— Это река Матакама, — Одри старалась перекричать рев воды. — На ней и собираются строить эту идиотскую плотину.
Дальше дорога больше не петляла и бежала вдоль реки вниз. Вскоре Одри, свернув с дороги, остановила машину и припарковала ее на берегу под деревьями. Выгрузив еду и питье, они устроились у самой воды. Здесь река была широка и глубока, протекая между гладкими, как надгробия, скалами, украшенными мхом и дикими желтыми бегониями. В сумраке нависавших над потоком ветвей вспыхивали, точно красные и голубые огоньки, зимородки, весь воздух был наполнен пением птиц, жужжанием и стрекотанием насекомых, жалобным писком и трелями лягушек. Трава, на которой они сидели, была усыпана маленькими пурпурными цветами, похожими на четырехлистный клевер.
— Какое прекрасное место! — Питер согнал со своего сэндвича зеленую стрекозу. — В голове не укладывается, что кто-то захотел его уничтожить.
— Прогресс, — отрубила Одри, разрезая жареного цыпленка. — Подумаешь, будет загублен райский уголок, ну и что! Зато будем с электричеством! Будем смотреть по цветному телевизору, как выглядит остальной мир!
— Одри, знаешь, мне не совсем понятно, как расположена эта долина.
— Смотри, — Одри насыпала из земли небольшой конус. — Это вулкан Матакама. — Взяв прутик, она провела на конусе кривую. — Это река Матакама и долина, в которой мы находимся. А вот это множество ответвляющихся от нее, словно ребра от позвоночника, меньших долин. — Она нарисовала серию линий. — В целом похоже на слегка искривленный рыбий скелет. Когда возведут плотину, не только большая, но и меньшие долины будут затоплены. Таким образом, исчезнет огромная территория прекрасной горной страны.
— А что находится во всех этих боковых долинах?
— Ничего. Я имею в виду, никакого человеческого жилья. До некоторых из них можно добраться только на вертолете, а до других можно, но очень тяжело. Кроме того, в них земля непригодна для сельского хозяйства — стоит срубить лес, как тонкий слой почвы исчезает, и обнажаются голые скалы. Это, конечно, весомый аргумент в глазах сторонников проекта. Ведь уходят под воду только «неудобья», то есть бесполезные для сельского хозяйства земли. Дикая природа и эстетика во внимание не принимаются.
Покончив с едой, Питер и Одри лежа на спине, всматривались в небесную голубизну сквозь мерцающий узор листьев. Время от времени налетал теплый ветерок, шевеля ветки, и хрупкие лепестки, спрятавшихся где-то в кроне деревьев цветов, плавно кружа, опускались на землю.
…Полчаса спустя они припарковали машину на окраине Дзамандзара, и пересели на карету Кинги. Народу на улицах было много. Они доехали до небольшого здания в центре города, недалеко от главной площади, на котором была внушительная вывеска: «Голос Зенкали. — Единственная правдивая газета на острове».
Питер подумал, что заявление это довольно странное, поскольку это была просто единственная газета на острове.
В крошечном захламленном кабинете они нашли Симона Дэмиэна. Это был высокий крепкий мужчина с такими же большими миндалевидными, как у дочери, глазами и спутанной копной рыжих, как у лисы зимой, волос. По нему было видно, что пьет он давно и меры не знает.
— Я более чем рад познакомиться с вами, — сказал он с сильным ирландском акцентом, пожимая Питеру руку. — Любой человек, способный на целый день избавить меня от назойливой критики, и, забрав это дьявольское отродье, подарить мне райский покой, оказывает мне большую услугу.
— Я более чем готов оказывать вам эту услугу каждый день, — улыбнулся Питер.
Дэмиен ухмыльнулся, запустив пальцы в волосы и спутав их еще больше, — его курносый, как у бульдога, нос сморщился:
— Выпьем. Вы когда-нибудь пробовали аппендектомию? Три части «Нектара Зенкали», две части «Кюрасао», две белого рома, одна водки и щепотка соды для придания бодрости. Вы садитесь, садитесь — фея не успеет моргнуть, как я сооружу.
— Нет, — твердо сказала Одри. — У нас масса дел, мы не можем остаться, отец. Мы заскочили только поздороваться.
— Ты уверена? — Папаша был явно разочарован. — Ты уверена, что нет времени даже на маленький стаканчик, размером с яйцо крапивника[58], ты точно уверена?
— Уверена! — отрезала Одри. — Знаю я твои маленькие стаканчики.
— Моя собственная дочь, так со мной разговаривает. — Уязвленный Дэмиен обратился за поддержкой к Питеру. — Да простит меня Бог за такие слова, но его мир суров и жесток, дочь отказывает собственному отцу, у которого почернел язык и потрескались губы, в глотке живительной влаги. Как же все-таки жестоко устроен этот мир!
— Не пытайся давить на жалость, ты уже принял больше, чем яйцо крапивника. — Одри была непреклонна.
— Я тебе клянусь святым указательным пальцем апостола святого Павла, — что спиртного, которого сегодня касались мои губы, не хватило бы даже намочить зубную щетку гнома. — Речь мистера Дэмиэна была не совсем четкой и внятной.
— Врун, — усмехнулась Одри.
— Врун… Врун? — Дэмьен словно не верил своим ушам. — Питер, вам наверно неприятно быть очевидцем такого. Святая Мария, Матерь Божия, — дочь, называет собственного отца лжецом. Меня, самого честного и порядочного из всех ирландцев, когда-либо покидавших Изумрудный остров. Меня — посланника, несущего миру правду и культуру!
— Ты уже отправил номер в набор? — сменила тему Одри.
— Не задавай глупых вопросов, конечно отправил. — Дэмиэн был рад отказаться от роли отца, которого не понимает родная дочь.
— Тогда тебе лучше тоже отправиться домой и лечь в постель.
— Да, даже девушке иногда приходят в голову замечательные мысли, — ухмыльнулся Дэмиэн. — Это как раз то, что я собирался сделать, когда вы пришли.
Девушка подошла к отцу, поцеловала его и погладила по щеке:
— Иди домой, старый негодник. А мы с Питером сейчас поедем к Кармен, а потом я покажу ему дерево омбу. Думаю, к восьми буду дома. И смотри, чтобы больше не больше, чем одно яйцо крапивника! Иначе своими руками голову тебе оторву!
— Обещаю, обещаю, — Дэмиэн нахмурился. — Да, чуть не забыл. Тут тебя Друм искал.
— Что он хотел?
— Сути я так и не понял… Ты же знаешь, как он тарахтит без умолку. Говорит, что сделал важное открытие и должен встретиться с Ганнибалом или Кинги.
— Бедняжка. Они считают его занудой, и не подпускают к себе ближе, чем на километр.
— Он просил, чтобы ты повлияла на Ганнибала, и тот принял его. Говорит, это очень важно, но сказать он может только Ганнибалу или Кинги. Я обещал сказать тебе об этом.
— Ладно, посмотрю, что можно сделать. До свидания, многоуважаемый родитель.
— Да поможет тебе борода доброго короля Венцеслава, дочь моя, — медленно проговорил Дэмиэн. — Тебе и всех, кто с тобой в одной лодке.
Когда они уселись в карету Кинги, Одри вздохнула, а затем рассмеялась:
— Бедный отец. С тех пор как не стало мамы, он и пристрастился к бутылке. Я пытаюсь его контролировать, но он безнадежен.
— Выпивший он очарователен, — заметил Питер.
— В том-то и беда, — печально сказала Одри, — что он так чертовски обаятелен не только пьяный, и всегда добивается своего. Ну, поедем, я познакомлю тебя с Кармен, а затем — на свидание к дереву омбу. Можешь пощупать, поласкать его. Тебе ведь не скучно, правда?
— Как может мужчина скучать в твоем обществе? — удивился Питер. — К тому же, когда знакомишься с целой толпой чудаков, при всем желании не соскучишься.
— Ну, если тебе действительно станет скучно, тебе стоит только сказать. И тогда, чтобы тебе насолить, я бы отвезла тебя в Английский клуб. — Чтобы ты понял, что такое настоящая скука.
Карета Кинги мчалась по узким улочкам, заполненным яркими толпами. Навстречу Питеру неслись миллионы самых разнообразных запахов, сопровождающих жизнь человеческих существ. Запахи свежевыстиранной «воскресной лучшей» одежды, меда и трав от тысячи блестящих, липких сластей; запахи животных: вонь козлов, сладковатый запах коров, насыщенный, перебивающий все на свете запах свиней, сухой, затхлый запах куриных перьев и отдающий водой и тиной запах уток.