— О, этот несносный человек. Даже жаль, что он такой отталкивающий. Ведь он, очень умен и с ним интересно, когда он говорит по своей специальности. Но ты сам видел, как он любит напускать таинственность. Его последняя детективная история (он чертовски интриговал нас с Кинги), вылилась в то, что он, всего-навсего, обнаружил новый для науки вид медуз и хотел назвать его в честь Кинги. Да не принимай ты его всерьез! Понимаю, тебе обидно, что он держал себя с тобой так грубо, но он со всеми так, и непонятно, почему бы он стал делать для тебя исключение.

— Ну, я просто подумал, что должен доложить.

— Хорошо. Но у меня тут внутренний кризис и мне положительно не до Друма.

— А что стряслось? Могу ли я чем-нибудь помочь? 

— К сожалению, нет. Леди Эмеральда только что  обнаружила, что у нее недостаточно простыней для VIP-персон. Что же мне, жертвовать свои на общее дело, а самому париться под одеялом!? — раздраженно вскричал Ганнибал. — Эх, намылил бы я шею британскому правительству за такую скаредность.

— Я тут отлучусь на пару дней. Хочется побродить по долинам реки Матакамы вместе с Одри.

— Ладно. Жаль, что мне с вами никак нельзя, хотя у меня есть странное, возможно необоснованное подозрение, что вы предпочли бы поехать вдвоем.

Питер  усмехнулся.

— Да смотри не заблудись в этих долинах — они даже как следует не нанесены на карту, и искать вас, в случае чего, будет чертовски трудно.

— Хорошо, я буду осторожен, — пообещал Питер.

На следующее утро Питер и Одри выехали в горы. Погода была прекрасной, и они решили не брать с собой палатку. Но два теплых спальных мешка захватить пришлось, ибо, как ни жарко на Зенкали днем, ночью в горах довольно прохладно. 

Одри решила, что четыре маленьких пирога испечь легче, чем один большой, а рюкзак Питера был полон консервов, спичек, чая и всего другого, необходимого, чтобы сделать жизнь в течение следующих двух дней сносной. Он также захватил с собой тонкие нейлоновые веревки и фотоаппарат. 

Небо сияло голубизной. Одри выглядела особенно восхитительно. Красная дорога вилась по широкому склону вулкана Матакамы. На обочине сидели мангусты, их хитрые маленькие мордочки с интересом наблюдали за машиной, затем зверьки шмыгнули в кусты. Вот дорогу переходит стадо диких свиней — маленькие, толстые, черные, с выпуклыми брюшками и отвислыми ушами. Когда машина к ним приблизилась, они в испуге принялись визжать, фыркать и пихать друг друга пятачками.

Вскоре наши путешественники добрались до тех диких краев, где небольшие долины притоков ответвлялись от главной долины реки Матакама. Здесь, изучив карты, которые захватил Питер, они решили сначала исследовать три ее небольших северных притока.

Для этого они перебрались на другую сторону реки, перепрыгивая с камня на камень. Это было опасно, так как камни были очень скользкими, покрытыми ковриками растительности, которая цеплялась корешками за трещины камня.

Переправившись, стали пробираться вверх по долине притока. Зимородки тревожно кричали  при этом вторжении на их территорию, мелькая во мраке леса.

Приходилось прорубать себе путь через заросли китайской гуавы[42]. Там, где лес был не столь густым, земля была усеяна бледно-красными цветами, повсюду росли кусты дикой малины, их красные, как рубин, плоды размером с мелкую сливу были очень сочными, но невкусными.  Питер тщательно помечал пройденный путь, чтобы они могли снова найти дорогу назад. 

Среди листвы кормились дружные пары скромных маленьких голубей — серых с бронзовыми пятнами на крыльях. Они были настолько ручными, что продолжали свою трапезу даже тогда, когда Питер и Одри приближались к ним вплотную.

  То тут, то там  вздымались пальмы путешественника[40], словно открытые дамские веера, неизвестно зачем оказавшиеся посреди леса. На их длинных ядовито-зеленых листьях грелись на солнце ящерицы фельзумы[41]. Драконово-зеленые, с алыми и синими пятнами на боках, элегантные, красивые, — развалились внимательно наблюдая за окружающим золотистыми глазами на слегка наклоненных головах.

Пробираясь сквозь чащобу, Питер и Одри шли под дождем фруктовой шелухи, которую роняли маленькие изумрудные попугайчики, кормившиеся на верхушках деревьев. Радуясь жизни, эти милые птахи весело перекликались друг с другом.

К вечеру они исследовали первую долину и были на полпути ко второй. На небольшом скалистом мысу разбили на ночь лагерь. Отсюда, с небольшой поляны, окруженной с трех сторон «огненными» деревьями[22], открывался прекрасный вид на лес внизу и далекое море.

Питер и Одри развели костер и поужинали. Между тем зашло солнце, в воздухе послышался шорох крыльев летучих мышей, слетавшихся в расположенный внизу лес. Раздавшиеся оттуда вскоре шум и писк свидетельствовали о том, что ночным крылатым созданиям пришлись по вкусу дикие плоды манго. И наконец, венцом торжества ночи стало царственное восхождение луны. Сначала она была бронзовой, затем приобрела бледно-желтый цвет примулы, а воцарившись на черном бархатном небе, стала белой, словно лед. 

На рассвете их разбудили хриплые крики стаи макак с хитрыми глазами и розовыми задами. Питер вылез из спального мешка, зевая и потягиваясь.

— С добрым утром, — сказала Одри. — Может, поставишь чайку?

— Охотно, — Питер присел на корточки над тлеющими углями костра и разжег его сухими веточками. — Более того, я собираюсь сварить сосиски, банку которых, благодаря своей мудрости, прихватил.

— Какой замечательный человек! — восхитилась Одри. — И он даже не храпит, вдобавок ко всему.

Питер погрозил ей консервным ножом, которым открывал банку:

— Я, образец добродетели! Если хочешь знать.

— Возможно, я соглашусь с тобой, когда увижу, как ты готовишь сосиски, — заявила Одри, вылезая из спальника.

— Я знаменит от Стамбула до Бангкока, от Перу до Катманду своим искусством варить сосиски. Сомневаться бесполезно, только зря время тратить.

…Путники неохотно покинули столь ласково приютившую их поляну и отправились ко второй долине. Время близилось к полудню, а долина все не находилась. Может она нанесена на карте неправильно? Или они заблудились? Но кажется вот она. — Прорубив себе путь сквозь чащу китайской гуавы, они неожиданно оказались на краю пятнадцатиметрового обрыва. Он был почти отвесным и тянулся в обе стороны, насколько они могли видеть.

— Хорошо, что я захватил веревки, — сказал Питер. — Спуститься будет не проблема, — смотри, вот там почти готовая тропинка.

— Прежде чем спускаться, подумай, как вернешься назад, — с сомнением сказала Одри.

— Ничего. Особых трудностей не будет, это я тебе обещаю, — уверенно сказал Питер.

Он привязал один конец веревки к прочно укоренившемуся деревцу, а другой сбросил вниз. Конец веревки исчез в густых зарослях кустарника, достиг ли он поверхности земли видно не было.

— Я спущусь первым, — сказал он. — Потом спустишь рюкзаки и слезешь сама. Спокойно, главное понадежнее ставь ноги. Договорились? 

— Ладно, постараюсь, — Одри старалась, чтобы ее голос звучал уверенно. Она была польщена, — Питер верит в нее, считает,  что женской истерики не будет. 

Питер, держась за веревку, начал медленно спускаться. Действительно, на первый взгляд, спуск был не трудным, но скала крошилась под ногами, и приходилось осторожно проверять, пробуя, постукивая, — можно ли сюда наступить. Когда до земли оставалось около шести метров, кусок скалы, на который он уже перенес весь свой вес, обрушился. Это было так неожиданно, что бедолага выпустил из рук веревку. Одри с ужасом наблюдала, как он срывается, летит, и ныряет головой вперед в кусты, пропадая из виду.