Свежо. Глубокое синее небо мельчает к горизонту. Над рекой на светло-голубом прорезается розовая полоска, отражается от зыбкой поверхности воды. Тихо – если не считать возни на кухне позади меня. И вдруг со стороны леса раздается неторопливая звонка песня дрозда: низкие свисты и короткие трели.
Я слушаю эту песню, которая почему-то проникает не в ушные раковины, а в сердце. Впитываю кожей прозрачный воздух. Ощущаю на щеках легкое дыхание весны.
– Я готов… – раздается за спиной.
– Заткнись и слушай, – отвечаю я.
И он покорно замирает. Но теперь вместо песни дрозда я слышу собственные мысли. Они орут, как базарные бабы, заглушают остальные звуки. Да что со мной происходит?! Я словно трансформируюсь во что-то аморфное и податливое. Песни лесных птиц, запах хвои, рассветы над рекой – все это и раньше волновало меня. Но сопровождалось привкусом крови на губах, гулким биением сердца в погоне за добычей. Я был как сжатая пружина, как взведенный курок. А теперь стою в центре деревушки зверодухов, в окружении леса и не чувствую пустоту и легкость рук, которые не держат ружья.
Заточение сделало меня слабым. Связь с Лесс сделала меня слабым. Неудача с Дикаркой – в эту же корзину. Но больше всего меня ослабил страх. Я боюсь желать чего-то по-настоящему, потому что желание отправляет меня в Провал.
Я должен снова стать сильным!
– Пойдем, – сплевываю на сырую землю и так уверенно спускаюсь с крыльца, словно прекрасно знаю направление.
– В Озвереловку? – тоненько переспрашивает тощий Заяц-подросток – но не двигается с места.
Возвращаюсь на крыльцо и отвешиваю зверодуху тяжелый подзатыльник. Заяц, перелетев через ступени, чудом удерживает равновесие.
– Нет, веди меня к трассе. И шевели лапами!
Через реку мы перебираемся вброд, чуть поодаль. Когда входим в лес, солнце уже пронизывает его золотистыми спицами. От этого света кажется, что еловые стволы сочатся жидким янтарем. То там, то здесь серебрятся лужицы талого снега. Сквозь мох и опавшие иголки пробиваются подснежники. Над ними снуют насекомые. Поют птицы. Где-то в глубине леса слышу тяжелый треск сучьев: сквозь бурелом продирается лось.
Я был лишен этого целых семь месяцев. Запахов, звуков, ощущений – свободы. Лесс – интересная особь. Я буду скучать по ней, как скучал бы по собачонке. Или ручному волку. Но больше никогда, никогда не позволю посадить себя на цепь.
Как же мне хочется задать Зайцу один вопрос!.. Ведь Заяц знает ответ. Его слух с моим не сравнить. Но если я прав, то меня тоже услышат. Поэтому я просто внимательно наблюдаю за провожатым, но чаще вижу его спину, чем лицо. А спина у него не красноречивая.
Вот иду – и думаю. Иду – и прикидываю варианты… В итоге решаю не рисковать и задаю совершенно другой вопрос:
– А в Озвереловке есть бордели? Ну, чтобы с выбором. Хочешь – Зайчиху, хочешь – Козу…
Заяц замирает. Я улыбаюсь уголком рта. Ну невозможно не дергать того, кто так очевидно пугается.
– Это не для личных целей, – поясняю я, перепрыгивая за Зайцем по кочкам. – Просто интересно, как это у вас устроено. Вот у людей же можно азиаточку или черненькую. А у вас как?
Заяц резко оборачивается – теперь от неожиданности остановиться приходится мне.
– Да не знаю я, как там – в Озвереловке! Мы просто Зайцы! Живем на опушке леса. Растим овощи. Растим детей. А вы постоянно вмешиваете нас то в одно, то в другое. Мечтая жить в мире, мы соглашаемся на ваши условия, а в итоге нарываемся на войну с обоими фронтами. Это нечестно!
– Говоря «вы»… – я склоняю голову на бок и прищуриваю глаза, – это ты кого имеешь в виду?
– Охотников и Волков!
– То есть ты… вроде как… объединил нас в одну группу? – я стою и улыбаюсь. У меня на такую несуразную наглость даже злиться не получается.
– Волки… Охотники… Вы обращаетесь с нами одинаково!
– О-о-о! – я очарован. Просто слов нет. – Бедный Зайчик… Ну иди ко мне, обнимемся…
В этот момент у Косого, к его счастью, наконец срабатывает инстинкт самосохранения, и зверодух топает по первой яркой траве дальше.
Лес редеет.
Перед заходом солнца сквозь поскрипывание старых елей и птичье пение я начинаю различать гул автотрассы. Еще через полчаса мы, измотанные и голодные, выходим к дороге.
Как давно я не вдыхал запах бензина! Сейчас он кажется мне не менее приятным, чем аромат весеннего леса. Я провожаю пролетающие мимо машины с блаженной улыбкой полоумного. Вскоре на одной из таких машин улечу и я.
Но сначала надо избавиться от Зайца.
Шевелю носком лаптя прошлогоднюю пожухлую траву и подбираю еловую ветку.
– Домой, значит, хочешь… – стою спиной к зверодуху, но словно позвоночником ощущаю его поспешный, короткий кивок.
Обламываю веточки, пока в руках не остается утыканная иголками липкая палочка. Широко и мягко взмахиваю ей. Оборачиваюсь.
– Я же не зверь какой, все понимаю: братики ждут, сестрички. Так что… буду твоей Феей-крестной. Держи! – протягиваю ему палочку.
Заяц бочком приближается на шаг, косится на подарок.
– Бери-бери! – ласково настаиваю я. – Это не простая палочка, а волшебная. Она вернет тебя домой.
И без того огромные глаза Зайца расширятся. Он втягивает голову в плечи, но палку берет – осторожно, двумя пальцами.
– Да не так! Тот конец, что потверже, должен смотреть вверх, – советую я. – А теперь – взмахни! Ну, давай же!
Не отрывая от меня взгляда, Заяц легонечко трясет палочкой, словно снег с нее стряхивает.
– Та-а-ак, – задумчиво подпираю кулаком подбородок. – Не срабатывает… Наверное, чтобы попасть домой, ты должен еще что-то этой палочкой сделать, кроме как помахать ей… Точно! Ты должен нарисовать мне схему проезда до Озвереловки.
Глава 6. В ожидании грозы
Вера
Мы неподвижно стоим и смотрим друг на друга. Между нами широкая полоса лунного света, падающего из окна. Кровь гулко бьется в висках – одна из многочисленных реакций тела на встречу с моим Волком. Даже в полутьме я вижу, как сильно он изменился. Повзрослел. Стал серьезнее, жестче.
А вдруг его чувства ко мне тоже изменились?..
Но вот он делает шаг в полосу лунного света, и я вижу его улыбку, я вижу его взгляд.
Нет никакой преграды.
Ничего не изменилось.
Никита мгновенно оказывается возле меня. Его запах… Его губы… Его руки… Он прижимает меня к себе так крепко, что я ойкаю. Приходит в себя, на мгновение отстраняется, но теперь я обвиваю его шею руками. Не верю, что снова могу это сделать – вот так, просто.
Мне хочется одновременно плакать и смеяться, но я только улыбаюсь. Все вокруг какое-то волшебное, ненастоящее.
Это невозможно…
За счастье нужно платить – я знаю, хорошо это выучила.
Но что, если работает и обратный закон? Что, если за боль получаешь награду? Если боль – это ниточка, ведущая к счастью?..
Я знаю, что теперь все будет хорошо.
Никто никогда больше не встанет между нами. Этого не смогла сделать даже смерть.
Я просыпаюсь посреди ночи. Несколько секунд барахтаюсь в одеяле, словно тону, пока Никита не обнимает меня – крепко, не шелохнуться. Прижимаюсь горячей щекой к его груди. Дышу, дышу… Он покачивает меня, словно ребенка. Что-то шепчет на ухо – не разобрать. Но его дыхание успокаивает меня лучше любых слов.
Мне снилось, что возвращение Никиты лишь сон. Даже теперь, убаюканная его близостью, не могу отделаться от липких, гадких мыслей, которые способны появиться лишь ночью: Никита ли это?.. Ну конечно же, он. Его запах, его руки. На ладони, под щекой, подаренная мной мохнатая рукавица. Одну снял, одну не успел – так в нас бушевали чувства.
– Я ждала тебя каждый день, каждую минуту. – Я говорю очень быстро. Даже не знаю, все ли слышит Никита, потому что он так внимательно смотрит в глаза, словно мои слова прописаны там. Сжимает ладонями мои плечи, очень крепко, возможно, даже не осознает насколько. Похоже, мы оба находимся в этом странном, каком-то космическом, состоянии. Реальность зыбка, похожа на отражение в зеркале. – Я ничего не слышала о тебе семь месяцев, но проще не становилось. Светлее не становилось. Я входила в инет, чтобы выбрать себе книгу для чтения, и вдруг замечала, что нахожусь на сайте клуба любителей Средневековья, и не помнила, как туда попала: просто щелкала по любым ссылкам, пока в мыслях была с тобой… Думая о тебе, я постоянно чувствовала жжение в груди. Иногда становилось так больно, что не получалось вдохнуть в полную силу, только наполовину, как ни пытайся…