— Командир, это команда по борьбе за живучесть, — ожила рация.

— Командир на связи. Что случилось? — Акено подскочила, сбрасывая с себя пелену тяжёлых мыслей.

— У нас бомба в носовом артпогребе.

— Мы тут и сами справимся, всё в порядке, — заверила Микан, заметив колебания командира.

Мисаки кивнула ей и направилась к выходу. На полпути остановилась и подобрала носилки, на которых на камбуз и принесли Каваду.

— Скоро буду. Посмотрите, можно ли её обезвредить, а я найду ещё пару человек, чтобы вынести её.

Пара человек нашлась среди механиков, которые в бою не участвовали и не пострадали. Увидев усталое, осунувшееся и откровенно кислое лицо командира, они не стали ничего переспрашивать и уточнять, а отобрали носилки и пошли впереди неё.

В носовом артпогребе, где было решено включить обычное освещение, новоприбывшие потеснили команду по борьбе за живучесть. Бомба была относительно небольшая, но выглядела угрожающе. Весила она килограммов пятьдесят, но артпогребу, а следовательно и кораблю этого хватит. В академии показывали макет, похожий на эту машину разрушения. Акено мало что помнила, за вычетом того, что с развитием зениток бомбардировка с дирижаблей стала почти невозможной, а появление УРО¹ и вовсе оттеснило воздушную технику на второй план.

А как бы всё сложилось, будь в нашем мире самолёты?

Мисаки мёртвой хваткой вцепилась в мысли о бомбах и полётах, лишь бы хоть ненадолго отвлечься от смерти Кавады.

После осмотра и небольшой дискуссии пришлось позвать Коко, которая нашла в планшете информацию обо всех произведённых Японией бомбах, после чего начался опасный, неторопливый и крайне осторожный процесс обезвреживания. Семь человек, стоявших и сидевших среди стеллажей со снарядами и механизмов подачи, затаив дыхание и переговариваясь шёпотом, пытались спасти корабль. Никто, включая Акено и Коко, даже не отошёл к двери: все присутствующие понимали, что если тротиловый подарок взорвётся здесь, то весь корабль будет обречён. И только когда взрыватель был выкручен и отброшен в сторону, все позволили себе шумный вздох облегчения.

— Теперь давайте выбросим её за борт, — решила Акено. — Кладите на носилки.

Она наклонилась было, чтобы помочь остальным, но со стороны двери громко кашлянула Маширо.

— Командир, ты что удумала?

Акено обернулась к ней и шагнула навстречу, отвечая непонимающим взглядом.

— А что случилось? — спросила она.

— Тебя вообще-то ранили. Я уже спросила у Кабураги. Ты головой вообще думаешь? — Мунетани скрестила руки на груди. — Я этим займусь. Будешь таскать тяжести в таком состоянии — я буду вынуждена поднять вопрос о твоём временном отстранении от должности.

— Широ, зачем так жестоко? — Акено замахала руками. — Я всё поняла, не буду ничего носить. Но хоть поруководить можно? И как остальной экипаж?

— Всё в порядке, — вздохнула старпом. — Ранеными занимается Кабураги. Трофеи мы сложили на зенитной площадке, надо будет перенести в кладовку. Ты как?

— Отвратительно, — Мисаки понурила голову и отстранилась, пропуская девушек, поднявших носилки с бомбой. — Мне плохо, Широ.

Маширо подошла к ней и положила руку на плечо. Командир накрыла ладонь своей и закрыла глаза. Они остались одни в артпогребе, под рваной дырой, куда заливал дождь.

— Я уже знаю насчёт сержанта. Ты не виновата в том, что случилось, — произнесла старпом.

— Я командир. Я в ответе за жизнь каждого человека у нас на борту, — ответила Акено и вдруг сорвалась на крик. — Что значит «не виновата»?! Я должна была подготовиться лучше! Не допустить этого! Если бы я была чуть-чуть лучше, то…

— Замолчи! — Мунетани крепко обняла её. — Молчи, слышишь?! Нас к этому не готовили! Мы всего лишь курсанты! Не смей говорить, что ты виновата! Не ты в него стреляла! Не ты напала на «Хареказэ»! Не ты командовала теми солдатами! В том, что случилось, виноват Японский Императорский Флот! Виноваты люди полковника! Ты сделала всё, что было в твоих силах, чтобы защитить корабль, ясно тебе?!

Мисаки стиснула её в объятиях и разревелась. Сейчас, когда рядом не было никого, кроме старпома, она больше не могла сдерживаться. Она чувствовала себя отвратительно, в душе смешались страх и скорбь. Человек, на которого она надеялась, полагалась как на моральную опору, погиб. Человек, которому она обещала, что он увидится со своей семьёй. Акено чувствовала себя в кромешной темноте, не зная, куда идти, где выход, а где ловушка. Так она ревела несколько минут, проигнорировав доклад о том, что бомба сброшена за борт и опасность теперь уж точно миновала эсминец.

— Я не знаю, что мне делать… — прошептала она. — Широ, мне страшно.

— Мне тоже, — тихо ответила Маширо, уткнувшись лицом ей в плечо. — Давай… давай просто следовать плану. Нам нельзя останавливаться, особенно теперь. А ты иди отдохни, я со всем справлюсь.

— Но моя вахта ещё не закончилась… — попыталась возразить Акено.

— Я достою за тебя. И свою отстою. Всё равно уже не засну, — Маширо отстранилась. — И позаботься о Кабураги. Ей сейчас тоже плохо.

Утерев слёзы, командир сняла фуражку и надела её на Мунетани.

— Хорошо. Полагаюсь на тебя, старший помощник. И… — она помедлила. — Наверное, расскажи остальным про… случившееся. Всё равно скрывать не получится, да и незачем.

— Есть. Отдыхай, — Маширо успокаивающе погладила её по голове и покинула артпогреб.

Несколько раз похлопав себя по щекам, Акено пошла в сторону лазарета. Выплакавшись, она чувствовала себя немного лучше. Но не все были в столь же терпимом расположении духа.

Минами сидела на одной из коек, прижав колени к груди, и тихо плакала. Сейчас она больше всего напоминала двенадцатилетнюю девочку, которой и была. Не спокойным и немного пугающим бортовым врачом, а самым обычным человеком, на чью долю выпало несколько больше положенного.

Мисаки села рядом, не говоря ни слова. Кабураги тут же устроила голову у неё на коленях.

— Прости, командир. Я не смогла его спасти, — прошептала она.

Акено провела ладонью по её волосам.

— Не смей говорить, что ты виновата, — мягко повторила она слова, совсем недавно сказанные Маширо. — Ты сделала всё, что могла.

— Почему ты так думаешь? — спросила Минами, закрыв глаза. — Мне всего двенадцать лет. Я… я не уверена, что достаточно подготовлена. Не могу понять, всё ли сделала правильно. А если я где-то ошиблась? Если я могла его спасти?

Командир осторожно взяла её за руку и большим пальцем погладила тыльную сторону её ладони.

— Я знаю. И не только я. Спроси кого угодно — все скажут, что лучшего бортового врача нам не найти. И не ты стреляла в сержанта Каваду, — Акено чуть крепче сжала ладонь. — Но ты сделала всё, что могла. Если ты не справилась, то никто другой тоже не справился бы. Тебе просто нужно отдохнуть. У нас всех был тяжёлый день.

Она сидела и гладила Минами по голове, думая обо всём, что случилось за последние дни. Проблем было хоть отбавляй. Но они всё ещё были живы и продолжали бежать от врага. Непогода давала шанс скрыться от врага, да и понадобится время, чтобы полковник и его люди поняли, что абордажная команда не вернётся.

Теперь я думаю как они? Кошмар…

Вскоре Минами начала тихо сопеть, погружаясь в царство снов. Акено, тоже начав клевать носом, осторожно переложила её со своих колен на кровать. Но стоило встать, как врач схватила её за край юбки.

— Не уходи, — тихо попросила Кабураги. — Мне… страшно одной.

Мисаки ободряюще улыбнулась ей:

— Хорошо. Только подожди минуту, — она подошла к переговорной трубе. — Мостик — командиру.

— Мостик на связи, — ответила Маширо.

— Если буду нужна, ищите меня в лазарете.

— Принято. Спокойной ночи, командир.

Пока Акено переговаривалась, Минами бросила свой халат на стул и улеглась на краю койки. Сейчас это была самая обычная двенадцатилетняя девочка, вовсе не врач-вундеркинд, которого остальные курсанты поначалу считали самым старшим членом экипажа, пока не узнали её настоящий возраст.