Марси тупо посмотрела на него.

— Может ты помолчишь, а то я пропущу все шутки.

Дедди достал из шкафа халат и натянул его на себя. Ему вовсе не хотелось смотреть шоу, он и так знал в нем каждое слово. Шоу это шоу, это — его работа, и когда она закончена, можно передохнуть. Он никогда не получал удовольствия от собственной славы. Он иногда секунду-другую смотрел свои передачи, но только, чтобы удостовериться, что хорошо выглядит. На этом его интерес иссякал. Принесли завтрак и Шальной Дедди расписался в счете, скромно придерживая дверь и заслоняя собой сидящую на полу Марси.

— А можно мне ваш автограф? — попросил посыльный.

— Я уже подписал тебе счет, — ответил Дедди.

— Нет, я хочу свой собственный.

— Ну так оставь счет себе. — Хитро предложил Дедди и оба расхохотались. Он чиркнул свою подпись на клочке бумаги, который протянул ему парнишка.

— Ой, это же вы, на экране, — заметил тот, изгибая шею и заглядывая в комнату. Дедди постарался заслонить собой обзор. — Интересно, что ощущаешь, когда видишь себя на экране.

— Это как отражение в зеркале, — ответил Дедди. И парень снова рассмеялся.

Как только посыльный ушел, Дедди захлопнул дверь и провозгласил:

— Завтрак прибыл.

— Ш-ш-ш.

Он взглянул на гамбургеры, чувствуя себя покинутым, открыл банку с колой и уселся с ней перед семнадцатидюймовым экраном, мечтая, чтобы шоу поскорее закончилось. Потом он поковырялся в жареной картошке. Он терпеть не мог есть в одиночестве, а еще больше он ненавидел остывшую еду. Если Марси не присоединиться к нему, то ему либо придется есть одному, либо все холодное. Это его угнетало. Он развернул гамбургер и всунул его Марси в руку. Она взяла его не взглянув и как лунатик поднесла его ко рту. Не отрывая глаз от экрана. Даже «спасибо» не сказала.

— Эй, я голоден, — сказал он, стараясь придать бодрость своему голосу. Она, казалось, ничего не слышала. — Эй! У меня в гамбургере рыбная кость! — Никакого ответа. Он положил недоеденный гамбургер на телевизор, чтобы он не остыл и с мрачным видом забрался на кровать, прихватив с собой банку колы, и размышляя не попробовать ли успеть на Выставку Игрушек до ее закрытия. В его присутствии торговля пойдет в два раза бойчее. Он получал неплохой доход от игрушек — Рыбы, Крошки Анджелы и Мыши-Альфонсы. Либра умел делать деньги. Дедди задумался о ночном шоу. Хорошо ли оно пойдет? Он собирался использовать кое-что из того, что делал и в дневных шоу. Ничего другого он просто не мог придумать. Он надеялся, что Либра окажется прав, и ночью удастся собрать в два раза большую аудиторию, чем днем. Он запишет все программы в присутствии зрителей. Наверное, продолжит делать и дневные программы. Он уже к ним привык. Забавно было думать, что он, клоун из Ист-Сайда, развлекавший своих соседей всякими импровизациями, станет миллионером и обладателем многочисленных спонсоров. Либра сказал, что он станет миллионером. Тогда он сможет купить себе необитаемый остров, будет расхаживать там голым с утра до ночи, пить кокосовый сок, есть бананы и плавать в океане, когда захочется. У него будет шалаш на дереве, о котором он всегда мечтал в детстве. Он встретит красавицу и подарит ей только что найденную раковину. Она молча возьмет ее, улыбнется и поведет за руку в джунгли, где они вместе опустятся на землю. У нее будут длинные черные волосы и она тоже будет обнаженной. Она совсем не будет походить на Элейн. Он подумал об Элейн. Она выросла за время их брака. Не повзрослела, а просто стала выше ростом. И еще научилась командовать. Кто мог тогда это предсказать? Ему никто не говорил, что шестнадцатилетние девчонки могут еще подрасти. Теперь она была на два дюйма выше него. И еще считает, что стала страшно образованной только потому, что вышла замуж за телезвезду. Даже французский начала изучать. Это, конечно, не так уж и плохо, только она на людях все время говорила по-французски, чтобы произвести впечатление на окружающих. Чашу его терпения переполнила попытка Элейн поговорить по-французски с несчастным пуэрториканским официантом.

После этого все, что бы ни сделала Элейн, приводило его в бешенство. Она покупала шестисотдолларовые платья, зная, что он не сможет оплатить их. Засунула их дочку во французский детский сад. А потом стала увиваться вокруг Лиззи Либры, которая ей в матери годится, и вообще просто шлюха. Уж он-то это знал, так как сам однажды оказался в постели с Лиззи, когда на одной грязной вечеринке поссорился с Элейн. Лиззи была не в его вкусе, но она была такой миниатюрной в своей детской одежде, что на мгновение в приступе безумия и одиночества, он представил ее себе маленькой девочкой. А Лиззи постоянно преследовала его и постоянно строила ему глазки из-под своих накладных ресниц. Он не выносил искусственные ресницы на взрослых женщинах. Они от этого выглядели еще старше. Но Лиззи взяла его за руку и потащила в одну из спален прямо с вечеринки, когда Элейн хлопнула дверью и удалилась.

— Ты — мой кумир, — произнесла она, запирая дверь на ключ. В этом не было кокетства, скорее — тоска. И ему стало ее жалко. Она источала такую неудовлетворенность, как будто ее вообще никогда не любили. Ему стало ее жалко. Бедная маленькая Лиззи. В этот момент она показалась ему страшно привлекательной. Ее светлые волосы были распущены и падали на маленькое розовое платье. Она сняла очки и посмотрела на него огромными голодными близорукими глазами.

— Ты — самое великое достижение со времен изобретения хлеба, сказала она ему. И тогда он сделал это на чужой постели. А потом ему стало так стыдно и страшно возвращаться в компанию где был ее муж и их с Элейн друзья, что он не мог даже смотреть, не то что разговаривать с ней.

А она была счастлива как жаворонок. Вся пузырилась от счастья, как бутылка с минералкой. Он никогда не видел, чтобы женщина приходила в такой экстаз после постели. Может все дело в нем? Но он, никогда не считал себя героем-любовником. Так… обычный парень. Она ведь даже не кончила. Странная она женщина! Потом он до смерти боялся, что Лиззи что-нибудь скажет Элейн, они ведь были так близки. Но очевидно Лиззи молчала. Элейн была самой ревнивой женщиной на свете, но про Лиззи она никогда ничего не говорила, даже не намекала.

В дверь снова позвонили. Он взглянул на Марси, которая зачарованно сидела перед телевизором, и с облегчением понял, что шоу заканчивается, после чего направился к двери. Это был посыльный.

— Вам телеграмма, сэр.

Шальной Дедди расписался на бланке и дал чаевые мальчику, захлопывая дверь перед самым его носом. Парень так обрадовался, получив целый доллар, что, похоже, даже не узнал его. Боже, какое облегчение!

Благополучно вернувшись в комнату, Дедди улыбнулся, увидев, что Марси выключила телевизор. Она подбежала к нему, забралась ему на колени и прижалась своей щекой к его.

— Ты самый замечательный! — выдохнула она.

— Давай-ка посмотрим, что пишут в телеграмме, — ответил Шальной Дедди, делая безразличный вид из-за того, что она так долго не обращала на него внимания.

Он распечатал телеграмму. «Клуб ваших поклонников из Кью-Гардена желает вам успехов в Атлантик-Сити. Мы любим вас. Мишель, Донна и Барри». — Они все знают, — сказал он.

— Как хорошо, что я живу здесь, — сказала Марси. — Иначе, я бы никогда с тобой не встретилась.

— Ты, наконец, хочешь свой гамбургер?

— О, да! — воскликнула она с энтузиазмом.

— Отлично. Он у тебя в руке.

Она посмотрела на него.

— Но он уже холодный и невкусный.

— Сама виновата. Можешь съесть половину моего.

Он разделил с ней теплый гамбургер, дожидавшийся их на теплой крышке телевизора. Они с удовольствием принялись за еду, громко чавкая, поливая гамбургер соусом чили, и запивая его колой. Мороженое, которое он по глупости тоже поставил на телевизор, растаяло, и они смешали его с колой, и получился отличный коктейль.

— Обожаю готовить, — сказал Шальной Дедди.

— Да? Ты умеешь готовить?

— Да, всякое такое, как например содовая с мороженым.