В этот же момент на борту «Хареказэ» услышали тяжёлый металлический удар. Акено в ужасе закрыла глаза, прижимая к себе Тамонмару. Но взрыва не было. Лишь удар.

— Почему… — прошептала командир. — Что случилось?

— Взрыватель не сработал, — тихо ответила Коко. — Торпеды времён Второй Мировой не очень надёжны. Большую часть проблем исправили только к концу войны.

Шумно выдохнув, Акено выпустила кошку из рук и вытерла со лба испарину.

— Рин, курс на всплеск. Обе машины — полный вперёд. Расчёту бомбосбрасывателя приготовиться, — она нащупала рацию. — Сато-тян, возвращайся на борт.

Внутри командира словно оборвалась какая-то струна. Все мысли и беспокойства куда-то улетучились. Осталась только боевая задача. Главное — защитить экипаж, чего бы это ни стоило. А для этого нужно было обезвредить подлодку. И как только «Хареказэ» достиг места, от которого продолжали расходиться круги по воде, Мисаки приказала:

— Сбросить две глубинные бомбы! Рин, сразу после второго взрыва — лево руля, поворот на девяносто градусов. Обе машины, стоп.

Взрыв. Второй взрыв. Крен на правый борт. Гул машин стихает.

— Марико, ты что-нибудь слышишь?

— Они всплывают, командир. Кажется, мы попали.

Акено почувствовала, как на неё давят стены. Стало не хватать воздуха. Схватившись за воротник, она на негнущихся ногах вышла через дверь и схватилась за перила. На свежем воздухе стало немного легче, но даже в сумерках можно было разглядеть её бледное лицо. Смерть прошла настолько близко от корабля и всей команды, что она до конца не верила, что всё обошлось.

Сосчитай до четырёх. Вдохни. Сосчитай до четырёх. Выдохни.

По левому борту всплыла подлодка типа «Гато», на которую тут же направили луч прожектора. Отсюда сложно было сказать, как сильно пострадала субмарина. Но пока она лишь дрейфовала, не пытаясь повернуть к эсминцу или, напротив, уйти.

— Что будем с ними делать? — раздался голос Кавады за спиной.

Мисаки вздрогнула. Сержант весь бой молчал и стоял в стороне, отчего командир едва не забыла о его существовании.

— А что посоветуете? — спросила она, чувствуя, как успокаивается бешено стучащее сердце.

— Если просто уйдём, то они обязательно свяжутся со своими и доложат о бое, — сказал сержант. — А если повреждения минимальны и если остались торпеды, то могут последовать за нами и повторить атаку.

Акено склонила голову и закрыла глаза. Этого она и боялась. Выбор действительно был небольшой. Она вспомнила свой первый бой с подлодкой. Тогда не было ни одной причины отправлять её на дно — на борту находились точно такие же курсанты, стычка была большим недоразумением, и была тысяча причин не бить их насмерть. Но теперь было совсем другое дело. Убей, иначе убьют тебя. Ты — добыча. Ты — противник, ты — представитель вражеских вооружённых сил. Любые твои слова можно и нужно будет расценивать как военную хитрость и откровенную ложь. У них есть тысяча причин потопить тебя при первой же возможности. И у них почти получилось это сделать. И всё же…

На плечо легла узкая ладонь. Оглянувшись, Мисаки увидела Маширо. Та, судя по выражению лица, тоже была напугана, но в глазах читалась уверенность. Когда их взгляды пересеклись, старпом коротко кивнула. Выбор был сделан.

Сосчитать до четырёх. Вдох. Сосчитать до четырёх. Выдох. Акено вернулась на мостик.

— Тама… — она промедлила секунду, оттягивая неизбежное. — Добивай их.

— Угу, — ответила Шима и склонилась над переговорной трубой. — Целеуказание…

Три орудия дали залп. Ни один снаряд не прошёл мимо цели. Накренившись, «Гато» снова начала погружаться. Вода в том месте, где была подлодка, бурлила какое-то время, пока Марикоджи не доложила, что она ударилась о дно.

— Шестьдесят человек… — проговорила Коко.

— Знаю, — кивнула Акено. — У нас не было выбора. Рин, курс ост-норд-ост. Штурманская, приём! Сколько осталось до места, где мы вышли из тумана?

— Мы уже на месте, — произнесла Сатоко, выходя из штурманской рубки. Она выглядела растерянной. — Но Мачи говорит, что тумана не видно.

— Не верю! — замотала головой Мисаки. — Перепроверьте всё. Посветите прожектором по сторонам, он должен быть!

Вскоре солнце окончательно скрылось за горизонтом. Но к моменту, когда ночь вступила в свои права, уже было ясно, что случилось самое худшее.

До самого горизонта не было и намёка на туман.

____________

1. Данная газетная статья существовала в реальности. Оба её "героя" дожили до капитуляции Японии и были расстреляны.

2. Так в Японии называют бои на Халхин-Голе.

3. У флота, в состав которого входила морская пехота, бюджет был гораздо больше, чем у армии, что привело к настоящей вражде между этими родами войск.

4. "Маршем по снегу" (Yuki no Shingun) — песня времён первой японо-китайской войны (1894–1895), в которой японский солдат откровенно рассказывает о военных тяготах и своей усталости от них. В тридцатых годах была подвергнута цензуре, а после начала Второй Мировой запрещена как деморализующая.

Смерть-то, она не родная тётка, она всем одинаково страшна — партийному и беспартийному, и всякому иному прочему человеку.

х/ф «Они сражались за родину»

Не пожалеем мела, начертим большой квадрат

Размером со страну, а может даже больше,

И тех, кто в него не войдет, мы будем карать.

Всех, кто из него выйдет, мы покараем тоже.

DEEP-EX-SENSE — Хомо Саспенс

День выдался до безобразия хмурым. Поднялся ветер, «Хареказэ» покачивался на волнах, но упрямо следовал новым курсом. На борту царило уныние: хоть экипажу и удалось пережить бой с подлодкой без потерь, туман бесследно исчез. Единственной зацепкой был ветер в день их прибытия. Хоть он мог не раз перемениться за последние два дня, штурманы проложили новый курс. Кавада же лишь пожал плечами и сказал, что когда он добрался до хоть какой-то лодки, прошёл месяц с его появления в этом мире, и он даже не надеялся найти хоть что-то. Но, держась за хоть какую-то надежду, одинокий эсминец уже второй день шёл в неизвестность.

Второй причиной для всеобщей подавленности было принятие того, что теперь «Хареказэ» участвует в войне. В войне чужой, к которой не имеет никакого отношения. В войне, где нет никаких «своих»: есть ВМС США, которые закономерно будут атаковать всех, кто ходит под вражеским флагом, и есть Японский Императорский Флот, для которого экипаж «Хареказэ» — опасные диверсанты.

Чтобы хоть как-то скрасить гнетущую неопределённость, Акено попросила Каваду дать пару уроков ближнего боя. Конечно, о рукопашной схватке с вооружёнными морскими пехотинцами и речи быть не могло, поэтому пришлось сконцентрироваться на использовании штыков и прикладов. Смысла от пары занятий почти не было, но всё лучше, чем ничего. Заодно сержант рассказал о некоторых тонкостях, связанных с оружием этой эпохи, включая «Намбу» в кобуре Акено.

— Осторожнее с ним, может заклинить в неподходящий момент, — посоветовал он между делом.

От тренировок по стрельбе пришлось отказаться: патронов было немного, и расстреливать их почём зря — самоубийственное расточительство. Оставалось надеяться, что выезды на полигон — не пустая трата времени. В гавани удалось воспользоваться эффектом неожиданности, да и большую часть работы сделал Кавада, теперь же атаковать будет враг.

Когда все порядком утомились, а сержант признал результаты удовлетворительными, Акено дала отмашку разойтись. Добавить незапланированные тренировки в расписание вахт оказалось непросто, но выбора, как обычно, просто не было. Впервые командир подумала, что ей не помешало бы ещё человек двадцать в экипаже.

Как поступила бы Мока на моём месте? У неё же на тридцать пять человек не эсминец, а целый линкор. Даже не линкор — линкорище!