Робин видит его взгляд. Сдёргивает с себя его голову за волосы. Нитка слюны провисает от члена до губ. Фрэнк отирает рот тыльной стороной ладони. Робин удерживает его за волосы, принуждая смотреть вверх, на себя. Потом отталкивает.

Фрэнк опускается на колени и ладони. Робин — позади него. Стаскивает с Фрэнка джинсы, оттягивает его правую ягодицу в сторону. Обсасывает два пальца и проталкивает в него. Проворачивает в обе стороны. Мягкий и нежный изнутри Фрэнк сжимается. Робин берёт себя этой же рукой, левой цепляет Фрэнка за рубашку на спине. Тот и другой стискивают зубы. Эшли от моментальной первичной боли и от неотвратимого напора. Робин от жара и накатывающей психологической эйфории от обладания Фрэнком. Он чувствует, как схватывается вокруг него Фрэнк, отчаянно справляясь с величиной и твёрдостью. Когда Фрэнк трезв, Робин знает, ему бывает сложно. Он видит, как правая рука Фрэнка собирается в кулак. И тот стонет, провисая головой.

Робин входит наполовину, останавливается, за рубашку подтягивает Эшли вверх, чтобы тот прижался спиной к его груди. Кожа на шее Фрэнка влажная и едва солёная, когда Донни целует её. Он опускает обе ладони, скользя ими по груди и животу Фрэнка вниз. Забирается пальцами в завитки волос, прижимает ладони и вталкивается до конца.

Что заставляет Фрэнка снова и снова позволять Робину брать его, бесконтрольно дрожать от боли, задыхаться, стонать под сгребающими руками и всё же прижимать его к себе? Что бы оно ни было, Робин принимает это, как должное.

Фрэнк скручивает майку на его плече, закинув левую руку вверх, тянет на себя, шеей подставляется под его рот. Робин подтаскивает его к себе медленно, но на максимум глубины. Он сжимает Фрэнка руками, задрав на нём рубашку поперёк голой груди. Эшли выворачивается вбок, ловит ладонью его лицо. Донни замирает, оглядывая такое любимое и искажённое лицо Фрэнка.

«Ты же знаешь, — говорит Фрэнк, опуская ресницы, оглядывая рот Робина, и снова возвращаясь к глазам. — Ты же знаешь, — я твоя ебливая дрянь».

И слабая улыбка пропадает с его лица, стёртая криками и сквернословием, когда Робин опрокидывает его вниз, наседая на него сзади с той похотливой яростью, на которую его спровоцировал своими словами и улыбкой Фрэнк.

И вот за это он любит Фрэнка. За то, что тот хочет его до таких границ. До того, когда он сам начинает кричать на взрыках, забывая об осторожности и милосердии. Погружаясь в ощущения рук, вминающихся в кожу бёдер Фрэнка, и члена, ёрзающего во влажном и плотном. А то, как Фрэнк начинает вырываться уже под выплеск, заставляет Робина рычать: «Оставайся на месте, мать твою».

Эшли накрывает густой непрозрачной пеленой предчувствия катастрофы и осознания, что сам себе он не принадлежит…

А потом Донни валится сверху: мокрый, выжатый и задыхающийся. Соскальзывает на пол, лежит секунд пять, не двигаясь и не видя. Раскрывает глаза, натягивает джинсы и тихо говорит: «Иди ко мне».

Фрэнк укладывается рядом в сгибе его руки.

***

Это была идея Фрэнка.

Не сказать, чтобы Донни многого ждал от этой затеи, но всё равно согласился. Кстати, он считал, что пробовать всякие ролевые игрища — это ещё не для них, потому что знал, что не нуждается в новых стимуляциях для возбуждения с Эшли.

Но сам Эшли сказал: «Да согласись уже наконец».

Поэтому теперь Донни сидит в баре и крутит в пальцах стакан с виски. Сидит в самом конце стойки, откинувшись плечами о стену. Потом просит пепельницу и курит. Его внимание привлекает высокий темнокожий мужчина в противоположном конце стойки, что заворачивает углом. Робин не видит его собеседника, потому что того заслоняют пара сидящих в ряду. Но по языку тела темнокожего понятно, что тот отчаянно клеит.

А затем Робин видит руку заслонённого. Она протянулась по стойке, пристукнув пальцами, делая знак бармену подойти. Из-под рукава чёрной кожаной куртки оголяется запястье, обвитое шнурками и сегментированным металлическим браслетом.

Тело Донни тут же реагирует всплеском жара и импульсивным движением. Его выкидывает из расслабленной позы, выпрямляет на стуле. И останавливает. Робин сам себе приказывает оставаться на месте. Наблюдает, как, привлечённый жестом, движется в конец стойки бармен. Как средний и указательный пальцы узнанной им руки вскидываются вверх и опускаются.

Бармен отходит за заказом.

Клеящий касается руки.

Донни топит ярость. Но он помнит, что есть сценарий. Донни чувствует, как пальцам становится горячо. Оказалось, что он успел дотянуть сигарету до фильтра. Гасит её в пепельнице.

Двое, что заслоняют ему вид, поднимаются и уходят.

Робин теперь видит его. На нём короткая куртка с воротником-стойкой и джинсы деним. Поднятые в укладке светлые волосы. Сидит, опустив левую ногу с подножки стула вниз. И вытягивает свою руку из-под ладони заигрывающего. Одновременно с этим прикрывает глаза и отрицательно качает головой. Донни знает подобные «невзгляды»: равнодушные, проскальзывающие, отказывающие.

Бармен приносит заказ.

Темнокожий, потеряв надежду, отходит.

Бармен спрашивает у Донни: «Повторить?»

Он кивает, почти не глядя. Робин смотрит на оставшегося в дальнем конце стойки. Тот сидит, опершись о неё локтями. Выпивает глоток, задерживает стакан, пьёт снова. И смотрит в его сторону, повернув голову.

Донни ожидает всего, что угодно. Но тот не задерживает взгляда, ни на секунду дольше, чем нужно. Снова поднимает стакан, пьёт, сжимает губы. И только после этого разворачивается на стуле в сторону Робина и смотрит долго, прерываясь только на глотки из стакана.

Донни смотрит в ответ, ощущая нечто, схожее с нереальностью. Его словно что-то сковывает, не давая встать и подойти. Донни смотрит, как тот вынимает бумажник из заднего кармана в джинсах, оставляет купюру на стойке, убирает бумажник уже в карман куртки. И всё это время он держит Робина взглядом. Потом поднимается и идёт к выходу, минуя Робина. Взгляд его текучий и золотистый и в последний момент соскальзывает.

Робин, сбросив оцепенение, спешит расплатиться. Как раз вовремя. Потому что успевает заступить дорогу темнокожему, что заигрывал за стойкой, а теперь направляется за вышедшим с золотыми глазами.

Секунды две он и Донни смотрят друг на друга.

— Живо съебись отсюда, — говорит Робин.

— Ты чего, мужик? — искренне удивлён темнокожий.

Донни не отвечает.

— Да брось, парень-то уже взрослый, сам разберётся — кому давать.

И он хочет обойти Донни.

Робин за плечо возвращает его обратно.

— Не вынуждай меня, — глухо говорит он.

Желание остановить во что бы то ни стало и, возможно, перспектива покалечить холодным намерением необходимости ясно читается в глазах Донни.

— Ёбаный психопат, — бросает темнокожий, разворачиваясь обратно.

На улице Робин оглядывается. Видит его футах в пятнадцати справа, идущего и закуривающего на ходу. Донни опускает руки в карманы и идёт следом. Минуты полторы. Не спеша. Хотя Робин борется с желанием ускорить шаг, догнать и развернуть его к себе лицом.

Робин видит, как тот отбрасывает на проезжую часть скуренную сигарету, останавливается под сине-оранжевой светящейся вывеской гоу-гоу, оборачивается, проверяя, идёт ли Робин следом. Убеждается в этом. Донни может поклясться, что он чуть улыбается. Донни замедляет шаг, но продолжает идти.

Преследуемый им скрывается в проулке между зданиями.

Робин заходит следом. Здесь пахнет так, как обычно пахнет в таких местах: обмоченными газетами, бродячим зверьём, затхло и какой-то химией. По стене одного из зданий уступами вверх поднимается металлическая лестница с неярким свисающим фонарём: рассеянным и жёлтым. Робин идёт дальше. Шагов через десять замечает приближающуюся нишу в стене. Он уже знает, что нужный ему — там.

И верно. Стоит, прислонившись лопатками к запертой металлической двери.

— Привет, — говорит он. — Я Фрэнк.

— Привет, Фрэнк, — говорит Робин, на секунду склоняя голову вниз. — Ты женат, Фрэнк?