— Пожалуйста, пойдем домой, — почти умоляюще просил я. — Я тебе не врал и ни в чем перед тобой не виноват. Ну подумай сам, что и где я мог заработать на снимках, которые лежат у меня под бельем? Это просто бумажки, я напечатал их на принтере, потому что…

— Ну придумай же! — снова выкрикнул он и громко всхлипнул, пытаясь втянуть воздух.

— Я не придумываю, — выставив руки, я наконец обратил на себя внимание Чангюна. — Потому что ты мне понравился. У меня и на телефоне стоит твое фото с тех самых пор, как я искал тебя… а нашел вместе с Кью… Он ждет тебя дома, тут очень холодно… Пожалуйста, дай мне руку, пойдем домой.

Он молча вытер нос рукавом пальто, глубоко вздохнул и протянул мне одну руку. Очень робко, будто боялся, что я его дерну на себя. Я никогда бы так не сделал, как бы ни был зол. Только не с ним.

— Ты должен мне пообещать, что я больше его не увижу.

Тело мое расслабилось настолько, что я готов был упасть на мокрый асфальт. Иногда разговор с Чангюном можно было приравнять к танцам на лезвии. Я схватил его и крепко обнял, готовый обещать все, что угодно.

— Никогда не увидишь, это точно…

Домой мы ехали в полной тишине, но к концу пути я заметил, как Чангюн легко падает мне на плечо. Он засыпал, тихонько протянул мне руку, чтобы я взял ее в свою, а затем и вовсе засопел.

Наши дни проходили относительно тихо, мы благополучно забывали ссору и снова стали проводить совместные вечера за вкусной едой и телевизором. Погода стремительно портилась, становилось все холоднее и холоднее, а дожди заряжали все чаще. Мне было уютно в компании Чангюна и Кью, я наконец-то понял, что его, одного единственного, мне вполне достаточно для полного счастья.

Однако я не мог не замечать, что с Чангюном что-то происходило. Сначала я боялся начинать с ним разговор, потом, когда несмело пытался о чём-то поговорить, я получал односложные ответы. Хотел ли Чангюн прогуляться, не хотел бы он сходить в свою любимую кофейню, не хотел бы сходить на какой-нибудь фильм или концерт (какое-то время мы ходили на концерты классической музыки по просьбе самого Чангюна). На все свои предложения я получал робкое качание головой и тихое «нет».

Я приносил Чангюну сладости, чтобы как-то взбодрить его. Закрывал ему глаза ладонями, тихо шепча на ухо томно-игривое: «Угадай». Ловил в ответ скромную улыбку и уже думал, что всё налаживается, когда Чангюн только ковырял пирожное вилкой, а потом вежливо отказывался, уходя к себе. После такого я мог подолгу сидеть на кухне, опустив голову на руки. Разговаривать с Чангюном снова я не пытался.

Будучи реалистом, я никогда не грешил излишне позитивным мышлением. Но сейчас, наблюдая перемены в Чангюне, я, словно из страха, пытался убедить себя в том, что это была осенне-зимняя хандра. Эта причина выглядела такой абсурдной и призрачной, но я всё равно пытался уцепиться за неё, как последний дурак.

Я мог засиживаться до ночи за подработкой или дополнительными задачами по проекту, или мог, оставаясь на удалёнке, пропустить обед. Спохватывался я слишком поздно — Чангюн так же мне ничего не напоминал. Из комнаты я мог слышать отдалённые звуки телевизора или слабую музыку из проигрывателя. Когда я проведывал его, желая позвать на обед, парнишка вяло соглашался и шёл за мной на кухню. Он никогда не ел слишком много, но сейчас стал есть ещё меньше.

Но паника окончательно поселилась в моём сердце, когда однажды в кухню вбежал Кью, держа в зубах поводок. Всё время до этого момента Чангюн предпочитал гулять с псом, несмотря на настроение или погоду. Сейчас же пёс подошёл ко мне и жалобно заглянул в глаза.

— Привет, приятель, — я потрепал пса по макушке, впервые называя его так. — Разве с тобой сегодня не гуляли?

Кью проскулил несколько раз и положил поводок к моим ногам.

Я в растерянности почесал затылок, прислушиваясь к звукам из комнаты. Телевизор был выключен, а из проигрывателя доносилась тихая скрипка.

— Гюн-а, мне кажется, Кью нужно на улицу… — осторожно начал я, зная, что Чангюн никогда не отказывался от гулянок.

Парнишка медленно повернул ко мне голову, слабо улыбаясь. На Кью он даже не взглянул.

— Прости, хён… Но мне сегодня не хочется гулять, — и снова отвернулся.

Я хотел задать миллион вопросов, подбежать к Чангюну и обнять его за плечи. Попытаться поговорить с ним ещё раз, но Кью схватил мою штанину зубами и потянул на себя. Ему действительно нужно было на улицу. Тяжело вздохнув и схватив поводок, я отправился на прогулку с собакой. Последний раз я делал это тогда, когда Чангюн лежал в больнице во время операции.

Я никак не мог знать о том, что ожидало меня днём позднее. Прогулка с Кью стала своеобразным сигналом, который я проигнорировал. Я как обычно проснулся раньше Чангюна, оставил поцелуй у него на лбу, а в холодильнике приготовленный завтрак и ушёл на работу. В последние дни я едва ли спал, и под моими глазами образовались просто гигантские мешки. Минхёк же, видя меня в таком состоянии, ни разу не пошутил надо мной. Из-за так некстати свалившейся нагрузки и плотного графика, у нас не было времени даже поговорить по душам за чашкой кофе.

— Вон-а, ты делаешь ошибку уже в третий раз в одном и том же месте, — Хосок явно раздражался.

Все давно поняли, что проект стоял ему поперёк горла, но старались не обращать внимания.

— Извини, — коротко буркнул я, не отрывая взгляда от монитора.

— Нельзя работать в таком темпе, — Хосок вытянул ноги и попытался потянуться — от длительного сидения у него затекла спина.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Минхёк, тоже потягиваясь. — Нам заплатили слишком много, чтобы мы прохлаждались. Этого клиента терять нельзя.

— Нельзя терять клиента, бла-бла-бла, — передразнил Хосок, поднимаясь из-за стола. — А терять здоровье ради этого урода можно?

Минхёк ухмыльнулся, приложив ладонь ко лбу. Как хорошо, что в офисе не было камер.

— И вообще, он не хочет подогнать нам какого-нибудь специалиста от себя? Я устал всё переделывать в сотый раз! — не унимался Хосок.

— Ты же знаешь это золотое правило заказчиков, — Минхёк потянулся за чашкой остывающего кофе. — Нужно добиться максимальных результатов при минимальных затратах.

— И состоянием сотрудников тоже! — выплюнул Хосок и уже не стесняясь указал на меня. — Посмотри на него, он же как зомби!

Я пропускал их диалог мимо ушей, предпочитая заниматься работой. Если бы я внимательнее слушал Хосока, то мысленно согласился бы с ним, потому что он был прав. На нас свалилось слишком много, а на меня, видимо, ещё больше, потому что я существовал только на автомате.

— Вон-а, ты меня слышишь? — я вздрогнул и испуганно поднял голову, встречаясь взглядом с Хосоком. Моё растерянное «А» заставило его покачать головой.

— Что с тобой, блин? — Хосок скрестил руки на груди.

— Всё… в порядке… Я просто плохо спал, — тихо выдал я, протирая глаза ладонью.

Хосок лишь цыкнул, начиная разглагольствовать о здоровье и сне уже в который раз. Я не хотел его слушать — я вообще как будто ничего не хотел. Силы словно покинули меня, и я ужасно хотел спать. Однако стоило мне закрыть глаза, я почему-то представлял какие-то ужасные картины и яркие пятна. Мой мозг же не переставал думать о Чангюне.

— … и вообще, ночью нужно спать, — деловито говорил Хосок. — А не тратить время на работу и сомнительные развлечения.

— Не тебе решать, на что тратить ночь, — устало парировал я, совершенно не ожидая следующего «удара».

— Ах, ну конечно, ведь твоя жёнушка, наверное, совсем не даёт тебе спать, а ещё и выкачивает деньги. Поэтому ты и умираешь от усталости.

Если бы можно было описать мои чувства, это выглядело бы как звук разорвавшейся натянутой до предела струны и ледяной воды, которой меня окатили. Моя усталость, желание сна, мои мысли — всё исчезло в одно мгновение, когда я услышал последнюю реплику Хосока. Всё это время я был бомбой. Я был нервом, оголённым и напряжённым до предела. Во мне что-то копилось, а сейчас выплеснулось наружу.