Никита первым улавливает движение на улице. Его спокойный, задумчивый взгляд в одно мгновение становится острым, внимательным. Волк чуть поворачивает голову в сторону окна – прислушивается. Его пальцы поглаживают мое плечо.

– Что происходит? – я не слышу ничего, кроме потрескивания поленьев в камине.

Никита переводит на меня взгляд: теплый, нежный, понимающий. Взгляд, который говорит только часть правды.

– Похоже, Главный наконец захотел с нами пообщаться.

– Ясно.

Я прочищаю горло, словно разговор должен начаться прямо сейчас.

Мы одновременно поднимается с дивана и становимся лицом к двери. Ждем.

Вижу движение за окном, но подробностей в темноте не разобрать. Слышу шаги – как шуршание. Внезапно звуки становятся громче, их становится больше: гости поднимаются по деревянному крыльцу. Дверь распахивается, и в дом не входят, а морем вливаются Зайцы – так их много. И становится все больше. Мужчины, женщины. Молодые, старые. В куртках и плащах. Многие – в очках. Новые волны прибывших подталкивают первые ряды. Они все теснее сжимают нас в кольцо, пока, наконец, топот не прекращается. Воцаряется тишина.

Никита инстинктивно становится чуть впереди меня, отгораживая рукой от незваных гостей.

Зайцы молчат. Кто-то трет ребром ладони лоб. Кто-то кряхтит. Кто-то переминается с ноги на ногу. Потом в задних рядах стаи начинается движение, Зайцы расступаются, и на крохотный свободный пятачок пола между нами и зверодухами выходит тот самый Заяц, который подобрал меня на автобусной остановке.

Коротко смотрит на Никиту, затем долго – на меня. Потирает платком стекло очков, без которых раньше обходился. Затем надевает их на переносицу и пододвигает пальцем.

– Прошу следовать за мной, – говорит он, глядя в пол.

Никита берет меня за руку.

– Нет, только девушка, – останавливает его Заяц.

Я сильнее сжимаю ладонь Никиты. Мысль о том, что мы снова расстанемся, звенит в голове так пронзительно и больно, что я зажмуриваюсь.

– Понимаете ли, я обещал своей возлюбленной, что больше ее не оставлю. Так что без ее разрешения я и шага в сторону не ступлю, – терпеливо объясняет Никита.

– Мы предпочли бы решить вопрос мирным путем, – косясь, нудно протягивает Заяц.

– Я тоже, – охотно соглашается Никита.

– С вами поговорят отдельно, – Заяц выделяет интонацией каждое слово.

– Значит, мирно не получится, – отвечает Никита, и я слышу в его голосе ту стальную безмятежность, скрытую угрозу, как когда-то в самом начале нашего знакомства, на пороге моей квартиры.

– Я пойду! – вырывается у меня. – Просто подожди меня здесь, ладно? – прошу я Никиту.

Он медленно разжимает ладонь. Его решительность и покорность пленяют меня. Снова.

Но так правильно. Расставание с Никитой может продлиться куда дольше одного разговора, если я начну упираться. Мой Волк тоже это понимает.

– Делай все, как они скажут, моя девочка.

Я помню. Тогда тебе будет легче меня отыскать, любимый.

Шагаю вперед. Никита за моей спиной внезапно делает выпад, и Зайцы отпрыгивают в сторону. Кто-то на кого-то падает. Визг. Суматоха.

– Если вы только тронете ее… Если она хотя бы вернется расстроенной… Вам не жить! – рычит он.

Зайцы, вжав головы в плечи, отступают.

У самого порога Никита берет меня под локоть и разворачивает к себе. Целует в губы, медленно проводит по ним пальцем.

– Я жду тебя, – говорит мой Волк. – Возвращайся поскорее.

Я едва заметно киваю, хватаю с вешалки куртку и выхожу на улицу.

Нажимаю на педаль газа. Обгоняю машины. Солнце перед глазами, словно декорация на сцене. Медленно, неумолимо погружает сияющие бока в землю. Кажется, что дорога упирается прямо в него. Но вскоре трасса виляет, и оранжевый шар уже подмигивает мне из-за стволов редкого перелеска.

Чувствую себя героем кино. Словно все моменты, когда я мог перевести дух, вырезали при монтаже. Потому что последние двое суток – это череда выносящих мозг событий. Побег из Волчьей деревни, ночевка у Зайцев, переход по лесу, глоток воздуха моего дома, встреча с дядей Юрой, письма Дикарки. И это еще не конец. Возможно, это только начало.

Мой приятель все еще копался в компе Дикарки, когда я тайком вошел в ее комнату. Спальню, пропитанную запахом, от которого у меня всегда сносило крышу.

Сначала прошелся от окна до двери и обратно, уже глубоко вдыхая знакомый аромат. Такое причудливое смешение порядка и бардака – прямо душа Дикарки в материальном исполнении. Аккуратно задвинутый стул, вешалки в приоткрытом шкафу все повернуты в одну сторону, книги на полке лежат ровной стопочкой. Но пара скомканных в снежок альбомных листов не попала в корзину. Джинсы кое-как брошены на кровать. Хочу расправить листки, посмотреть, что она там наколдовала карандашом, но когда-то один из ее набросков открыл проход в Провал. Так что я только сжимаю и разжимаю кулаки. Лучше переключить внимание на что-то менее опасное.

Говорят, женщины интуитивно угадывают, где хранится белье в спальне другой женщины. Как оказалось, некоторые мужчины тоже. Верхний ящик комода. Смотрю на груду полупрозрачных тряпок, как на картину экспрессиониста. Ни черта я в Дикарке не понимаю. И обычные хлопковые трусики, и кружевной лифчик – натягиваю его на кулак – все валяется вперемешку. Так и хочется вывалить всю эту кучу на кровать и разложить по стопочкам.

Я бы хотел видеть на ней вот это, черное. Выкладываю на покрывале комплект. Лифчик с прозрачными чашечками и такими же прозрачными трусиками в тонкую атласную полоску. И, конечно, чулки на подвязках. Чулки придется придумывать.

Дядя Юра говорил, что Вера постриглась. Но это же моя фантазия, и в этой фантазии Дикарка по-прежнему стягивает волосы в узел. Только для того, чтобы, не ощущая моего присутствия – или, наоборот, ощущая его, – медленно распустить этот узел шпильку за шпилькой, стоя у окна, спиной ко мне. Волосы падают на лопатки, но не закрывают их полностью, я вижу эти мягко выпирающие косточки. Сумерки. Но не густые, так что я могу рассмотреть каблуки черных туфель и даже тончайшие полоски на ее чулках. И вот Дикарка разворачивается ко мне лицом…

Я услышал покашливание дяди Юры на кухне и сунул белье в комод. Ощущение было такое, будто меня с Дикаркой застукали. Сердце колотилось.

Я аккуратно закрыл полку, до тихого щелчка.

Мне надо было ее отпустить. Забыть. Вычеркнуть. Она не моя. Мне незачем подходить к ее комоду. Незачем представлять, как пью из ее чашки. Я же мог всего этого не делать…

– Алексей Виниаминович, готово! – голос программиста остановил мой душевный разгон.

Я сел за компьютер. Писем – тьма, все непрочитанные. Прокрутил страницу и вернулся к первому.

Дядя Юра сидел на кресле ко мне спиной, переключал пультом каналы с методичностью, которая указывала на то, что смотреть он ничего не собирался. Письма дочери читать он тоже не будет. А я вот решил прочесть. Я за это право уже заплатил – Провалами. То есть своей жизнью. И черт знает, чем еще заплачу.

«Еще одна ночь без тебя. Бессонная, бесконечная, изматывающая. Ночь, когда берут верх самые темные мысли, когда истончается уверенность в нашем будущем. Но скоро все изменится. Что-то произойдет. Всегда что-то происходит. Сейчас моя жизнь не состояние покоя, не равновесие. А жизнь всегда стремится к равновесию. Скоро мы встретимся, и тогда все станет на свои места».

Я мельком оглянулся через плечо. Дядя Юра остановился-таки на каком-то канале о животных. Лиса раздирала куропатку. Вгрызалась в тушку, слабо трепыхающую крыльями. Ветер подхватывал перья, кружил и уносил их за пределы экрана. Я вернулся к письму.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.