изучил маршрут, что мог бы пройти его с закрытыми глазами. Даже трещинки на асфальте мне уже казались знакомыми, запах уличной еды то приближался, то отдалялся, позади оставалась площадка с кричащими детьми, затем мы заходили на парковку, где пахло выхлопом, а потом паренек снова исчезал за стеклянными дверьми.
Я не хотел признаваться самому себе, но уже спустя недели я не мог представить своего дня без него. Он, совершенно незнакомый мне человек, стал моим наваждением, своего рода талисманом, в котором я нуждался. Я смотрел на него каждый день, проходящего свой неизменный маршрут, видел его немного опущенные плечи и постоянные капюшоны, закрывающие половину лица, и считал его красивым. Сначала я усмехался своим же мыслям, думая о том, что всё это мне надоест. Но проходило время, а я только сильнее интересовался этим парнишкой, носившем единственную фиолетовую толстовку и какое-то серое невзрачное поношенное пальто и вечно пыльные, немного стоптанные кроссовки.
Каждый снимок был для меня особенным. И несмотря на то, что парнишка всегда выглядел почти одинаково, я постоянно улавливал что-то новое и сохранял себе не только на камеру, но и на задворки своего сознания. Я не понимал, что именно я чувствовал, но я давно перестал относиться к этому парню как к некой модели для фотосъемки. Каждый раз сверяя часы, я нетерпеливо делал глоток американо со льдом, стучал пальцами по крышке корпуса фотоаппарата и невольно закусывал губы. А когда видел уже знакомую мне фигуру, чувствовал, как сердце словно подпрыгивало в каком-то предвкушении — хотя предвкушать было ровным счётом нечего. Наши «встречи» длились от силы по двадцать минут в день. Но этих встреч я ждал как самое важное событие.
Я нервно поглядывал на часы, когда задерживался с очередным заданием на работе. В тот день я был довольно загружен, сам того не ожидая, и боялся не успеть закончить всё к назначенному часу, чтобы снова пойти в парк. Еле-еле успев завершить часть одного из так некстати скинутых мне проектов, я схватил камеру, оставляя недопитый кофе в чашке на столе, и со всех ног понёсся в сторону парка, на ходу заматывая шарф из-за слишком ветреной погоды.
Оказавшись на месте, я снова сверил часы, с облегчением отмечая, что добрался вовремя, и парнишка должен вот-вот появиться. Я решил не присаживаться на скамеечку, чтобы ничего, или никого, не пропустить, и начал настраивать фотоаппарат. На душе ощущалось какое-то волнение и беспокойство, которые я безуспешно пытался отогнать. Ещё с самого утра того дня мне казалось, что должно произойти что-то странное: эдакий закон Мёрфи.