Желая его подогнать, я несколько раз крутанула в воздухе рукой:

– Не томи.

– Что это у тебя на ладони.

– Похоже на номер телефона, – произнес Кэсс.

Я потерла чернила большим пальцем и почувствовала на ладони жар.

– Что-то мне подсказывает, что он принадлежит твоему приятелю Дэниэлу… Угадал? – спросил дедушка.

– Нет, это просто телефон менеджера, – солгала я. – Ты говорил об интервью Дарке.

– И то правда. Я уже собраться тоже позвонить на передачу, но стопроцентной уверенности у меня не было, и не успел я отправиться на поиски своего журнала, чтобы проверить, как они уже сменили тему разговора. Но мне кажется, что Дарке в том интервью упоминал, что коллекционирует оперные записи. Я имею в виду настоящие, какие собирали раньше.

Собирают и сейчас. Виниловые диски коллекционировали многие, и некоторые записи стоили немалых денег.

И если Дарке собирал записи, то наверняка захаживал в Сиэтле в магазинчики, торгующие виниловыми пластинками. Интересно, их в городе много? Один из них, как минимум, располагался на рынке «Пайк Плейс», только вот оперных записей я в нем не видела. Кроме того, если человек не желал светиться, то ему наверняка претило появляться в столь оживленном и набитом таким количеством туристов месте. Ему, вероятно, подошла бы лавчонка помельче с не столь высокой посещаемостью. В которой работал бы человек, разделяющий его страсть к музыке.

Не удержавшись от соблазна, я быстренько напечатала в голове досье на Дарке.

Подозреваемый: Рэймонд Дарке

Возраст: немного за пятьдесят?

Род занятий: автор детективов

Образование: если верить публичной биографии, закончил Вашингтонский университет

Словесный портрет: белый американец. Чуть полноват. Возможна розацеа (красный нос)

Индивидуальные особенности: богат, знаменит. Держится подальше от тусовок. Ценит приватность. На людях носит синюю бейсболку и солнцезащитные очки – уж не для того ли, чтобы скрыть свою подлинную личность?

Другие подробности: произведения свидетельствуют о близком знакомстве с правовой сферой. Большой поклонник оперы. Собирает виниловые диски. (Требуется дальнейшее расследование… не исключено, что с Дэниэлом.)

– Ну как, что-нибудь из этого тебе помогло? – спросил дедушка.

– Может быть. Я потом покопаюсь. А пока пойду немного посплю.

– Любопытно будет узнать, если тебе удастся что-нибудь найти, – добавил Кэсс.

Дедушка в знак одобрения кивнул головой:

– На это лето, Берди, ты нашла себе отличную загадку. Гораздо лучше ядовитого прорыва канализационной трубы… и, вероятно, полезнее для здоровья.

Забавно, но мне это дело почему-то показалось вдвое рискованнее.

Мыло телефон Дэниэла на моей ладони смыть не смогло. Чтобы вывести чернила, мне пришлось перевернуть вверх дном всю ванную в поисках медицинского спирта, но даже после него, когда я проснулась на следующее утро, циферки хоть и слабо, но все же просматривались. Меня это бесило. Я подумала было использовать их, чтобы послать Дэниэлу сообщение и высказать ему все, что думала по поводу моей татуированной им руки, но потом все же решила подождать, пока мы не увидимся на работе, заодно расскажу ему о Дарке и о новом следе в виде оперных записей. Но когда я пришла в отель, выяснилось, что у Дэниэла выходной. И даже не могу сказать, что больше от этого почувствовала – раздражение или разочарование.

Может, даже понемногу и то и другое.

В отличие от предыдущей ночи в отеле не было никакого оживления. Двое коллег позвонили и предупредили, что не придут, сославшись на плохое самочувствие, однако Мелинда слишком устала, чтобы обращать на это внимание. Беременность, по всей видимости, напрочь лишала ее сил. А может, не беременность, а Чак, неизменно отпускавший в адрес всех без исключения коллег идиотские грязные шуточки, ничуть не смешные, в суть которых он с завидным постоянством и сам толком не мог врубиться.

Я его напрочь игнорировала и читала извлеченный из сумочки аварийный детектив, отчаянно пытаясь скоротать время и не уснуть.

Когда ночь в конечном счете все же подошла к концу и явилась утренняя смена, я страшно измучилась от скуки и отсутствия горячей пищи. Поменяв форменный блейзер «Каскадии» на свой любимый темно-синий габардиновый плащ свободного покроя с пояском, я по мраморному полу вестибюля направилась к входной двери и вышла из отеля.

Стылый ночной воздух окутался легким, накатившим с залива туманом. Пропитанный запахом морской воды, он жался к крышам зданий и уличным фонарям дымными ореолами. Заморосил мелкий дождь, я набросила на голову пристегивающийся капюшон плаща и оглядела улицу. «Изучай окружение», – всегда твердил мне дедушка. На Первой авеню все было спокойно – тишину нарушали лишь пара автомобилей да уборочная машина. Я углядела пожилого бомжа, по словам Джозефа дружелюбного и мирного, а под уличным фонарем, лампа которого в тумане раздулась до размеров небольшого шара, кое-кого еще, скрючившегося, будто ворон, на газетной стойке.

Дэниэл?

Я зажмурилась, но когда вновь открыла глаза, он никуда не делся и все так же улыбался мне из-под черного капюшона. Нет, не может быть. Может, в комнате отдыха для персонала меня сморил сон и это все лишь видение? Я опустила глаза и стала загибать пальцы. Раз, два, три, четыре, пять…

Нет, это не сон.

– Привет, Берди, – крикнул он.

– Что ты здесь делаешь? – отозвалась я. – Тебя же сегодня не было в рабочем графике.

Он спрыгнул с газетной стойки, грациозно приземлился на подошвы своих черных конверсов с низкой пяткой и подошел ко мне:

– Я приехал кое-что забрать.

В половине пятого утра?

– Да и потом, мне показалось, ты не будешь возражать, если я провожу тебя до парома – кто знает с какими ненормальными здесь можно столкнуться в такое время? – сказал он. – Ты что, злишься? Если не хочешь меня сейчас видеть, скажи, и я тут же уйду. До меня только сейчас дошло, что я и сам выгляжу как ненормальный.

– А ты что, действительно чокнутый?

– Ага, но намерения у меня самые добрые, – сказал он, протянул вперед руки ладонями вверх и медленно пожал плечами. – Такой себе симпатичный псих. И уж точно не маньяк, орудующий бензопилой.

– А ведь маньяк с этой самой бензопилой именно эти слова сейчас бы и сказал.

– В самое яблочко, Берди, – ответил он и даже щелкнул пальцами с таким видом, будто сам об этом даже не подумал, – и если ты категорически не желаешь брать на себя риск, не переживай, я пойму.

Я посмотрела на него и перевела взгляд на припаркованные на обочине автомобили:

– В машину к тебе больше не сяду.

– А ее здесь и нет. Пойдем. Давай я провожу тебя на паром.

– Но он пойдет только через час.

– Куда же ты тогда собралась?

Я застыла в нерешительности и посмотрела куда-то вдаль:

– Э-э-э…

– Ах да! – хлопнул он себя ладонью по лбу. – Ну точно! В «Лунный свет», да? Не надо на меня так смотреть.

Это чистой воды логика. Ты говорила мне, что в детстве жила в квартире над этим ресторанчиком, причем во всей округе, кроме него, в такую рань не открывается ни одно заведение, если не считать магазинчика «Мердер» на углу Пайк-стрит и Третьей авеню, работающего с семи утра до одиннадцати вечера.

На этот участок Третьей авеню дедушка мне соваться запретил. Слишком много стрельбы. Равно как и ножевых ранений. Хотя там, самым странным образом, но по вполне понятным причинам, могло оказаться не так уж и плохо, как в супермаркете «Хэтчет» на юге города, тоже работающем с семи утра до одиннадцати вечера.