Отстранив Чангюна от себя на вытянутых руках, я картинно нахмурился. Заметил, как розовеют его скулы, а взгляд искоса падает на мою сумку.

— Ты так говоришь, потому что уже о чем-то догадываешься?

— Нет! — почти выкрикнул он и снова стушевался. — Да… Немного…

— Подглядывал, значит?.. Не спал…

— Я случайно!

Я только сделал вид, что расстроился, пожурил для порядка, сказал, что подглядывать нехорошо. Мы оба понимали, что это такая шуточная игра. Открыв сумку, я вынул из нее коробку, мной неумело закрученную в подарочную бумагу.

— Обидно, что сюрприза не вышло, — смущенно почесав затылок, я протянул свой подарок в руки Чангюна. — Я просто подумал, что у тебя должен быть свой телефон, чтобы ты всегда был на связи, мог не носить с собой наличные деньги, а еще делать фотографии, если увидишь то, что тебе очень понравится.

— У него мой любимый цвет.

А я смотрел на кривую упаковку, под которой было абсолютно ничего не видно, и понимал, что этот хитрый лис совсем не случайно все подглядел. Видимо, Чангюн тоже понял, что но сказал, и мы оба засмеялись.

— Он даже это уже знает…

— Еще бы научиться им пользоваться.

— Это вообще не проблема. Малые дети учатся за пару дней. Не забывай, что я тебе всегда все подскажу.

Было видно, что Чангюн остался доволен подарком. Он прижал коробку к себе, снова положил голову мне на плечо и сам укрыл себя моей большой ветровкой.

— Солнце совсем село… — он лениво зевнул, а Кью повторил за ним, тихонько поскуливая.

— Чтобы на другой стороне начался новый день…

— Бесконечный цикл…

— Ну… — усмехнулся я. — Когда-нибудь перегорит и перестанет.

— Я то-оже тебя люблю…

♫♫♫

Моя жизнь с Чангюном осталась прежней, но в то же время переменилась. Из-за того, что он был лишён зрения в течение стольких лет, практически все простые и бытовые вещи казались ему новыми. Мне же нравилось ему что-либо объяснять или рассказывать, ставить руки в правильное положение, когда он собирался что-то сделать или потрогать. Я был счастлив помогать ему открывать этот мир заново. Каждый раз, когда у Чангюна что-то не получалось, он сразу краснел, но я тут же оказывался рядом, беря его ладони в свои и целуя их.

— Но хён, это же… так просто… А я не могу делать даже такое лёгкое… — бубнил Чангюн, смущённо опуская взгляд в пол, когда в очередной раз не справился с духовкой, пытаясь испечь пирог по какому-то рецепту, найденному в интернете.

Когда у Чангюна что-то не ладилось, он смешно надувал губы, а его очки сползали ему на кончик носа. Фокусировать взгляд ему всё ещё было непросто, а потому я и настаивал на ношении очков.

— Ты отлично справляешься, — подбадривал его я, присаживаясь на корточки. — Помнишь, как было в первый раз?

Чангюн невольно улыбнулся, когда вспомнил очередную попытку готовки и рассыпанную по всей квартире муку.

— Ты очень далеко продвинулся, и сейчас у тебя получается намного лучше, — произнёс я, заглядывая в тёмные глаза.

— Зато Кью тогда повеселился, — заметил парнишка с улыбкой.

— Вот видишь, всё гораздо лучше, чем ты думаешь. Давай попробуем ещё раз. Смотри…

Я терпеливо объяснял ему принцип работы приборов и как ими пользоваться. Учил его готовить, всё ещё считая себя бездарным поваром. Чангюн стоял возле меня, кивал, а я умилялся его нахмуренным бровям, сдвинутым к переносице, и закушенным в напряжении губам.

Чангюн обожал учиться чему-то новому, но порой выглядел слишком раздосадованным. В первый раз, когда он решил научиться писать заново и дрожащей рукой выводил буквы, он часто раздражался. Один раз дошло до того, что он скинул все исписанные кривыми слогами листки на пол и ушел в ванную. Спустя несколько минут я пошёл следом за ним, спокойно постучал и, не дожидаясь сиплого «Открыто», вошёл в ванную. Чангюн сидел на полу, обняв колени и спрятав в них своё лицо. Я ничего не сказал ему, только присел на корточки и обнял. Парнишка же обнял меня за шею, шепча тихое «Прости». А потом мы сидели на балконе и болтали о всякой чепухе: я обнимал его за талию, а он держал в руках кружку с любимым мятным какао.

С телефоном всё вышло намного проще. Сам того не ожидая, Чангюн быстро освоился. Особенно ему понравилось делать новые снимки. Однако у этого развлечения появился небольшой «побочный эффект» — Чангюн стал меня фотографировать или просить сделать с ним селфи. И если на второе я никогда не отказывал, то первое вызывало у меня нервный тик — фотографироваться я почему-то не любил.

Кроме случайных снимков меня в телефоне оказывались фотографии с Кью, или просто Кью на прогулке или дома. Когда я случайно нашёл его телефон, зарытый в одеяле, я обратил внимание на загоревшийся тусклым светом экран: Чангюн поставил на фон моё фото. На том фото я полулежал на кровати с ноутбуком, в очках, и что-то сосредоточенно печатал. Фото было обычным, но то, что Чангюн поставил его на фоновый рисунок, заставило моё сердце биться чаще. Разблокировав его телефон (пароль мы пока не ставили на всякий случай), я нашёл второй снимок, но уже на обоях — на нём тоже был я, но спящий. Чангюн украдкой сфотографировал меня — очередное обыкновенное фото, но даже привереде вроде меня оно показалось чертовски милым и настоящим.

Что мне больше всего нравилось в Чангюне, так это его способность не сдаваться, даже несмотря на некоторые моменты раздражения и досады.

— У меня всё получилось! — парнишка протянул мне свежеиспечённый пирог с яблоками и корицей. — Я строго следовал твоим инструкциям!

Я же невольно вспомнил, как однажды рассказал Чангюну про традиционную выпечку на осень. Сентябрь был в самом разгаре, и Чангюн решил испечь пирог с яблоками и корицей, вспомнив про «осеннее настроение»

— Хён, обещай мне, что попробуешь прямо сейчас, — Чангюн скрестил руки на груди, облокачиваясь поясницей на кухонную столешницу, и надул губы.

— Как я могу тебе отказать… — пропел я, осторожно отрезая кусок всё ещё горячего пирога.

Чангюн затаил дыхание и задержал кончик языка в уголке рта, пока я откусывал кусочек.

— Ну… как оно? — глаза его моментально загорелись, и он поправил снова сползающие с него очки.

— Бесподобно… — простонал я, откусывая ещё один кусок. — У меня появился более чем достойный конкурент…

Чангюн почти подпрыгнул на месте и бросился ко мне на шею, целуя меня в испачканные яблочным повидлом и корицей губы.

— Ты прав, хён, это божественно вкусно, — проговорил Чангюн в мои губы, облизываясь. — И я сейчас не только о пироге…

Наши с Чангюном дни проходили довольно бодро. Каждый день что-то случалось, и это «что-то» я записывал в уголки своего сознания, называя тёплыми воспоминаниями. Моя жизнь стала определённо ярче. Иногда мне казалось, что «прозрел» именно я, а не Чангюн. Я сравнивал свою жизнь «до» и «после», понимая, что слеп был именно я. О той злополучной беседе с Хосоком в офисе я забыл — она казалась мне чем-то далёким и уже неважным.

В один из выходных дней я решил показать Чангюну настоящую осень, предложив сходить вместе на пикник. Чангюн воспринял мою идею более чем восторженно: в последние недели он часто проводил время на балконе, развалившись на диванчике и наблюдая за меняющими цвет листьями.

Научившись готовить, а точнее печь, Чангюн настоял на том, что некоторую еду для пикника он приготовит сам. Я не стал ему мешать, но иногда проходил мимо кухни и как бы невзначай заглядывал внутрь, чтобы убедиться, что всё было в порядке. Чангюн более чем справился с задачей, а я ему помог, чем смог — в основном не мешал ему (с его же просьбы, потому что он хотел приготовить всё сам), но всё же принял участие в готовке еды после его робкой просьбы.

— Гюн-а, надень обратно, — твёрдым голосом произнёс я, а Чангюн, стоящий перед зеркалом, вздрогнул.

Всё утро парнишка примерял какие-то шарфы, стащив их из моего шкафа, и то надевал, то снимал очки.

— Они здесь не смотрятся, — Чангюн капризно снял очки и, держа их двумя пальцами, выставил руку вперёд. — Сейчас осень, и мне неудобно…