Мы остановились слишком внезапно. Оба тяжело дышали, пытаясь перевести дыхания. Все улыбки вмиг исчезли от осознания момента. Чангюн лежал подо мной без одежды, раскрытый, запыхавшийся, а на его лице застыли эмоции смущения, волнения и шока. Я выглядел не менее шокированно, чем он. Я просто уставился на бронзово-медовое тело с редкими родинками, очертил взглядом выпирающие ключицы, тяжело вздымающуюся мальчишескую грудь, впалый живот… Когда я собирался посмотреть ниже, то тут же заставил себя перевести взгляд на лицо Чангюна.
— Х-хён… — по виду парнишки казалось, что он едва дышал. — Коснись меня, хён… Пожалуйста, коснись меня…
Кровь пульсировала в моих висках, а голова начала кружиться. Водоворот собственных ощущений затягивал меня в воронку, из которой я не мог выбраться, как бы отчаянно я ни пытался схватиться за реальность.
Падение в омут было оглушительным, и меня накрыло огромной ледяной волной. Мои губы прижались к шее Чангюна, улавливая дрожащую жилку, и я несильно прикусил её, от чего парнишка заскулил. Мои губы мазали по изгибу его шеи, а дрожащие как в лихорадке руки хватались за его талию, словно я пытался удержаться. Но разум окончательно покинул меня.
Чангюн всхлипнул, когда я обвёл губами его ключицу, и он запустил руки в мои волосы, пытаясь найти во мне опору. Я же, будто безумец, целовал бронзовое хрупкое тело, зализывал следы от собственных губ, не в силах остановиться. Парнишка запрокинул голову назад, чтобы гибкая шея изогнулась дугой, и я снова припал к ней губами.
Его тело вздрагивало каждый раз, когда мои губы касались нового участка его медовой кожи, а сам Чангюн уже откровенно тёрся об мой живот, сам того не замечая. Я коснулся впалого живота, сначала проводя по нему губами, а потом кончиком носа, наслаждаясь мягкостью податливого тела. Стоны Чангюна доносились откуда-то издалека. Я же был оглушён своими чувствами, обводя каждую выпирающую косточку на нетронутом теле.
— Хён… Хён… Ч-что это… Хён… — Чангюн пытался мне что-то сказать, но я наотрез отказался слушать его, касаясь своими губами низа его живота. Его кожа пахла слишком сладко, и я буквально пьянел от каждого касания губами его вздрагивающего тела. Я чувствовал, что сгорал, и никак не мог остановиться.
Чангюн заметался подо мной, сжимая мои волосы сильнее. Я снова приподнялся на руках, наклоняясь над ним и впиваясь в его покусанные губы. Парнишка замычал в поцелуй, тут же вцепляясь в мои напряжённые плечи. Он резко разорвал поцелуй, выгибаясь дугой, и я услышал громкий стон вперемешку с собачьим гавканьем.
— Хён, нет, — зашептал Чангюн мне на ухо, не желая отпускать. — Пожалуйста… Мне так стыдно…
Ужасный мохнатый пес уже откровенно топтался по моей спине и скулил. Я же чувствовал, как между нашими с Чангюном животами липко и мокро. Махнув рукой за спину, я согнал Кью, однако скулить он не перестал, а потом побежал к двери, подцепив зубами ошейник.
— Все хорошо, Гюн-а, все хорошо, — затараторил я, ничего не понимая. — Отпусти меня.
И вот когда я в буквальном смысле отклеился от него, то заметил белые потеки на собственном животе и на резинке штанов. Я бы не сказал, что мне было до тошноты противно, но одно дело, когда там твоя сперма, а вот когда чужая — совсем другое. Очевидно другое… Я даже не решился дотронуться, чтобы вытереться. Пальцы мои тряслись, словно при треморе.
— Хён, не молчи, — Чангюн закрыл лицо ладонями, и они тоже дрожали не меньше моих. — Не молчи, потому что ты пугаешь меня.
Что же, я сам себя пугал, но поспешил нагнуться, чтобы поцеловать его пальцы.
— Я сейчас, — бросил я, уже сваливаясь с кровати. — Подожди минутку.
Само собой, что я споткнулся об собаку, при чем дважды, и наступил на поводок, который этот поганец из-под меня выдернул. Я забежал в ванную, быстро включил воду и намочил полотенце, чтобы вытереться. На свое отражение смотреть мне было неловко. С чистым полотенцем я вернулся в комнату, не говоря ни слова обтер Чангюна и запахнул на нем халат. Парнишка тут же потащил на себя одеяло, чтобы укрыться.
— Что с Кью? Почему он плачет?
Поверить не мог, что сейчас его беспокоит именно пес, но, признаться честно, меня он тоже беспокоил.
— Понятия не имею, но он кусает поводок, — я обернулся на пса, а тот жалобно смотрел мне в глаза. Я сразу вспомнил, что собакам нельзя сладкое, и как этот пылесос подчищал стол, пока мы с Чангюном отлучились. — Наверное, живот болит. Мы сходим на улицу? Ты останешься один?
Чангюн кивнул, а на лице его снова появилась мною любимая улыбка.
На улицу мы буквально бежали, я даже начал сомневаться, я его выгуливаю или он меня. После нескольких кругов по скверу в сопровождении жалобного скуления и моего красного лица, мы наконец остановились. Кью развалился на земле, нашел место погрязнее и стал чесать спину. У меня уже даже не было сил ругаться на него, я сидел на лавочке, подпер подбородок кулаком и готов был упасть вместе с ним.
— Ну вот что это такое, а? — тихо спрашивал я у счастливого пса. Тот лишь крутился. — Не хочешь мне отвечать, да? Кто бы мне ответил, что это такое…
— Это собака.
Я вздрогнул от голоса, который донесся из-за моей спины. В нем не было упрека, скорее, была насмешка. Голос с хрипотцой, чуть пьяный. Когда я обернулся, то увидел неопрятного вида мужчину, шатающегося, но крепко держащего непочатую бутылку соджу.
— Собака? — переспросил я, глупо хлопая глазами и покосившись на Кью. — Да, спасибо, я знаю.
— Она не может говорить, — рассмеялся мужчина, обогнул скамейку и присел рядом со мной, чуть сгорбившись. — А жаль, да?
— Пожалуй, нет, — я снова покраснел, прекрасно представив, что пес сегодня видел. — Слава богу, что не может.
Мы оба молчали, но я не чувствовал неловкости, только усталость, передающуюся мне от незнакомого пьяницы. Кью сел между нами и положил голову мне на колено.
— Выпьешь? — мужчина протянул свою бутылку, и я неприлично долго задержался на ней взглядом. — Мне кажется, что тебе нужнее. Не каждый день встречаю того, кто разговаривает с собакой.
Черт знает, что на тот момент было у меня в голове, но я кивнул и протянул руку в ответ, а второй схватился за задний карман брюк.
— Пожалуй… Если можно, — и перед тем, как сорвать крышку, высыпал ему мелочь и несколько смятых банкнот на ладонь. — Надеюсь, этого хватит, я не ношу с собой наличные. Не хочу брать просто так… Я всего глоток сделаю…
Мужчина вздохнул, ссыпал предложенные мной деньги в свой карман и потрепал Кью между ушей.
— Тяжело тебе, да? — я понял, что обращается он ко мне, хоть и смотрел на собаку.
— Как сказать… — пригубив немного, я поморщился, сделал еще глоток и поставил бутылку на лавку.
— Ты не переживай за это, — мужчина хлопнул себя по карману, в который убрал мои деньги. — Это все мелочи. Тебе больше вернется.
— Да нет, вряд ли, я не настолько удачлив, — вздохнул я с улыбкой. — Даже если так, то это будут не мои деньги.
— Девушка?
— Парень…
— Тоже неплохо.
И только после того, как я понял, как это прозвучало, я рассмеялся. Мужчина смеялся вместе со мной, отпивая из своей бутылки, а пес аккомпанировал своим надоедливым лаем.
Домой я вернулся как будто целым. Уходил разбитым и напуганным, а вернулся с осознанием того, что же происходит на самом деле. В моей кровати спал парнишка, для которого все одновременно тяжело и легко, и он живет с этим, а я маюсь по всякой ерунде. И если уж нас свела судьба, если она давала мне призрачный шанс помочь ему, быть ему другом или любовником, то стоило ли мне от этого бегать?
Я тихо опустился на кровать, бережно, чтобы не разбудить, обхватил лежащего на ней Чангюна, обнимающего уголок одеяла. Разумеется, пришлось поджать ноги, потому что Кью не мог спать на полу. А в целом я был благодарен сегодняшнему дню и ночи тоже.
========== 6. Через тернии, провода… ==========
В небо, только б не мучиться…
…тучкой маленькой обернусь
