Его всегда поражал Мелас и его сходство с миром Живых: все те же деревья, озёра и горы, но будто запертые целыми измерениями на этажах. Время здесь текло иначе, но хоть как-то считать его помогали башенные часы на Авеле, которые били каждые двенадцать часов, да так, что было слышно во всём Меласе. Оставшиеся время в промежутке от одного до двенадцати подсчитывали временные свечи – они горели с помощью магии. Каждая свеча имела двенадцать делений, и могла быть окрашена в один из двух цветов: синий для ночи, и красный для дня. Почему было не проще заставить часы отбивать время вместо свечей? Ответ на этот вопрос задавала уже не одна тысяча Шейдов. Но так было устроено.
Кроме того, никто из них не мог точно сказать, отбивали ли часы именно двенадцать часов. Быть может, это были двенадцать секунд, а, быть может, и двенадцать дней, недель, месяцев.
Это место было странным и удивительным одновременно: здесь, зачастую, нарушались естественные законы, а принятые нормы и правила здесь не действовали. Мир для мечтателей. Мир, в котором всё могло стать явью.
На полянку недалеко от скамейки, на которой сидел Балиг, медленно вышла заркена – небольшая пушистая хищница с желто-оранжевой шерсткой и полосатым хвостом. Мягкие ушки прислушивались к звукам вдали, пока маленький черный носик нюхал воздух. Зоркие фиолетовые глаза прошлись взглядом по Балигу и заркена, не найдя в нём угрозы, издала звук, похожий на крик умирающей чайки. На полянку тут же высыпала целая дюжина похожих на маленький картофель существ, с хвостиками, ушками и рожками. Мама-заркена устроилась в лучах солнца, свернувшись клубочком, пока её детёныши резвились в траве, гоняя желуди. Балиг улыбнулся.
Из всех диковинных существ, встречаемых им в Меласе, заркены были одними из его самых любимых: маленькие, не особо опасные и очень милые. Они, как и многие другие, были плодом фантазии тех, кто оказывался здесь во снах. Однако, порождённые образами, все существа Меласа приобретали физическую оболочку – вот почему Кошмары так активно заполоняли измерения этажей. А, так как в последние столетия смертные в Ксанфисе вели кровопролитные междоусобные войны, то и Кошмаров стало намного больше.
С самого создания мира Живых, Мелас был с ним крепко связан: события, сотрясающие Ксанфис и Эферон9, отражались на внутреннем укладе Царства Мёртвых. Как бы Балиг не был недоволен пребыванием в вечном мире, он сожалел о том, что такая Вселенная может в конечном итоге рухнуть. Хотя в глубине души он не понимал богов и то, какие цели они в конечном итоге преследовали. Из слов Хемеги он понял, что они желали сохранить уже существующие устои, но какой ценой? Игра, которую затеяли Митхэ, Семидея и Кригар, изначально казалась ему непонятной. Но Хемега… Ради неё он был готов на всё.
– Что сидишь опять такой хмурый? – раздался звонкий девичий голосок у него над ухом. От неожиданности, Балиг чуть было не выронил стакан с коктейлем. – Что, опять гора бумажек на подпись?
Хемега вышла на дорожку, откинув назад свои чёрные косы. Её щёки румянились.
На ней было лёгкое чёрное платье в пол, а в волосах виднелась тонкая костяная диадема. Богиня, из чьих рук можно добровольно принять смерть.
Балиг встал со скамьи и легко ей поклонился. На его губах появилась улыбка – он каждый раз неожиданно для себя отмечал, что при виде её он всегда улыбался.
– Бумажек, как всегда, гора и маленький мешочек. Наверное, надо сказать спасибо тебе и твоим распоряжениям за оказанную мне честь.
Он кивнул ей на стаканчик с чёрной вязкой жидкостью, что стоял на подлокотнике садовой скамейки. Хемега с благодарностью взяла его в руки, чуть смутившись. Она до сих пор не привыкла к тому, что о ней кто-то заботится и волнуется.
– Я не собираюсь тратить свои силы и вечность на разгребание этой каши. Пусть за меня это делают те, кто тут живёт.
– Полагаю, раз я тут на птичьих правах, то могу ничего не делать?
– Если будешь отлынивать, то лишишься статуса, – Хемега вздохнула. – Как и я. Осталось недолго. Нам нужно потерпеть совсем чуть-чуть…
– Я шучу, – Балиг улыбнулся. – Ради тебя я разберу все завалы и лично их проштампую. Как прошла встреча? Про Рэйну не спрашиваю – я сам видел всё своими глазами.
Хемега скривилась.
– Заявилась Семидея и всё испортила. Мне не удалось с ним поговорить… А ещё она узнала о том, что я позволила Рэйне стать Шейдом.
– Так мы вроде это и предполагали, – Балиг вслед за Хемегой пошёл по садовой дорожке. – Или она узнала больше положенного?
– Нет, – задумчиво ответила девушка. – Просто она использовала не самые лестные слова для описания моей личности.
– Что бы она тебе ни сказала – это неправда. Она никогда тебя не знала настолько, чтобы о тебе судить. – Балиг заглянул в её глаза. – Ты прекрасна.
– Как и ты.
Они молча дошли до озера. Хемега стояла так близко к Балигу, что от воздуха исходило заметное потрескивание – чары, наложенные на них, действовали. Балиг чувствовал: что бы ни сказала ей Семидея до этого – это её задело, причём сильно. Он не знал, какие лучше подобрать слова, чтобы высказать всё, что он думает о её сестре, а Хемега выпалила:
– Я бездарная?
Балиг поперхнулся воздухом.
– Прости… Что?
– Я действительно бездарная, ленивая и беспутная дикарка? – девушка повернулась к нему.
В её глазах стояли слёзы.
– Она такое сказала? Семидея?
– Просто ответь!
– Конечно же нет! Хемега, ты самая прекрасная девушка, которую я когда-либо видел и знал. Ты умная, находчивая, смелая, весёлая, но никак не беспутная.
Он первый раз видел, как она плачет. И он был в полной растерянности.
Балигу хотелось обнять её, прижать к себе, но вместо этого он просто бессильно стоял рядом, пытаясь выразить неописуемые чувства бессмысленными словами. В такие моменты он так проклинал Семидею и Митхэ за это заклятье, что был готов их собственноручно убить.
– Когда мы познакомились ты был в шоке от моего поведения, – не унималась Хемега. Её голос был надломленным. – Я помню, как ты на меня смотрел. И говорил потом, что…
– …что я влюбился в тебя с первого взгляда в тот самый момент, когда увидел тебя, танцующую под дождём в маленькой деревушке под Данкаром. В то, какая ты была свободная и счастливая, – руки Балига описывали дуги, он никак не мог совладать с собой и с трудом удерживался от того, чтобы не прикоснуться к ней. – И потом, даже когда ты мне показывала некультурные жесты, обзывала неженкой и избалованным мальчишкой, облила грязью или танцевала в пабе – каждый раз я понимал, что безнадёжно от тебя без ума. Я был в шоке от того, как себя вела и то, как ты относилась к жизни. Ты ценила и любила каждый день, в то время как я бесцельно прожигал свои часы. Ты научила меня видеть, слушать и понимать. Ты – моя жизнь, которая заструилась по венам впервые за столько лет. Безумно активная, одарённая и неугомонная.
– Я несла одно лишь разрушение твоей жизни и всех твоих устоев.
– Разрушение, за которое я благодарен Вселенной.
– Я – богиня Смерти.
– А я влюблён в богиню Смерти настолько сильно, что хочу отдать ей жизнь прямо здесь.
Хемега опустила глаза, смахнув с щёк слезинки. Рука Балига практически коснулась её ладони, но девушка медленно отвела свою ладонь назад.
– Не надо отдавать жизнь, – тихо произнесла она. – Я хочу быть в твоей жизни рядом тобой, а не всю вечность в объятьях медленной смерти.
– Скоро.
– Скоро, – вторила она ему одними губами.
Над их головами шелестели листья деревьев, а цветущая вишня роняла в озеро свои нежно-розовые лепестки. Ласковый тёплый ветерок трепал отросшие белые волосы Балига, уносясь дальше на водную гладь.
– А здесь не так уж и плохо, – подал голос мужчина.
– Если не вникать в то, что это – вечная тюрьма, и то, что я – её надзиратель.
Это Хемега говорила ему уже не раз. И он знал её объяснение: Мелас создавался как отправная точка для чего-то большего. Без него невозможно было существование других миров и измерений. Это изначально знали все, кроме неё. Хемега пыталась усовершенствовать это место, за что и поплатилась: её сочли наиболее удачным вариантом на должность правительницы Царства Вечности. Она, заточённая здесь, поддерживала бы баланс Начала, пока старшие сестры и брат наслаждались жизнью в других мирах. Возможно, всё было бы не так плохо, если бы они поговорили с ней напрямую, а не обманом принудили к этому. Но для мирных разговоров уже слишком поздно: за тысячелетия произошло слишком много событий для отката назад. Теперь выиграет тот, кто вырвется отсюда первым.
