Надзирательница поднесла мне наполовину полный стакан, и я с благодарностью ей кивнул.

— Спасибо. Спасибо, что успели.

Она рассеянно отмахнулась. Было заметно, что Софья испугалась не на шутку. Ну еще бы! В ее дежурство происходит такая хренотень! Княжеского внука едва не закололи, да еще и предварительно усыпили весь этаж. Ох, чую, шухер сейчас будет до небес… И Софье прилетит в первую очередь.

И зря. Я был уверен, что она ни при чем. Во-первых, едва ее растолкал. Во-вторых, явно имела место темная магия. А Софью, обладай она Темным даром, и близко бы не подпустили к острову.

— Тимофей Викторович, — представился мужчина, пока я жадно хлебал воду. — Лекарь этой богадельни.

— Высокого же вы мнения о месте службы.

— Я не о форме, а о содержании, — отрезал лекарь и повернулся к надзирательнице. — Софья Павловна, вы же еще не ели с вечера?

— Н-нет…

— Тогда прошу вас зайти в медпункт и сдать кровь. Уверяю, мы с господином Оболенским пока без вас справимся. Жизни вашего воспитанника ничто не угрожает, так что идите с богом. У вас, сдается мне, полно дел в свете последних обстоятельств…

Софья тряхнула головой, и растрепанная золотистая коса свесилась с ее плеча.

— Да, разумеется. Благодарю, Тимофей Викторович. — Она уставилась на меня. — Оболенский, я зайду к вам позже.

Я кивнул.

— Конечно.

Едва надзирательница скрылась за дверью, лекарь вытащил из моих пальцев пустой стакан и поставил на тумбу. А затем развернулся ко мне и уселся прямо на кровать.

— А теперь, юноша, просветите меня, почему я нашел в ваших внутренностях сажу.

— Прошу прощения? — опешил я. — Сажу? Прямо… внутри?

— Именно.

Чего?! Какая еще, блин, сажа?

— Боюсь, мне нечем вас порадовать, — тихо отозвался я. — Потому что я понятия не имею. Помню только, что, когда очнулся, кашлял чем-то черным. Но там было некогда рассматривать…

— Это понятно, — кивнул лекарь. — Прежде чем я задам вам остальные вопросы, позвольте мне кое-что прояснить, Владимир Андреевич. В данный момент вы находитесь в Лазарете. Это единственное место на острове, где царь и бог я, а не директор Академии.

— Что логично, — улыбнулся я. — От вас же жизни зависят.

— И поскольку это мое маленькое королевство, то и правила здесь устанавливаю я. А я, Владимир Андреевич, руководствуюсь не уставом этого макета тюрьмы, а Факультетским обещанием, которое произнес в день получения диплома.

— Врачебной клятвой?

— Да, Владимир Андреевич. Она — мой первый закон. Я пообещал во всякое время помогать, по лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим, свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреблять во зло оказываемого мне доверия. Иными словами, в этих стенах вы под моей защитой. Я не знаю, кто нанес вам эти раны, но…

Кажется, я понял, на что намекал лекарь. Видимо, он тоже предположил о вмешательстве Темного дара. А раз так, решил сперва меня расспросить. И хотел, чтобы я ему доверился.

А мне уже никому не хотелось доверять на этом острове…

— Только вот незадача, Тимофей Викторович, — кисло улыбнулся я. — Коллега ваша из медпункта предупреждала, что в карту будут заноситься все медицинские процедуры и результаты анализов. А карту эту могут потом куда-нибудь передать…

— Оболенский, вы дурак или им прикидываетесь? — терял терпение лекарь. — Я вам русским по белому говорю, что вы изнутри черны. И неужели вы полагали, что во время оперативного вмешательства я не замечу печать Тьмы на вашем теле?

Ну да, здесь крыть было нечем.

— Это татуировка. Набил по глупости.

Лекарь взглянул на меня как на имбецила.

— Оболенский, ну вы из меня-то уж дурака не делайте, — устало сказал он и снял очки. — Я, по-вашему, не смогу отличить Печать от наколки? Ладно медсестричка — ее вы может и умудрились обвести вокруг пальца. Но меня этими дешевыми отговорками не оскорбляйте. Я же вашу шкуру спасти пытаюсь. И мне сперва нужно понять, почему у вас нутро почернело.

— А есть разные варианты?

— Когда в дело вмешивается Тьма, вариантов всегда множество. Тьма — она же… Она принимает разные формы. Это ведь просто сила. Сила, помноженная на волю ее обладателя. А воля бывает разной. Вот я и думаю, а не прокляли ли вас.

Я остервенело замотал головой, но, кажется, сделал только хуже. Башка закружилась, и мне пришлось упасть на подушку.

— Вы о моем недуге знаете. Ну, про память, — тихо ответил я. — Так что мне надо все объяснять как дитю неразумному.

— Вы и есть дитя неразумное, Владимир Андреевич, как это ни прискорбно. Когда у вас появилась печать?

Я помедлил, пытаясь решить, рассказывать ли лекарю о Темном ритуале, который вытащил меня с того света на этот. Да, мать явно сделала это втихую — ни дед, ни отец не знали. Значит, и Темная мать Друзилла наверняка не оставила никаких записей в своих реестрах. Они же там вроде все манипуляции с Тьмой должны записывать…

— Несколько дней назад. После аварии, — наконец ответил я.

Ладно, рискну. Почему-то этот дядька казался мне достойным доверия. Может потому что из всех на этом острове выглядел наиболее человечным. Врачи — они во всех мирах врачи. А этот еще и аристократ. Для него клятва должна многое значить.

— Знаете, при каких обстоятельствах?

— Да. Я умирал, даже лекари были бессильны. Меня вернули к жизни посредством некого темного ритуала. Деталей не знаю. После этого появилась печать.

Лекарь помрачнел.

— Значит, вы обрели связь с Тьмой. Пусть самую слабую, но раз печать проявилась, вы отмечены.

— Это я знаю, — отозвался я. — Лучше послушайте, что было ночью.

Я рассказал ему про странный паралич, про окутанного тьмой убийцу и почти беспробудный сон всего этажа. Упомянул о том, как жгла печать, как удалось сбросить оцепенение. О попытке схватить супостата и том, что было после. И чем больше я говорил, тем мрачнее становилось лицо лекаря.

— Вы знаете, что это было? — спросил я, закончив рассказ. — Понимаю, не ваш профиль, но вы сам хотели знать. Так у вас есть хоть каике-то предположения о том, с чем мне пришлось столкнуться?

Тимофей Викторович кивнул.

— Боюсь, не предположения, — ответил он, убрав очки в кармашек халата. — Утверждения, Владимир Андреевич. Первое — вас прокляли. Судя по тому, как расползалась чернота по вашим органам, случилось это не вчера. Кто-то раньше позаботился.

Миленько…

— Значит, проклятия имеют силу…

— Еще какую! Зависит от силы того, кто проклинал. Ну и сами проклятия тоже бывают разными. Судя по тому, что я обнаружил у вас — это было проклятье на смерть.

Я снова сел на кровати и подтянул ноги к себе.

— Проклятие все еще действует?

— Да. Пока его не снимут. Хорошая новость — это решаемо. В Темном Ордене есть мастера. Так что в какой-то мере можно даже поблагодарить вашего нападавшего. Кабы не он, чернота продолжала бы пожирать вас изнутри, а вы бы ни сном ни духом… На то и расчет: когда проявляются внешние признаки, обычно уже поздно что-либо предпринимать.

Вот оно че, Михалыч… Ну спасибо тебе, добрый человек с заточкой!

— Но это же не все, да? — я поднял глаза на лекаря.

— Увы, нет. Второе утверждение — на острове находится незарегистрированный и очень сильный носитель Темного дара. И вычислить его своими силами будет очень непросто.

Я поежился от неприятного предчувствия. Вообще все это попахивало грандиозным скандалом петербургского масштаба. А то и круче.

Пусть в своей семье Володя Оболенский был паршивой овцой, но дед-князь точно всех мехом внутрь вывернет, если узнает о покушении на внука. Дело даже не столько в том, что он мной дорожил как отпрыском рода — это был вопрос репутации.

Никто, а уж тем более влиятельный род, не станет сидеть сложа руки в таких обстоятельствах и поставит весь этот остров на уши. Бездействие приравняют к слабости. А слабость проявлять нельзя — сожрут.