Что ж, видимо, пора браться за него по-настоящему.
– Послушайте, Хамфри, мне вполне понятна ваша обязанность соблюдать лояльность к своим коллегам по госслужбе, но ведь вы должны быть еще более лояльным по отношению к Кабинету и его политике.
– Согласен, – неожиданно легко согласился он.
Его ответ, честно говоря, привел меня в некоторое замешательство.
– Вы что, согласны?
– Да, согласен.
Нет-нет, тут что-то не так.
– Вы хотите сказать, что со мной согласны?
– Да, согласен, – твердо сказал он.
Не будучи полностью уверен в том, что Хамфри не хочет запутать меня какой-то непонятной мне игрой слов, я попытался точно выяснить, что конкретно он имеет в виду.
– Скажите, с кем именно вы согласны?
– Как с кем? С вами, господин премьер-министр.
Но мне этого было мало. Я хотел быть абсолютно уверен.
– Это точно? Не с сэром Фрэнком?
– Нет, – не задумываясь, ответил он.
– Значит… значит, вы вообще не собираетесь со мной спорить? – подытожил я.
Он пожал плечами.
– Конечно же нет. – И добавил: – На случай, если я не совсем ясно выразился, господин премьер-министр, позвольте повторить это еще раз. Я согласен с вами.
Чуть не онемев от искреннего изумления, я попросил его высказать свое мнение о предмете нашего обсуждения, то есть о предложении повысить заработную плату госслужащим.
Его пространный ответ не заставил себя ждать и прозвучал приблизительно следующим образом.
– Само по себе, оно не является чрезмерным, господин премьер-министр, однако, на фоне серьезных финансовых затруднений более общего плана осуществлять его на практике было бы и не разумным, и не соответствующим национальным интересам Британии. Мне не хотелось бы критиковать своих коллег, но, по-моему, сэру Фрэнку, который, без сомнения, исходил из самых лучших побуждений, следовало бы поставить интересы страны выше более узких клановых интересов госаппарата. Их требование о повышении собственной заработной платы вызывает самые серьезные вопросы.
Забавно – он употребил ту же самую фразу! Я сказал ему, что тоже приготовил несколько серьезных вопросов. И передал ему перечень Дороти.
Он быстро пробежал перечень глазами.
– Хорошие вопросы, господин премьер-министр. Интересно, откуда они у вас?
– Откуда? – несколько озадаченно переспросил я. – Ну… просто сами пришли в голову…
Он снова бросил взгляд на листок.
– Да, очень хорошие вопросы. Поскольку именно так я… то есть мы с Дороти, и думали, я спросил Хамфри, что нам с этими очень хорошими вопросами теперь делать.
– Что делать? – удивленно повторил он. – Задавать.
Вообще-то мне казалось, в каком-то смысле я уже задаю их, однако ему казалось, что задавать эти вопросы следует не ему, а сэру Фрэнку.
– Думаю, вам следует пригласить его сюда и обсудить их, – посоветовал он. – У него должны быть на них ответы. Да, конечно же, они у него есть. В конце концов, это его работа.
А ведь он прав. Я попросил его связаться с Бернардом, чтобы тот, как можно быстрее, пригласил ко мне сэра Фрэнка. А Хамфри я поблагодарил за объективность и, главное, беспристрастность, проявленную им в данном вопросе. Ведь ни для кого не секрет, что если это предложение пройдет, то секретарь Кабинета тоже получит добавку. Причем, похоже, совсем немалую…
Хамфри поблагодарил меня, но тут же заметил, что для него самая большая награда – это осознание полезности своего служения обществу. Уверен, он говорил чистую правду. Поскольку то же самое, безусловно, является высшей наградой и для меня.
Когда за ним закрылась дверь, я пригласил к себе Бернарда и попросил объяснить мне, как, интересно, госслужащие могут бороться за условия коллективных соглашений, одним из важнейших вопросов которых является заработная плата, если все они члены одного и того же профсоюза. Вести переговоры с самими собой?
Его ответ был вполне предсказуем. Он тут же сказал, что с этим не бывает никаких проблем, поскольку на них две шляпы.
– Все это, конечно, хорошо, – сказал я. – Ну а как быть в случае забастовки?
– Да, определенные неудобства, конечно же, здесь есть, – согласился Бернард. – Но секретарь нашего профсоюза является членом Совета профсоюзов государственной службы, который, например, готовил прошлую забастовку… и одновременно принимал должные меры по срыву таковой.
Я поинтересовался, чем все это закончилось. По словам Бернарда, ему все удалось наилучшим образом.
Интересно, каким это образом?
– Ему, очевидно, были известны планы другой стороны, – сказал я.
– Какой другой стороны? – удивленно спросил Бернард.
– Обеих других сторон, – как мне показалось, вполне логично ответил я. – Той стороны, на стороне которой он не был в тот момент, когда он был на стороне той, другой, стороны.
Моему главному личному секретарю это не показалось проблемой.
– Да, но он никогда не раскрывал планов другой стороны.
– Кому? – растерянно спросил я.
– Своей собственной стороне.
– Какой собственной стороне?
– Той стороне, на стороне которой он был в тот момент, когда не был на стороне другой стороны, – терпеливо объяснил Бернард
Я честно попытался нащупать здесь хоть какую-то логику.
– Да, но даже если он никогда не раскрывал планы другой стороны своей собственной стороне, он всегда точно знал планы другой стороны, хотя бы потому, что был также и на той, другой, стороне!
Бернард на секунду задумался. Затем уверенно констатировал:
– Значит, он никогда не раскрывал самому себе то, что уже и без того знал.
– Неужели такое возможно?
– Вполне, господин премьер-министр, – невозмутимо пояснил мне мой главный личный секретарь. – Просто он являл собой образец благоразумия, только и всего.
Лично для меня он, скорее, являлся образцом институциональной шизофрении. Впрочем, оставался еще один принципиально важный вопрос, на который надо было обязательно получить членораздельный ответ.
– Бернард, когда возникает естественный конфликт интересов, на чьей стороне выступает государственный аппарат?
– На той, которая побеждает, господин премьер-министр, – не задумываясь ответил он. И одарил меня улыбкой победителя.
(Обстоятельства, вынудившие сэра Хамфри выступить против предложения сэра Фрэнка о немедленном повышении заработной платы государственным служащим, поставили его в сложное положение. Если вначале он мог себе позволить выглядеть перед ИМ достаточно уверенно, то теперь, когда ПМ уже помогли найти несколько ключевых вопросов, и данные предложения были фактически обречены, лучше всего было явным образом дистанцироваться от них. Однако необходимо было найти способ спасти эти предложения от провала – частично потому, что это укрепило бы его положение в глазах коллег по госслужбе, а частично потому, что ему самому лишние деньги не помешают. Причем сделать это надо так, чтобы в целом еще и восстановить свое влияние на ПМ.
Соответственно, он решил посоветоваться со своим знаменитым предшественником сэром Арнольдом Робинсоном. Одним из многочисленных постов, которые сэр Арнольд согласился принять после своей отставки, стало президентство в движении «За свободу информации». Как ни странно, но сэр Арнольд не сообщил об описанных выше событиях ни прессе, ни даже своим коллегам по движению. Более того, его личные записи увидели свет только относительно недавно, когда в соответствии с его завещанием эти записи были извлечены из специального сейфа банка. Ровно через тридцать лет после его смерти. – Ред.)
«Мы встретились за обедом в клубе „Атенеум“. Хамфри был заметно обеспокоен тем, что не смог должным образом поддержать предложения Фрэнка. Огорчительно, конечно, но ведь вряд ли стоит поддерживать предложения, которые явно обречены на провал.
Эта весьма энергичная женщина Дороти Уэйнрайт подготовила для Хэкера перечень убийственных вопросов плюс предложение, чтобы политики перестали позволять нам самим решать вопросы о нашей собственной оплате, передав их в ведение специального комитета парламента. Чудовищное извращение действительности! Следующим шагом была бы попытка политиков заменить собой государственных служащих. Якобы на основании их некомпетентности, что могло стать своего рода началом конца.
Да, некоторые государственные служащие, без сомнения, некомпетентны, однако не настолько, чтобы политики смогли это заметить. Куда лучше было бы наоборот – чтобы госслужащие заменили политиков по причине их некомпетентности, хотя такое, к сожалению, невозможно, поскольку в результате Палата общин окажется без депутатов, а страна без Кабинета, что будет означать конец демократии и начало ответственного правительства.
Судя по всему, Фрэнк предложил вполне приемлемую формулу – сравнительную шкалу зарплат в промышленности. Однако требуемое им повышение составляет ни много ни мало, а целых 43 %. Я посоветовал им сделать следующее:
1. Поскольку практически все государственные служащие работают в Лондоне, необходимо значительно повысить так называемые „столичные доплаты“, которые считаются расходами и, следовательно, не учитываются в процентных расчетах.
2. Ввести специальное выпускное пособие для тех, кому присвоены классы первой и второй степеней.
3. Удвоить размер выплат за безупречную службу, которые получают все без исключения. Таковые считаются бонусами и, следовательно, не являются повышениями заработной платы.
4. Пункты 1–3 снижают размер повышения зарплаты до 18 % для высших категорий. Далее: таковые следует исчислять с 1973 г., который был высшей точкой процентных повышений (не доходов – Ред.), до окончания периода требуемых повышений, а не до его начала.
Практическое применение всех вышеуказанных четырех предложений снизит процентное повышение где-то до 6 %. Что, на мой взгляд, по-прежнему слишком много. Поэтому единственным выходом остается формальное сокращение численности самого госаппарата, в результате чего существенное повышение зарплаты на индивидуальном уровне приведет к снижению таковой в общем выражении.
Вся проблема в том, что реальные сокращения государственной службы будут означать фактический конец цивилизации. Во всяком случае, в нашем понимании мира. Впрочем, разумный ответ напрашивается сам собой: надо перестать называть некоторые категории служащих „государственными служащими“, только и всего.
Например: стоит только превратить все музеи в независимые тресты или фонды, и тогда весь их персонал автоматически перестает считаться служащими госаппарата. Все они останутся теми же самыми людьми, выполняющими ту же самую работу, оплачиваемую теми же самыми государственными грантами. Но поскольку гранты, равно как пособия или бонусы, не учитываются в зарплатной статистике, это будет выглядеть как сокращение, причем серьезное сокращение. Если, конечно, никому не придет в голову вникнуть в этот вопрос более детально.[27]
Остается всего лишь одна проблема – создать необходимое количество таких фондов или трестов. Впрочем, делать это совсем не обязательно. Достаточно не более чем запланировать их на ближайшие два года, чтобы они были отражены в соответствующей статистике. И если они по той или иной причине так и не будут созданы, винить в этом потом будет фактически некого.
Эплби чуть не захлебнулся в выражениях благодарности. На что я скромно ответил, что всегда рад оказать дружескую помощь. (Особенно, как мы не без оснований подозреваем, учитывая приближение дня раздачи наград по поводу годовщины рождения Ее Величества королевы. Так уже в июне сэр Арнольд стал кавалером ордена Бани.[28] – Ред.)
Я также предложил обсудить этот вопрос и с Фрэнком Гордоном в казначействе, однако Хамфри был категорически против. Похоже, у Фрэнка сейчас слишком много проблем, но он почему-то ничего мне о них не говорил. (Скорее всего потому, что сэр Фрэнк сам о них еще ничего не знал. – Ред.)
В заключение я посоветовал Эплби провести еще одну важную реформу.
Члены парламента, как правило, весьма предвзято относятся к вопросам заработной платы государственных служащих, поэтому любые попытки провести предложения о ее повышении через палату общин встречают ожесточенное сопротивление депутатов. Однако если связать их собственные зарплаты с зарплатами госслужащих соответствующих рангов, то тогда каждый раз, когда они голосуют за очередное повышение зарплаты госслужбе, они автоматически голосуют за повышение своей собственной заработной платы. Аналогичным образом можно связать так же и индексирование их пенсий, что избавило бы нас от многих неприятных моментов.
Этого не делалось, когда я был секретарем Кабинета, потому что предшественник Хэкера опасался слишком частых инфляционных повышений государственных расходов. Я искренне надеюсь, что члены парламента не будут столь эгоистичны, и хотя политики всегда отличались неуемной жадностью, мы, государственная служба, должны стать выше этого и не судить всех по нашим собственным стандартам».
