- Оставьте.

   Руки положили на место.

   Глаза Венькины были закрыты, но каждый и без того знал, что в них осталось последнее "прости" и "прощай", которые он посылал всем живым на этой грешной земле, а на его губах, как ни странно, застыла легкая виноватая улыбка. Видимо, в те считанные секунды, что еще оставались ему до удара о землю, он подумал о друзьях, о девушках, о родной стороне и о матери с отцом, которым он еще живыми губами успел сказать последнее "прощайте". Его лицо было все испещрено кровяными крапинами, будто кто направил на него струю из пульверизатора, заправленного алой краской, а глаза, когда его нашли на опушке леса, глядели в небо, словно он не хотел прощаться с ним, потому что оно всегда было для него мечтой его детства. И оно приняло его к себе, раскрыло объятия, он вдохнул его пьянящий аромат и поклялся, что будет верен ему до конца. Небо в ответ на это, в свою очередь, уверило его в вечной дружбе, обещая оберегать его жизнь. Но разве могло оно знать тогда, когда оба они скрепили свой нерушимый союз крепким дружеским рукопожатием, что навсегда потеряет своего смелого и верного рыцаря, которого погубит еще на земле рука человека? И вот теперь он, лежа неподвижно рядом с кустом полыхавшей молодой зеленью черемухи, в последний раз уже мертвыми, застывшими глазами глядел на своего верного друга и прощался с ним. А оно, его небо, в безутешной скорби глядя на него, не знало, как ему выразить свою печаль, как сделать так, чтобы все увидели его безмерное горе. И оно сделало невозможное для него, своего друга, который отдал ему жизнь. Оно с отчаянной мольбой обратилось ко всем ветрам, гуляющим высоко, в его безбрежных просторах, и они, выполняя его просьбу, пригнали невесть откуда взявшиеся тучи, которые пролились дождем на улыбающееся Венькино лицо. Правда, случилось это уже здесь, на аэродроме, когда Венькины глаза были уже закрыты.

   Так они простились навсегда. Он с ним - там, на поляне, лежа без движения на земле, а оно с ним - здесь, на аэродроме, у самолета. И этот короткий, никем не ожидаемый, внезапно пролившийся дождь был не чем иным, как слезами, которыми провожал Веньку в последний путь его самый близкий друг - голубое небо.

   Веньку похоронили в этот же день на краю аэродрома. Почва была песчаной, кустарник и сосны стояли кругом, но другого, лучшего места не нашлось, и мы вырыли ему могилу здесь. Работать пришлось долго: песок без конца осыпался и для того, чтобы получилась яма, приходилось копать еще и еще, делая могилу все шире.

   Наконец огромных размеров яма была вырыта. Мы в последний раз окружили гроб и простились с Венькой. На его лице так и осталась виноватая улыбка, точно он извинялся за то, что ушел из жизни, не простившись с нами, а на его руках чернели все те же немецкие перчатки. Видимо, новый хозяин настолько им полюбился, что они не захотели оставлять его и пожелали лечь в могилу вместе с ним. Они сделали свое дело, им незачем было больше жить.

   Заколотив крышку, мы опустили гроб и стали засыпать его песком. Уже начинало темнеть, когда мы закончили свою печальную работу. Потом постояли с минуту над свежей Венькиной могилой с воткнутым в нее старым пропеллером.

   Тишину прорезал треск автоматных очередей и сухие пистолетные выстрелы. И тут, едва мы повернули назад, один из нас внезапно остановился и, расстегнув кобуру, вытащил ТТ.

   - А теперь, братцы, пойдем и расстреляем ту тварь, что укладывала Венькин парашют! Василий, за мной, отомстим за твоего друга, за нашего Веньку! Она ж, падаль, мизинца на его руке не стоит!

   Я с готовностью вытащил пистолет, моему примеру последовали другие. Преисполненные злобы, мы готовы были тотчас же вершить праведный суд, забыв в своем гневе о том, что с нами находится комполка. Нас пригвоздил к месту громкий голос Егорова:

   - Отставить! Запрещаю самовольничать! Капитан, уберите свой ТТ, незачем устраивать самосуд. Наказанием виновных займутся соответствующие органы.

   Мишка, который приглашал меня совершить справедливую месть, резко остановился:

   - А вы уверены, что до них дойдет этот случай?

   - Я напишу куда следует.

   - Вот как! Может, вы сами пошлете рапорт Осипенко о том, чтобы он самолично сорвал ваши погоны, потому что в вашем полку летчики умирают еще на земле, не успев подняться в воздух?

   - Капитан Зеленкин, вы забываетесь!

   - Нет, майор, я уж выскажу все, что думаю. Говорите, напишете куда следует? А Венькиной матери вы тоже напишете потом, что ее сын погиб смертью храбрых в неравном бою? Молчите, потому что так и будет. Ну, а совесть, майор, что будет грызть нас всех до конца дней наших? Как быть с этим? Как смотреть его матери в глаза, коли доведется ее повстречать? Рассказать ей, как поругали убийцу ее сына, а потом погладили по головке и отпустили восвояси?

   Мы все глухо зароптали, сознавая правоту слов капитана и последующую низость собственного поведения, если мы тотчас не накажем виновницу смерти Веньки.

   - Кто следующий, майор? - весь во власти гнева продолжал Мишка Зеленкин. - Кого теперь ожидает Венькина участь, кто на очереди прыгать со связанными стропами?! Быть может, ты сам? Об этом ты подумал?

   Егоров побагровел:

   - Капитан Зеленкин, что за тон вы себе позволяете! Под арест захотели за нарушение субординации?

   Лицо у Мишки вспыхнуло, и он, не убирая пистолета, медленно двинулся на Егорова. Тот побледнел, сделал шаг назад и положил руку на кобуру своего ТТ.

   - Меня? Под арест?! - весь затрясся Зеленкин, буравя комполка карими глазами. - Меня, боевого летчика, сбившего двадцать шесть вражеских самолетов, Героя Советского Союза, прошедшего с боями от Волги до Вислы - меня под арест?!.. Ну, майор!..

   Егоров понял, что перегнул палку. Он был один, с капитаном были мы все. Одному ему с нами не справиться. Стоило нам написать Осипенко - и за дело возьмется военный трибунал, который сразу же найдет виновных. Полетят не только погоны, но и головы. Необходимо было немедленно уладить конфликт. И он принял верное решение, иначе не был бы командиром, и мы перестали бы его уважать.

   - Довольно, капитан, - уже мягче проговорил комполка, - ни к чему трепать друг другу нервы, они и так у нас у всех на взводе. Ты вспылил, я тоже, забудем об этом. - Он обвел нас глазами: - Понимаю, как вам больно, ребята мои, но и мне нелегко, поверьте. Потерять такого парня!.. А ведь это могло случиться с любым из нас, с тобой, Москалев, ведь должен был лететь ты... Все слышали, как я обещал Панкову разобраться с этой сукой после похорон? Вот и отлично, а теперь идем туда! Я свое слово сдержу, а завтра же напишу. Эта девка ответит за смерть нашего товарища!