— Уф! — Сэр Ланселот вложил в это междометие одновременно столько отвращения, разочарования, недоверия, досады и долготерпения, что это было шедевром выразительности. — Что ж, в такие времена всем нам приходится учиться довольствоваться малым.

— Вы правы, сэр, — улыбнулся Питер. — Вы и достопочтенный Альфред Клаттер будете моими гостями. Я постараюсь, чтобы вы чувствовали себя как дома. А теперь, — быстро добавил он, — милости прошу за мной. Нас ожидает целая флотилия рикш.

Благополучно разместив всех остальных гостей, Питер усадил у себя на веранде сэра Ланселота  и достопочтенного Альфреда, обеспечил их достаточным количеством виски, затем, извинившись, сообщил, что торопится во дворец на совещание.

— Во дворец? — сэр Ланселот удивился, и даже не потрудился этого скрыть, его глаза заблестели. — Так, стало быть, вы вхожи во дворец?

— Только тогда, сэр, когда меня приглашают, — подчеркнул Питер с совершенно невозмутимым видом.

— Коли так… Мне бы очень  хотелось встретиться с королем Тамалавалой. Я, знаете ли, большой друг герцога Пензанса[49], который, если мне память не изменяет, был его однокашником.

— Да, да, а я знаю лорда Гроттингли, который, если мне память не изменяет, тоже был его однокашником, — достопочтенный Альфред, не желал отставать от сэра Ланселота.

— А я, также в очень хороших отношениях с принцем Умберто Челлини, которого, я полагаю, король знает, и я уверен, что король будет рад услышать новости о своих друзьях. — Сэр Ланселот аккуратно поставил мат достопочтенному Альфреду.

— Конечно, господа, я непременно упомяну об этом, — заверил Питер. — А теперь, простите, я должен спешить. 

В связи со сложившимися обстоятельствами король временно снял запрет на движение в центре города автотранспорта, правда, пользоваться им было разрешено только правительственным чиновникам. Питер одолжил у полиции лендровер. Но ничего хорошего из этого не получилось. 

Население Дзамандзара, привыкшее к безобидным каретам Кинги, не желало менять свой образ жизни, и, из вредности, не обращало внимания на появление автомобилей на улицах.  Жители бродили по улицам в своей обычной ленивой манере, останавливаясь поболтать или даже поиграть в кости прямо на проезжей части. Питер негодовал, и все-таки ему пришлось снизить скорость своего авто до скорости рикши, чтобы не передавить пол столицы. В результате он опоздал во дворец на целых полчаса и вбежал внутрь в крайне взвинченном состоянии.

Его проводили в парадную столовую, которую Кинги иногда использовал как конференц-зал. Это была красивая комната в кремовых и зеленых тонах, с бронзового цвета ковром и лепниной на потолке.

Вся компания расселась по одну сторону гигантского обеденного стола. Во главе стола  восседал Кинги в бледно-желтом халате, как всегда, чрезвычайно самоуверенный. Справа от него ссутулился Ганнибал и, полузакрыв глаза, курил сигару. Слева, будто застыв, сидел сэр Осберт. Его монокль был настолько прочно ввинчен в глазницу, будто составлял неотъемлемую часть тела. Рядом с ним сидел лорд Хаммер — крупный, плотный мужчина с черными как сажа волосами и круглым розовым детским личиком. Только большие фиолетовые глаза, острые лисьи, разрушали впечатление невинности. Его большие пухлые руки были постоянно заняты постройкой разнообразных сооружений из блокнота, золотого карандаша, пепельницы, футляра для очков и портсигара.

Все подняли головы, когда Питер торопливо вошел в комнату.

— А, Питер, — улыбнулся Кинги. — С добрым утром! Наконец-то ты здесь… Ну, можем начинать.

— С добрым утром, Кинги, — сказал Питер, занимая место по соседству с Ганнибалом. — Простите за опоздание, но нужно было разместить последнюю партию вновь прибывших.

— Ах да, — хмуро сказал Кинги, — грозный сэр Ланселот? Я не сомневался, что без него здесь не обойдется.

При упоминании этого имени руки Лорда Хаммера замерли, а Сэр Осберт вздрогнул. 

— Сэр Ланселот? — резко спросил он, еще крепче ввинчивая свой монокль в глазницу, и рассматривая Кинги, как неопрятного рядового на плацу. — Тот самый сэр Ланселот Хейверли-Эггер? Так он здесь?! 

— Вы знаете сэра Ланселота? — Поинтересовался Кинги.

— Знаю ли я сэра Ланселота? Конечно, я его знаю, — с чувством произнес сэр Осберт. — Этот парень чертовски опасен! Он из этих сумасшедших любителей животных. Чуть что, сразу лезет и затевает склоку! Нельзя копнуть лопатой землю, чтобы он тут же не появился с кучей таких же, как он, чокнутых и не устроил скандала: мол, здесь нельзя строить, потому что это, видите ли, угрожает какому-нибудь редкому горностаю или ласке. Или, мол, нельзя осушать это болото, потому что здесь водится какая-то уникальная гадюка или жаба! Понимаете теперь, какая угроза от него исходит? Он же просто враг прогресса!

— Боюсь, что он прибыл на Зенкали именно с этой целью, — сказал Кинги. — Было бы наивно думать, что он с одобрением отнесется к строительству плотины и аэродрома, после того, как найдена птица-хохотунья.

— Мы и без того попали в непростую ситуацию, — негодовал сэр Осберт, — а тут еще в дело вмешивается этот дурак Хейверли-Эггер! 

Лорд Хаммер глубоко вздохнул и спросил удивительно мягким, жалобным, писклявым, как у ребенка, голосом:

— Ну что, приступим к обсуждению вопроса о строительстве аэродрома, ваше величество? 

— Вопроса этого мы, конечно, коснемся, — благодушно сказал Кинги, — но, извините меня, лорд Хаммер, не кажется ли вам, что ваше появление на Зенкали несколько преждевременно? Во-первых, неизвестно, будет ли строительство вообще иметь место. Но даже если и будет, тендера на право проведения этих работ еще не было. 

В зале на мгновение воцарилась тишина. Сэр Осберт заерзал в кресле. Лорд Хаммер аккуратно расставил в ряд все предметы, которыми он забавлялся, и после этого, это дитя с лисьими глазами ласково улыбнулось:

— Хотя я полностью доверяю моим людям, но когда речь идет о столь крупных и масштабных работах, я предпочитаю осмотреть все сам, прежде чем участвовать в торгах. 

— Понимаю, — сказал Кинги.

— Весьма похвально, — подвел черту Ганнибал.

— Что ж, — сказал сэр Осберт, — полагаю, время перейти к сути вопроса. Нельзя заставлять ждать правительство Ее Величества. Мой вам совет — строить плотину и затопить долины. Чем скорее это будет сделано, тем скорее все забудут об этой проклятой птице.

Король холодно посмотрел на него:

— Если я вас правильно понял, вы называете «проклятой птицей» старинное божество фангуасов?

Сэр Осберт мгновенно покраснел:

— Я имел в виду… 

— Скажите мне, сэр Осберт, — перебил его Кинги, — какова была бы ваша реакция, если бы я предложил снести бульдозерами собор Святого Павла или Вестминстерское аббатство, чтобы освободить место для взлетно-посадочной полосы?

— Так это совсем не одно и то же… — начал было сэр Осберт.

— Вот именно! — сказал Кинги. — Дурацкая птица — языческий бог черномазых, а собор Святого Павла и Вестминстерское аббатство — святыни цивилизованного белого человека. В самом деле, что между ними может быть общего?

В зале воцарилось неловкое, чреватое взрывом молчание.

— Так вот, — заявил Кинги. — Позвольте проинформировать вас, сэр Осберт, равно как и вас, лорд Хаммер, что по вопросу такой важности должно быть решение Законодательного Совета. До этого я ничего не могу сделать.

— Но… Разве король не обладает абсолютной властью? — спросил сэр Осберт, и в голосе его прозвучала едва заметная усмешка.

— Увы, нет, — улыбнулся Кинги. — Мы стараемся быть демократичными! Надеюсь, вы не забыли, каких усилий стоило вашей стране привить Зенкали принципы демократии, сэр Осберт? Надеюсь, вы не предложите нам отказаться от них, потому что сейчас находите их неудобными?

— Когда же будет принято решение? — Глаза сэра Осберта искрились от гнева.

— Послезавтра, — Кинги был само спокойствие. — Даю вам слово.