Она замолчала. Потом достала из бокового кармана пиджака карандаш, извлекла оттуда же помятый листок бумаги, записала что-то на нем и протянула мне:

   - Позвони, Василий, если решишь, что простил меня... А я теперь избавилась от груза, и ничто мне не мешает уже... - внезапно добавила она.

   И повернулась, собираясь уходить. Внучка взяла ее за руку. Так они медленно и пошли прочь.

   Неожиданно она остановилась и оглянулась.

   Я все еще стоял на месте, глядя им вслед с таким видом, будто потерял что-то важное и не знаю, где искать.

   - А Панкова-то расстреляли, слышал, может быть?

   - Да ну! - не поверил я своим ушам. - Кто же и за что?

   - Свои же, - неловко улыбнулась она и добавила немного погодя: - Значит, было за что.

   Это были последние слова, которые я от нее услышал. Когда я позвонил ей через месяц, внучка ответила мне, что бабушка умерла сразу же после Дня Победы. Я назвал ей себя и спросил, не велела ли бабушка что-нибудь мне передать.

   - Велела, - ответила мне в трубку внучка. - Она сказала: "Внученька, передай дедушке Василию, если он позвонит, что я благодарна ему за то, что наконец-то нашла в его лице своего исповедника. Пусть он мне простит..."

   Когда кончилась война и наш полк был расформирован, мы с летчиками из нашей эскадрильи написали письмо в Польшу с просьбой ответить, остался ли еще тот аэродром под Грауденцем, на котором мы базировались, и что сталось с той могилой, в которой был похоронен наш товарищ. Польские друзья ответили, что они нашли эту могилу и перезахоронили гроб с телом летчика на городском кладбище Грауденца, недалеко от того места, где базировался наш полк. Там и упокоился навсегда Венька Заботин, этот славный человек, герой этой страшной войны, любимец нашей эскадрильи, не доживший всего полтора месяца до победы.

   А о Зиночке никто никогда больше не слышал. Конечно, ее тяжкий проступок - чистая случайность и был вызван всего лишь преступной забывчивостью. Мы все понимали, что случай этот непреднамеренный, и, тем не менее, простить ей не смогли. И сейчас, на склоне лет, когда мы, ветераны, уже готовы предстать перед Богом и дать ему отчет о пройденном каждым из нас жизненном пути, я хотел бы спросить у этой женщины: мучили ли ее угрызения совести за содеянное ею? Часто ли вспоминала она день 20 марта 1945 года, когда по ее вине погиб замечательный летчик? Знала ли, что все эти годы над ней висело наше проклятие, и мы называли ее убийцей?

   Кому ведомо?..