Когда в основном все было готово, Питер почувствовал, что ему срочно нужен отдых и позвонил Одри: 

— Давай отправимся в поход и исследуем несколько долин. Я чувствую, что если я не поднимусь в горы и не спрячусь на некоторое время от всего этого, моему рассудку будет угрожать серьезная опасность.

— Хорошо. Когда ты хочешь поехать?

— Я заеду за тобой завтра утром. Около восьми, хорошо? Возьмем консервов на сутки и побольше фруктов.

— Могу испечь в дорогу большой пирог, — предложила Одри. — Можешь поверить на слово, у меня пироги всегда отменные.

Питер, закончив разговор, уже собирался выпить чего-нибудь для снятия напряжения, когда появился Эймос:

— Извините, сахиб, масса Друм пришел.

Питер тяжело вздохнул. Друм, убедившись, что ни Кинги, ни Ганнибал его не примут из-за чрезмерной занятости предпраздничными хлопотами, переключил свое внимание на Питера. Не проходило и дня, чтобы он не звонил по телефону с просьбой об аудиенции, а теперь вот явился собственной персоной.

— Чер… — начал было Питер и осекся. — Я хотел сказать, замечательно, Эймос.  Пригласи посетителя войти.

Друм робко, бочком вошел в комнату, и Питер внимательно его рассмотрел. У посетителя, ростом не выше первоклассника, была голубиная грудь, худые ноги и небольшое искривление позвоночника, в результате чего голова выдавалась вперед, как у грифа. Его гладкие жирные волосы были полны перхоти. Бледно-голубые, словно вешняя вода, глаза вылезали из орбит; он постоянно, через равные интервалы  шмыгал носом. Неуверенно покачиваясь, двигался по комнате боком, — походкой краба, обнажая желтые гнилые зубы между бескровными губами в жуткой пародии на улыбку. Слишком длинные шорты-бермуды закрывали большую часть его некрасивых ног, на нем была грязная майка, а поверх нее серая легкая куртка, которая когда-то была белой. В ее оттопыренных карманах — жестянки, коробки, увеличительные стекла, небольшая сетка и моток бечевки.

 «Как это в одном человеческом существе могло соединиться столько непривлекательных черт?» — подумал Питер. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы пожать, влажную, с длинными грязными ногтями руку, протянутую гостем.

— Мистер Фоксглав, я очарован, очень любезно с вашей стороны принять меня. — Друм шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони

Голос был резким, гнусавым, а речь — снисходительная, педантичная, как у профессионального  лектора.

— Рад познакомиться с вами, — сказал Питер, слегка ошалевший от жутковатого, но все-таки обаяния. Он-то думал, что гость, судя по внешности, будет вовсе несносен. — Садитесь. Не желаете ли чего-нибудь выпить?  

— Вы так добры, — Друм съежился на стуле, его ноги переплелись, как стебли плюща. — Я не пью алкоголь. Но вы только не подумайте, что я и вас отговариваю, мистер Фоксглав! Пьянствуйте себе на здоровье, а мне достаточно стаканчика соку.

Питер так и сделал, — гостю стакан лимонного сока, а себе неприлично большую порцию виски с содовой.

— Извините, что вам так долго не удавалось ни с кем из нас поговорить. Завал работы, знаете, все сбились с ног, — сказал Питер, слегка покривив душой.

— Не нужно извинений, мистер Фоксглав, — Друм и поднял длинный заскорузлый палец, словно призывая Питера замолчать. — Я понимаю: на плечи правительства свалилось столько дел, что даже старым и опытным его членам нелегко. 

— Ну, так к делу. С чем пожаловали? — оборвал гостя Питер, усмотрев в его словах неприятный намек, что он еще юн и неопытен.

Сделав большой глоток и вытерев рот тыльной стороной ладони, Друм одарил Питера своей кладбищенской улыбкой: 

— Моя просьба, милый Фоксглав, проста. Да. Все, что вам нужно сделать  — а знаю, вы человек влиятельный, само правительство к вам прислушивается, — это убедить Его Величество или Олифанта Ганнибала дать мне короткую аудиенцию. Да. Я считаю, что им крайне важно встретиться со мной. Да. Вы и представить себе не можете всю важность того, что я хочу им сообщить, мистер Фоксглав. Не можете. Нет.

— Ну, как вы знаете, они очень заняты, — Питер был само терпение. — Вы бы сказали мне, в чем ваша проблема, а я поговорю с одним из них. Я вижу их обоих каждый день.

Странное, хитрое выражение появилось на непривлекательном лице профессора Друма. Он снова поднял свой грязный палец:

— Мистер Фоксглав! То, что я должен сообщить, имеет такое значение, такую важность, что я, как сознающий свою ответственность ученый, просто  не имею права поведать это кому бы то ни было рангом ниже. Нет! Это должно быть доведено до сведения только короля или Олифанта! Я не могу рисковать, чтобы эта информация оказалась в руках людей безответственных. Моя научная щепетильность не позволяет мне рисковать. 

Питер от природы обладал ангельским терпением, но сейчас, после долгого напряженного трудового дня, он чувствовал, что этот гость выводит его из себя. Ему стало совершенно ясно, почему все шарахаются от него за километр:

— Что ж, профессор Друм, поскольку вы отказываете мне в доверии, поэтому предлагаю вам изложить суть вашей проблемы в письменном виде, запечатать, и я передам ваше сообщение непосредственно королю или Ганнибалу. А сейчас, извините, у меня был очень напряженный день, и я хотел бы поужинать и лечь спать.

Он демонстративно поднялся на ноги. Но Друм поставил свой стакан и протянул умоляюще руки.

— Мистер Фоксглав, мистер Фоксглав, — заныл он. — Пожалуйста, выслушайте меня! Мне нужна аудиенция. Моя научная щепетильность не позволяет излагать это утверждение на бумаге — до тех пор, мой эксперимент не будет завершен и моя гипотеза не станет истиной.

— Так подождите, пока закончите эксперимент, — отрезал Питер, — а затем изложите все на бумаге и передайте тому, кого считаете человеком ответственным.

—  Я вижу, у вас не учили естественным наукам, — сказал Друм.

— Зато меня учили хорошим манерам.  Доброй ночи, профессор.

Друм расплел свои волосатые ноги, и, подобрав выпавшие у него из карманов коробочки, пробирки, —  встал:

— Вы еще пожалеете об этом, мистер Фоксглав, очень пожалеете!  

— Я вам еще раз повторяю: изложите мне суть вашей проблемы или доверьте ее бумаге, и я передам ее в вышестоящие инстанции. Больше ничего сделать не могу.

— Хорошо, а если завтра мой эксперимент завершится, — могу ли я снова нанести вам визит? — спросил Друм, весь съежившись, с улыбкой горгульи, судорожно сжимая руки в карманах.

— Безусловно, — неохотно согласился Питер.

— Остается надеяться, что это не будет слишком поздно, —  Друм, вытер нос тыльной стороной ладони и протянул ее Питеру. — Спасибо вам за доброту. Извините, что отнял время. — И Друм украдкой, бочком выскользнул из комнаты.

Питер тут же бросился мыть руки, а затем налил себе порцию виски куда больше предыдущей. Решив доложить о визите Друма Ганнибалу, Питер поднял трубку и впервые испытал на себе капризы телефонной сети Зенкали. Из трубки раздался звук, похожий на пистолетный выстрел, а затем жужжание и бульканье, как будто пчелиный улей, погрузили в ванну с водой. Набрав, номер Ганнибала он услышал в трубке голос, доносившийся будто с того света: 

— Да, сахиб, мистер Фоксглав, с какой стороны вы хотите поговорить?

— Кто это? — озадаченно спросил Питер

— Наполеон Ватерлоо, сахиб.

— А мистер Ганнибал дома?

Последовала длительная пауза, но было слышно, как Наполеон Ватерлоо с кем-то переговаривается,

— Иисус говорит, что мистера Ганнибала нет дома, — неожиданно ответил Наполеон Ватерлоо.

— Иисус?! — удивился Питер, так до конца и не успевший привыкнуть к зенкалийским именам.

— Да, сахиб. Иисус говорит, что Ганнибал поехал в Дом правительства. Соединить вас с Домом правительства? — спросил Наполеон Ватерлоо.

— Соединяй. — Питер, понял, что диск на его аппарате совершенно бесполезен и служит разве что украшением столь хитроумного устройства. Соединение происходило хоть и с шумом, но быстро — сначала с центральным полицейским участком, потом с рыбным рынком и, наконец, к радости Питера, с Домом правительства. Трубку взял сам Ганнибал. Питер рассказал ему о визите Друма.