– Весны боимся, – раздался из глубины мастерской голос, – оно как пойдет таять, так и посносит все окрест.

– На все воля Божья, но старики сказывают, не будет разора. Тепло начнется не сразу, постепенно и снег станет медленно таять.

– Желаю спросить, ежели что не так, то сразу отворот-поворот, грубых слов не боюсь, – заговорил Серега Клинец, – еще до снега жена моя пошла на базар, хотела купить у знакомого купца из Новгорода иголку и нитки. Посконь у нас своя, а вот для шитья нужны иголки и нитки.

– О чем спросить желаешь? В толк не возьму! – воевода понял, что вопрос интересен всем.

– Короче, купец поведал, что ганзейской торговли в Новгороде более не существует. Иголки и нитки из Любека больше не возят.

– Не возят из Любека, будут из Либавы и Митавы. Суть в чем?

– Он сказал, что Московский князь Иван всех ганзейских купцов в темницу засадил, товары отнял. Интерес мой один, кабы войны не было.

– Ну ты закрутил, – выдал кто-то из мастеров.

– Где Новгород, и где мы, – начал говорить воевода, – наш Великий князь Казимир имеет с Иваном Московским понимание. Никакой распри меж ними не существует. А вот крымчаки нам угрожают, но сие не в первый раз.

– Прости, Дмитрий Михайлович, мою назойливость, спросил, не подумал, – заявил Серега, давая отступного.

– Коли иголок и ниток нет, пусть твоя жена приходит ко мне в дом, что-нибудь придумаем.

Воевода ушел, мастеровые умолкли и занялись своими делами.

– Хочу сказать, – подал голос Семен Черпак, знатный резчик по дереву.

Фамилия или прозвище? Говаривали, что его дед резал диковинные черпаки из цельного дерева.

– Прямо перед снегами повезли меня в Жилицы к князю Сурайскому. Был заказ на раму определенного размера с орнаментом. Приехали на место и оказалось, что замерщики малёху ошиблись. Отвели меня в тихую комнату ни стола, ни стульев. Сел я на пол и начал раму подгонять, благо резцы с собой прихватил. Сижу так тихо и работаю. Вдруг слышу разговор то ли сверху, то ли снизу, но слышу все, о чем говорят. Из говорящих один наш князь, другого не знаю. Вот тот другой сказывает, что, когда Новгород опять присягнул Московскому князю, хан Ахмат на Москву попер. Новгород метнулся. Трудно отвыкать от старых порядков. Стали совет держать с нашим Казимиром, помощь у него искать. Про то проведал Иван и двинул войско к Новгороду. Те закрыли ворота и оказались в осаде. Большого войска у Ивана не было, основные силы хан Ахмат отвлек, но осаду держали. Когда подошло подкрепление, испугались. Вышли к Ивану духовенство, за ним и весь народ. Пали на колени и стали просить прощения. Пятьдесят главных врагов Москвы были схвачены и пытаны. Все признались в своей вине и указали сообщников. Оказалось Феофил, новгородский Владыко, сговаривался против Москвы. Его отправили в ссылку, много семей выдворили из города, а сто человек казнили прямо здесь. И все из-за сговора с Казимиром.

– Ты, Семен, похоже от себя прибавил, – процедил Серега.

– Вот вам крест, братцы. Еще незнакомец сказал, что Иван Московский подмял под себя все земли и дальше идти ему некуда. Дальше наше Великое княжество Литовское.

– Так и сказал? – не унимался Серега, но его подколы уже никто не слышал.

Долгое молчание нарушил Тимоха:

– Не могу взять в толк. Мы русские, но живем под рукой литовского князя. Там тоже русские, а живут они под кем? Кто он, Иван Московский?

– Он князь Московского княжества, – ответил Семен.

– Так он русский? Тогда вообще ничего не понимаю!

Тимохе не ответил никто.

Весна подступила не сразу. То уйдет на тепло, то снова отличится заморозками. Так потихоньку, незаметно снег уходил и обнажалась земля. Половодье подступило к прибрежным баням, но дальше не пошло. Ледоход зацепил сваи на мостах, только строения устояли. Еще по морозу Федор и Тимоха успели заготовить нужное дерево: восемь бревен, по две с лишним сажени; две оглобли, по пять сажень; добыли заготовку из вяза для центровой ступицы. На себе такую заготовку унести не смогли. Сделали тележку под две человеческие силы.

Мастеровые постоянно спрашивали для чего нужны заготовки, но Федька отмахивался. Дескать имеется чертеж у воеводы, по нему он исполняет задание. Чем ближе виделось окончание, тем чаще Федор бубнил: «Гладко на бумаге, да забыли про овраги». В разгар весны пожаловал воевода, спросил о делах и поделился планами:

– Скоро престольный праздник – Троицын День. Успеешь закончить свою круговерть?

– Оно конечно смогу, но…

– Сказывай про заковыки.

– Нужен песок, дорожку засыпать, а то землю колеса быстро продавят, нужна площадка под основу и лошадиная упряжь. И еще, Дмитрий Михайлович, ставить забаву надо ночью. Днем зевак соберем половину города.

– Все тебе будет, со всем согласен. Кого в помощь дать?

– Тимоху и Семена. Втроем сладим.

Бревна в половину обхвата составляли первые пять венцов храма Вознесения Господне. Малая изба входила в большую также, как и двускатные крыши разнились величиной. Значимость второй избы подчеркивал шестигранник с куполом в виде луковицы и православного креста. Колокольня была отдельно – бревенчатый квадрат с высотой до кровли храма и четырьмя стоячими балясинами, по верху открытой верхотуры с двускатной прикрышкой и двумя колоколами внутри.

На пятидесятый день после Пасхи православные отмечают сошествие на Апостолов Святого Духа. Называют праздник по-разному и Пятидесятица, и Духов День, и День Святой Троицы. Как правило, погода способствует празднику, всегда светит солнце, тепло и зелень вокруг. Окончание службы завершилось колокольным перезвоном, и горожане традиционно пошли на главную площадь, одетые нарядно, хотели посмотреть на других и себя показать. Большинство пошли напрямки на базар. Торговая территория славилась купцами неведомых краев, и покупатели жаловали их вниманием. Чуть ли не из самого Кракова специально приезжали. Базар начинался ковальными чудесами: насадки для рал и лопат, серпы, ножи, подковы, топоры. Удивляли вощиники, бруски, кругляши, чистый воск и с присадками: славился с маслом, желудями, цветочный. А уж материи всяких, почитай на ублажение цариц: фламандские сукна, венецианский бархат, бухарестская хлопчатая зендянь. Еда на любой смак: рыба соленая, сушеная, парная; дичь не потрошенная, куры ощипанные и живые, яйца, утята, цыплята на вырост; сушки, баранки, пироги, кулебяки. Всего не перечислишь и не охватишь.

Диковинное сооружение притянуло толпу зевак. Дмитрий Михайлович подождал пока соберется поболее народу и начал говорить:

– Подумали мы намедни с мастеровыми и решили порадовать вас новой забавой. Желающие сделать круг на этой круговерти, прошу занимать места на скамейках.

Никто не вышел, стояла полная тишина. Федор подвел к сооружению свою матушку, двух братьев, усадил их. Подошел воевода с женой и тоже заняли места. От толпы отделился Семен Черпак с братом. Дабы не держать долго внимание толпы, Федор с Тимохой встали у лошадей, и колесо закрутилось. На втором кругу начали разгон, женщины завизжали, но не так, как в момент опасности. Кричали от удивления и удовольствия. После пяти кругов сделали остановку. Матушка Федора слезла, а братья остались. Остался воевода с женой и Черпак с братом. К ним добавилось двое мастеровых и конюх. На третий заход желающих стало еще больше. Особое рвение проявили кузнец, его жена и их дочь; пастух; две торговки из крупяной лавки; владелец постоялого двора с двумя молодыми парнями из прислуги.

Отец Маркиан от ворот храма наблюдал за невидимым доселе зрелищем. Пригласил дьячка и звонаря. Так втроем они приблизились к толпе. Дмитрий Михайлович объяснил священнику суть забавы. Тот одобрительно кивнул и послал дьячка за причиндалами. Принес чашу с водой и икону. Отец Маркиан окропил святой водой сооружение и прочитал молитву. После освящения, народ повалил валом. До темноты колесо крутилось с полным напряжением. Дважды подсыпали песок на колею, один раз водили коней на водопой. Уже по темноте Дмитрий Михайлович велел закрыть забаву до следующего воскресенья. Распрягли лошадей и на ночь поставили охрану.