– То есть у стран Британского Содружества, – неизвестно для чего напомнил мне секретарь Кабинета.

– Мы официально выдвинем предложение исключить Британию из членов Содружества, и тогда наш президент будет просто вынужден отменить государственный визит Ее Величества, запланированный на середину следующего месяца. После чего Буранда немедленно распродаст все имеющиеся в ее распоряжении ценные бумаги британского правительства.

Я повернулся к Хамфри и прошептал:

– Это может вызвать падение фунта?

Он мрачно кивнул и снова повернулся к Верховному комиссару.

– Что-нибудь еще?

– А что, разве этого недостаточно? – раздраженно воскликнул я. Но поскольку времени выяснять отношения у меня больше не было, то пришлось искренне поблагодарить бурандийского дипломата за столь свое временный визит и пообещать уделить его словам самое большое внимание.

После того, как он вышел, я, не скрывая своего возмущения, обратился к Хамфри, которого жестом попросил задержаться.

– Как вы смели поставить меня в такое положение?

– Это не я, господин премьер-министр, это Буранда, – упрямо возразил он. – Кроме того, имеется еще одна весомая причина, по которой лучше не открывать банку с тараканами. Это клуб Содружества!

Его слова вызвали у меня еще большую ярость.

– Президент Буранды мошенник, и в клубе нашего Содружества ему нечего делать! Его надо срочно забаллотировать!

– Но он ведь уже забаллотирован, разве нет? – с улыбкой заметил Бернард. И почувствовав, что я готов его придушить, тут же торопливо добавил: – Простите.

Большего чувства гнева мне еще никогда не приходилось испытывать.

– Послушайте, Хамфри, к чему вы клоните! Никак не могу понять! И почему, кстати, вам так хочется, чтобы я закрыл глаза на безобразия, творящиеся в Сити? В чем, скажите, тут ваш личный интерес?

Его ответ прозвучал как нечто среднее между абсолютным отчаянием и подкупающей искренностью.

– Ни в чем, господин премьер-министр. Абсолютно ни в чем, уверяю вас. У меня нет и не может быть никаких личных мотивов. Я просто пытаюсь спасти вас от самого себя, только и всего. Поверьте, я на вашей стороне.

– Но почему мы должны этому верить? – скептически заметила Дороти, которая этому совершенно не верила.

– Потому что на этот раз все именно так и обстоит! – с неожиданной для него страстностью воскликнул секретарь Кабинета. Мы вопросительно переглянулись. – То есть, на этот раз я особенно на вашей стороне!

Моему терпению наступил конец. Так или иначе, но мне все равно надо пообещать своим партийным коллегам хоть что-нибудь действительно хорошее. А в голову ничего, кроме объявления о назначении сельского проповедника председателем Английского банка, как назло, не приходило…

– Господин премьер-министр, а что если объявить о снижении процентных ставок? – неожиданно предложил Хамфри.

Я чуть было не потребовал, чтобы он не валял дурака, как вдруг по выражению его лица увидел, что у него на самом деле имеется какое-то реальное предложение. И даже догадался, какое, но… но не понимал, как его можно было бы практически реализовать.

– Джеймсон никогда не согласится на снижение процентных ставок по политическим причинам.

– Зато согласится Десмонд Глейзбрук, – чуть улыбнувшись, сказал Хамфри. – Сделайте управляющим Английским банком его, и уже завтра утром он заметно понизит процентные ставки банка «Бартлетс». Кстати, можете смело сообщать об этом в своем выступлении.

– Откуда такая уверенность?

– От него самого. Он тоже здесь, и теперь его согласие целиком и полностью зависит от вас и только от вас, господин премьер-министр.

Я буквально разрывался на части, искренне не понимая, что было бы более правильным. (Наоборот, Хэкер прекрасно понимал – самым правильным для страны было бы назначить Джеймсона. Скорее всего, он имел в виду, что назначение Глейзбрука было бы правильным для него самого или для его партии. В своей практической деятельности политики, нередко вполне искренне, руководствуются заблуждением: если это правильно лично для меня, значит, это правильно и для моей страны. – Ред.) Ведь сэр Десмонд редкостный дурак! Изъясняется одними только клише. Причем может говорить ими до второго пришествия…

Явное неодобрение на лице моего главного политического советника можно было заметить невооруженным взглядом. Направленное, естественно, против секретаря Кабинета.

– Судя по всему, готовите тепленькие местечки для своих парней? – обвиняющим тоном заметила она.

Видимо, не в состоянии отрицать очевидное, Хамфри только пожал плечами. Хотя не преминул отметить, что объявление о снижении процентных ставок наверняка значительно повысит шансы на успех моего выступления.

– А разве снижение процентных ставок не ведет к повышению цен? – удивленно подняв брови, поинтересовалась Дороти.

Конечно же, ведет, она права, хотя сейчас, честно говоря, меня это волновало куда меньше, чем долгая, продолжительная инфляция. (Полагаем, Хэкер хотел сказать «овация», однако после некоторого размышления мы решили все-таки не исправлять эту очевидную и, вместе с тем, на наш взгляд, весьма показательную оговорку. – Ред.)

– Значит, вы не хотите, чтобы во главе Сити стоял честный человек, – не скрывая разочарования, заявила Дороти.

Но подобное обвинение совершенно неверно! Строго говоря, Десмонда Глейзбрука нельзя считать не честным человеком. Иногда ему просто не хватает сообразительности понять, когда он поступает честно, а когда не совсем, только и всего. Поэтому, прежде чем выйти на сцену, чтобы произнести свою речь, мне оставалось назидательно заявить, что без доброй воли со стороны лондонского Сити правительство не должно и не может нормально работать на благо своей страны. Разве нет?

– Да, господин премьер-министр, – с готовностью согласился секретарь Кабинета.

– Соответственно, было бы крайне неразумно причинять им ненужные огорчения, разве нет?

– Конечно же неразумно, господин премьер-министр.

– Дороти, – решительно подытожил я. – Срочно внесите в текст моего выступления параграф о снижении процентных ставок. Хамфри, немедленно пригласите сюда сэра Десмонда.

– Да, господин премьер-министр, – хором ответили они, и уже через две минуты Глейзбрук официально получил новое назначение. Меня вовсю показывали по телевидению, и делегаты приветствовали мое заявление бурными продолжительными аплодисментами. Которые длились шесть с половиной минут…

Наглядное доказательство того, что я в очередной раз принял правильное решение!

Сегодня утром меня ожидало очередное телеинтервью. К которому я, честно говоря, не очень-то и стремился. Они, как всегда, хотели порасспросить меня о том, что плохого произошло за последнее время, поскольку другое их никогда не интересует. К тому же темой сегодняшнего «допроса» являлись ставшие перманентными провалы в системе местного самоуправления – область, где и сам глава правительства практически ничего не в состоянии сделать!

– В Уайт-холле и даже в парламенте чуть ли не каждый, независимо от партийной принадлежности, согласен с тем, что большинство наших местных советов управляются кучкой коррумпированных самодуров, которые считают себя умнее других, – сказал я, обращаясь к Бернарду.

Мой главный личный секретарь ничего не возразил. Только сухо заметил, что такой самодур может быть всего лишь менее умным, чем другие. Но хотя он ненавидит высказываться по любому вопросу, который представляется ему даже отдаленно противоречивым, на этот раз я настоятельно попросил его отойти от этого правила и поделиться своим мнением.

– Они являются демократически избранными представителями, – осторожно произнес он.

– Все зависит от того, как определять демократию, – поправил я его. – В местных выборах принимает участие не более двадцати пяти процентов избирателей. Сами выборы при этом обычно рассматривают прежде всего как опросы о популярности политических лидеров в Вестминстере.