— Тебя только так, малыш, — прошептал Робин, дотягивая Фрэнка и себя до совместного прихода. И Донни казалось, что серебряная пыль заменила собою весь кислород в лёгких, потому что тот выгорел от криков и ошалелого дыхания обоих.

========== 25 ==========

— Ник тебе завидует.

— Ник?

— Угу, — поджав губы, кивнула Пенни.

— Завидует?

— Да, Робин. Но меня не выдавай. Иначе он устроит мне незабываемые выходные. Начнёт сразу, не дожидаясь вашего отъезда.

— Без проблем. Хотя я даже не понимаю, в чём предмет зависти, — Робин быстро подошёл к одному из близнецов, которых до сих пор не различал, и отобрал у того из кулачка завлекательный кусок камня, отколовшийся от декоративного голыша в террасе. Младенческие, но очевидно фамильные глаза всех Донни уставились на него. Кевин или Стивен размышлял над тем, заорать или же просто отыскать новый пыльный и вкусный осколок.

— Ты для него притча во языцех. Камень преткновения.

Робин отошёл от мальчишки и вытянул сигарету из упаковки.

Пенни с тоской проводила ту до самого рта Робина, пережила процесс розжига, первую затяжку, вздохнула.

— Ещё кормишь? — всё понял Робин.

— Да. Чертовски хочу оторваться.

Дом Ника и Пенелопы Донни стоял в сердце залива Термаикоса. И прямо сейчас Ник, Фрэнк, Мина и младший гуляли по пляжу, в то время как Робин остался с Пенни и близнецами.

— Точнее, Пенни, — подтолкнул Робин.

— Ты и Фрэнк, ваша совместная жизнь, многолетняя преданность, привязанность — всё это стало неким символом идеала для Ника.

— Всё, что ты перечислила, не тянет на расхожие идеалы. Даже если так звучит, то это не то же самое, — Робин снова отнял у Кевина или Стивена осколок камня, прямо из-под носа. Тот закряхтел и рассерженно проковылял дальше за край клумбы, желая избавиться от назойливого дядюшки.

Второй близнец висел на Пенни, не оставляя попыток добраться до её груди. Пенелопа флегматично пресекала инициативу сына, отвлекая того кусочками фруктов и ягодами винограда.

— То есть это не так?

— Так, но, Пенни, я и Фрэнк… у нас нерядовые общие интересы. Это нас сближает.

— О, я понимаю.

Пенни долго посмотрела на Донни.

— Понимаешь? В самом деле? — иронично, но как мог мягче вскинул бровь Робин.

— Будь уверен. Знаешь, я хочу тебя и Фрэнка познакомить с бабушкой. Показать вас ей, — Пенни улыбнулась, откинув выбившийся выгоревший локон с лица.

— Буду рад, но что за нужда? — Робин оборвал розовый гибискус, растирая в пальцах венчик.

Пенни отследила движение деверя.

— Она тебе понравится. Знаешь, такая эндемичная гречанка. К тому же я кое-что бабушке про вас обещала.

— Пенни, ты интригуешь.

— Стараюсь изо всех сил, — улыбнулась та и спустила сына с рук под олеандр, осыпанный белыми цветами. Подобраться к тому для ребёнка не было возможности, так как дерево было обнесено мозаичным бортом, скрывая за собою яд.

— Твоя бабушка с Крита?

— Да, — Пенни подошла ближе. — Были периоды, когда Ник и я расставались. Ссорились и расставались. И в эти периоды мы — и он, и я — встречались с другими людьми.

Робин молчал, просто смотрел на Пенни.

— Потом мы снова возвращались друг к другу. Но то, что мы не были верны, порядком портило и портит нам жизнь. Всё это. Дай сигарету.

— Уверена?

— Да. Давай.

Робин отдал всю упаковку.

— Иногда мне кажется, что если бы не сыновья, мы бы окончательно расстались. Нет, твой брат любит их. Позднее отцовство сыграло свою роль. Но, повторюсь, если бы не Кевин и Стивен… У вас с Фрэнком в этом отношении всё хорошо?

— Да. У нас с Фрэнком в этом отношении всё хорошо, — согласился Робин.

— Тебе хотелось кого-то другого в то время, что вы вместе?

— Нет.

— Даже когда вы ругаетесь? Из чувства мести или желания, там, досадить? — Пенни с наслаждением затянулась, откидывая голову.

Робин ответил не сразу. Он понимал, что Пенелопа сейчас на правах близкой и давней родственницы вторгается в его интимную жизнь, в которую он и Фрэнк никого не пускали. Но Пенни ему нравилась. И Робин чувствовал, что с Ником у той не всё гладко. Она хотела поддержки.

— Пенни, даже в самых яростных спорах ни я, ни Фрэнк не можем представить того, чтобы отдалиться или на время расстаться, стремясь зализать раны в одиночестве. Мне будет в сотни раз тяжелее без него. Я это знаю.

— А ему?

— Он придерживается тех же взглядов. Мы всегда спим в одной постели, даже если только что подрались.

— Ты бог, Робин, — сказала Пенни, смотря на него сквозь сигаретный дым.

— Я знаю, — улыбнулся тот.

Но Пенни видела, что истинный смысл её слов до него не доходил.

***

— Можешь предположить, кто нам встретился сегодня на пляже? — спрашивает Фрэнк, выходя из душа с обёрнутым вкруг бёдер полотенцем.

Робин привычно и коротко смотрит в ответ на вопрос, заканчивает с отправкой сообщения и только тогда произносит:

— Персакиса.

Фрэнк счастливо улыбается, не вдаваясь в подробности того, как муж догадался или узнал о предполагаемой Фрэнком персоне.

— С младенцем и женой.

— И как он?

— Как и прежде. Ничего не поменялось, — Фрэнк вытягивается на кровати, раскинувшись. Дневное немилосердное солнце, рассеивающее загар даже под навесами и крышами открытых террас, утомило его.

— Попытался облапать, совершенно игнорируя миссис Персакис под боком, твоего брата и детей.

Робин слушает его, повернувшись с края кровати вполоборота. И на живом лице мужа Фрэнк может видеть одну из любимейших им гамму чувств: изумление, раздражение и веселье. Да, теперь уже веселье. Чем они дольше вместе и старше, тем больше обоих, скорее, развлекают подобные ухажёры. Подобные Алекзандру Персакису.

В давний визит того в Лос-Анджелес Лукас Скотт всё же познакомил Алекзандра с ночной тусовкой Вениса. Робин и Фрэнк к ним тогда присоединились. И если, отвлечённый возбуждающим видом мужа, Робин не заметил реакции Персакиса на Фрэнка при первой встрече тех в своём кабинете в «Билдинг Донни корп.», то уж в купленном приватном боксе в «Baby’s» точно разглядел. Потому что Алекзандр Персакис не имел тормозов.

Робин не сказал бы с полной уверенностью, как бы он себя вёл на месте грека, понравься ему Фрэнк, уже будучи занятый кем-то. И пытался бы он отбить Эшли, игнорируя правила приличия и элементарные инстинкты. Скорее всего, раз речь шла о Фрэнке, пытался бы. Вот только несколько иначе. Не в привычках Робина Донни было прижиматься и шептать на ухо, складывая руки на понравившиеся коленки. Всё, что он считал нужным сделать, — так это посмотреть. Пройтись взглядом, задержавшись и оценивая там, где требовалось. Дальнейшее делал тот, кого Донни осматривал. А именно: подходил, соглашался и давал.

Персакис выдал себя с потрохами, как только вошёл в vip-бокс и увидел Фрэнка. Один единственный раз его тёмный и блестящий от кокаина взгляд насторожённо метнулся к Робину, словно ступая на незнакомую территорию, проверяя, пройдёт ли? И хотя взгляд Робина вполне очевидно заверил, что под заросшей травой, осокой и стлаником поверхностью не твёрдая почва, а гать, по которой не стоит не то чтобы идти, а даже пробовать прикасаться, Персакис пошёл.

Фрэнк полулежал, откинувшись на грудь и плечо Донни головой и лопатками, чуть сползая, разведя длинные ноги. Пальцами правой руки рассеяно гладил локоть мужа, которым тот обнимал Фрэнка. И сегодня лицо Эшли было чисто, только волосы засыпали лоб и часть скулы. Оба курили одну сигарету на двоих.

Провокационная и расслабленная поза Эшли выхлестнула Персакиса сходу, заставив замереть на приветствии, прервавшись. Заставила метнуться взглядом к лицу Донни. И заставила вспомнить, что говорил ему Скотт, когда они вышли от Донни и миновали полосу препятствий в зоне ресепшена от мисс Баббл. А Лукас Скотт был весьма убедителен, когда сказал своё «никогда не трогай Фрэнка Эшли» и «Донни до того больной». В тот момент Алекзандр допустил, что Скотт вполне обоснованно прав. В конце концов Фрэнк и Робин двое женатых людей, с детьми и в долгом браке. И у самого Персакиса тоже семья. Семья, которая никогда тому не мешала брать всё от жизни, будь это хорошенькая мордашка или попка. А у мальчика или у девочки — это формальные детали. То, что Донни не будет рад вниманию к мужу со стороны Персакиса, чью компанию тот съел, это Алекзандр понимал. Но ведь дело и не в одном Робине Донни. Ведь ещё есть Фрэнк…