— Потрясающе. Он потрясающе внимателен. У меня кое-что есть. Завтра будет. По сотне за штуку. Сразу много нельзя, перестанешь дышать. Сначала половинку, через сорок минут — вторую. Через четыре часа можно целую. Для Донни всего ещё в два раза меньше. Запомнил?

— Запомнил.

— Сколько тебе?

— Шесть.

— А ты решительный, Фрэнк.

— Как называются?

— В них зелёные кристаллы. Поэтому «Изумрудный город».

Фрэнк поднимается.

— И напоследок. Чем ты его взял? Красавчики у Донни были всегда. Предполагаю, что девственники тоже. Некоторые были и красивыми, и умными сразу. В чём твой фокус?

— Отъебись, Сэм.

— Думаешь, всё ограничится эликсиром? Думаешь, тебе не понадобится кинжал, которым ты захочешь убить принца? Договорись со старой морской ведьмой заранее.

— Моих роскошных волос ты не получишь. Кинжал прибереги для других русалочек.

***

— Что это? — спрашивает Робин, насмешливо дрогнув в бровях, приближаясь к Фрэнку.

Тот стоит, зажав между указательным и средним пальцами пластиковый прозрачный пакет с таблетками, подняв его на уровень плеча.

— Фрэнк, ты сам подогнался купить наркоты? — Робин даже не смотрит на пакет, увлечён лицом Фрэнка.

— Не могу ждать, — непрозрачно говорит Фрэнк, смотрит в ответ на Донни. Пакета не опускает.

— Ты заезжал к Шультцу?

Фрэнк кивает. Подаётся ближе к Робину, следуя его руке. Но в плечах отгибается назад, не давая тому дотянуться до своего рта.

Робин делает глазами «это что значит?»

Фрэнк улыбается.

— А Сэм до сих пор не прочь разжиться на вкусные подробности. И поделиться такими же.

Робин чуть суживает глаза.

— Что именно он хотел от тебя услышать? В целом понятно — что. Но что конкретно?

Фрэнк секунду-другую любуется мужем. Донни снова вернулся к шкиперским бородам и стайлингу в волосах.

— Не важно. Зато что он мне рассказал. То, что ты упустил, полагаю.

Робин, вопреки ожиданиям, ярко улыбается. Хотя тут же скусывает губу и мгновенно морщится. Склоняет голову к плечу.

— Сэм старый похотливый козёл. Теряюсь в предположениях.

— Это очевидно. Но о тебе, Бобби, он такого же мнения. Разве что делает скидку на возраст, — Фрэнк снова отклоняется, поскольку Робин предпринимает новую попытку поцеловать мужа. — Сэм сказал, что, бывало, утешал рыдающих после общения с тобою мальчиков. Слушал жалобы на твою грубость, бесчувственность и попытки изнасиловать их рукой. Или чем похлеще…

Робин в смешке выдыхает.

— Да. Я так поступал.

— Что, был в активном поиске своей судьбы? — Фрэнк меняется в глазах, холодея.

— Не без этого, я же не совсем нормальный, если заметил. Но чаще использовал как повод напугать и расстаться к чёртовой матери.

— Знаешь, у Шультца любопытная теория насчёт всего этого. Но хочу услышать тебя. Что насчёт меня, Бобби?

Пока Фрэнк играется в большую кошечку, аккуратно, но настойчиво уклоняясь от поцелуя, Робин предпринимает обратные попытки привлечь его и лишить возможности сопротивляться.

— А ты другой, Фрэнк. Полагаю, вот здесь, в пакете, так называемый «зелёный» свет от тебя? Так-то никто из моих бывших не выразил желания ко мне вернуться. А уж за этим… — Робин пожимает плечом и делает движение кистью руки в воздухе.

— Кроме Джека Миллера.

— Забудь Джека Миллера.

— Может, потому что ты был с ними груб?

— Несдержан, груб, жесток, предвзят, категоричен, бесчувственен, равнодушен. Можешь продолжить.

— А со мной…

— А с тобой я сдерживаюсь изо всех сил, Фрэнк. Видит бог.

— Мать твою, Бобби. Если это называется «сдерживаюсь изо всех сил», то каково было тем неудачникам, что велись на твои прекрасные глаза и обольстительную улыбку?

— Представил, да? — Робин использовал обольстительную улыбку. — Я хотел, чтобы ты остался со мною. Навсегда. Привык. Чтобы если уж я тебя буду пугать в чём-то, то ты понимал, каковы мои истинные намерения в отношении тебя. Помнил о моих чувствах.

— Сэм сказал, что ты меня…

— …берегу. Я свои деньги так не берегу, как тебя, Фрэнк.

— Именно это и сказал. Без упоминания денег, разве что.

— К чему мы всё же пришли, пока я здесь пытаюсь тебя потискать?

— Освободи вечер пятницы.

— А субботу?

— Зачем?

— Я кое-что от кое-кого слышал про «Изумрудный город». С них за ночь не соскочить. Давай уедем на весь уик-энд, малыш.

— Как скажешь. Звони в «Оак холл».

И тут Робин всё же втиснулся между ног Фрэнка, заволок того на столешницу, сжал поверх локтей рукой, второй крепко удержав за волосы в коротком хвосте.

— Только дотронься до меня… — холодно угрожает Фрэнк.

— Что ты сделаешь? — Робин всё равно замечает расцвётшие, заслонённые ресницами зрачки мужа. И чувствует на груди его ускоряющееся дыхание. Отчаянно сдерживаемое.

— А надо было ждать восемь лет, чтобы попридержать для меня эту шикарную идею с рукой?

— Так только теперь самое время, ведь уже просто членом тебя не проймёшь. Да, ледышка?

Фрэнк не говорит, потому что начинает тонуть во взгляде Робина и в воспоминаниях о его близком теле.

А когда Робин добирается до его рта, сцеловывая с зализом, глубоко, силой удерживая Фрэнка в неудобном положении, то Фрэнк жмётся навстречу, шумно выдыхая в поцелуе, окончательно покоряясь в руках.

***

Робин добрался до Фрэнка около трёх по полуночи. Уже после того как Фрэнком была съедена целая таблетка, а им самим половина.

Всё же время до этого оба просто вкусно и жёстко трахались, заходясь в тактильных приходах от изумрудных кристаллов, которые обостряли чувственность до невозможности говорить.

Робин два раза заливал Фрэнка изнутри, прежде чем подступиться к нему для большего. Робин сделал Фрэнка скользким от себя и анестетика, ласкал нежно и мягко, не произнося ни звука, только наблюдая. Дожидаясь того момента, когда таблетка заработает во всю мощь. Робин погружался в зад Фрэнка тремя и четырьмя попеременно, чередуя и едва растаскивая их изнутри.

То, как вёл себя и двигался под его рукой Фрэнк — возбуждало до чертей. Он поймал себя на том, что встроился в глубокое выстанывающее дыхание мужа, реагируя на него сильными дрожащими спазмами в самом низу живота. И дышал с ним в унисон. Фрэнк лежал под Робином, вытянув руки по простыням, с рассыпавшимися светлыми волосами, широко разведя длинные ноги в стороны. Член его был возбуждён, но Фрэнк словно не замечал этого, уйдя в ощущения от руки мужа. Дыхание Эшли было глубоким, ровным, шелестящим, расслабленным и чувственным. И, как обычно бывало, Фрэнк держал его взглядом, чем здорово взвинчивал, заставляя Робина стискивать зубы. И дышать. И ждать. Пока не заработает таблетка.

А включилась она мощно. Робин видел, как повело золотое тело Фрэнка, поднимая того на локтях, прогибая в плечах. С долгим мучительным «ах» Фрэнк запрокинулся, потеряв с ним визуальный контакт. Вернулся тут же, кусая губы. Робин почувствовал, как спазмом стянулся Фрэнк вкруг его кисти.

— Бобби, я хочу… — Фрэнк не закончил. Его швырнуло на кровать. Вытянуло, повело колени.

Робин метнулся к его лицу, внимательно удерживая взглядом. Левой рукою ухватил за запрокинутую шею, сжал, пропихнув указательный и средний в рот Фрэнка. Почувствовал, как жадно и глубоко пропускает его Фрэнк. А ещё чувствовал, как изменяется его собственное тело. Наливаются тяжестью бёдра и член. Становятся нетерпеливыми руки. Искажаются мышцы лица, зверея. Срывается дыхание.

Донни отпустил правую, нажал, стремясь глубже между ягодиц Фрэнка. Тот поддался, пропуская Робина в горячее и нежное тело. Но Робин почувствовал и то, как тонет крик под его пальцами в горле Фрэнка, словно волна, разбивающаяся о волнорез. Сам же он, приходя в восторг от случившегося, возбудился так, что начал задыхаться. Чем смелее тонула его правая кисть в теле Фрэнка, тем ярче рвались изо рта крики.

Робин выскользнул пальцами на шею Фрэнка, сжал сильнее.

— Чёрт, Фрэнк. Мать твою, мать твою, малыш… — прижался ртом к его шее, больно и мокро скусывая.