Они не подарят мне возможности дышать под водой. Они хотят, чтобы я ушёл. Увидел её в последний раз и бросил умирать на дне озера. И чтобы мой уход был последним, что увидит она. Жестокие бессердечные твари.

И тут Драко посетила безумная мысль. Совершенно безумная.

Они не собираются его убивать. Не посмеют тронуть, потому что магические твари преклоняются перед чистой волшебной кровью. Они не смогут на него наброситься или обезвредить — его жизнь и так в большой опасности, ведь ему необходим воздух. Они знают, что он уйдёт. Но не знают, что не один.

— Диффиндо!

Подводные лианы рассеклись в нескольких местах, высвободив тело Гермионы.

— Пропиус!

В мгновение ока она оказалась крепко заключена в его объятиях. Осталось последнее заклинание, всего одно слово, последний выдох — и они спасены…

Сильный водоворот.

Ослепляющие вспышки магии.

У Драко было ощущение, будто он совершил кувырок, как это бывало при аппарации, когда отец держал его за руку, переправляя их обоих в другое место. Он едва сдержался, чтобы не выдохнуть последний воздух — голова и без того уже начала кружиться. Всё, что он понимал на данный момент — это то, что он всё ещё крепко держит Грейнджер, но отчего-то в том месте, где его рука соприкасалась с её талией, обжигающе холодное течение резко потеплело.

Сфокусировав затуманенный взгляд, Драко вздрогнул, обнаружив уродливые рыбьи лица русалок всего в нескольких дюймах. Они обнажили свои острые зубы, словно ржавые иглы, что торчали в разные стороны, и отвратительно шипели, окружив своих пленников плотным кольцом.

Внезапно повелительницы Чёрного озера отступили, отвернувшись от своих жертв, и уплыли прочь, скрываясь во тьме так же, как и появились из неё. Кроме одной. Она держала трезубец в опасной близости от горла Малфоя, с отвращением глядя на него своими жёлтыми глазами с тонкими вертикальными зрачками.

— Предатель! — гневно проскрежетала она, прежде чем отнять трезубец от его шеи и отправиться вслед за своими сородичами. И лишь в этот момент, когда резкий взмах её хвоста переменил направление подводного течения, Драко узрел причину внезапного потепления воды.

И, к своему ужасу, он вспомнил свои собственные, лишённые всякой человечности, слова: «…потому что она — грязнокровка». Вспомнил, как рассказывал про проклятье русалок. Тогда это казалось чем-то недостоверным, маловероятным, хоть и Дамблдор лично подтвердил, что на шее Грейнджер не что иное, как след магии русалочьего трезубца. И прямо сейчас Драко беспомощно наблюдал, как тёмные глубины Чёрного озера стремительно окрашиваются багровыми разводами грязной, неправильной крови.

Нет… Нет, пожалуйста…

Он давно перестал замечать и совсем не придал значения тому, что Гермиона, безвольно повиснув в его объятиях, не двигалась с того самого момента, когда к ним приблизились русалки.

НЕТ.

Малфой не мог и не хотел осмысливать прошедшие шестьдесят секунд под водой. Была всего одна вещь, которую он осознавал в этот миг: Гермиона умирает. И если он не поторопится вытащить их обоих на сушу, он погибнет здесь, вместе с ней, так и не сумев хотя бы попытаться ей помочь.

Собравшись с последними силами, которые безудержно его покидали, Драко возвёл палочку вверх и, борясь с неистовым желанием вдохнуть полной грудью, сдавленно произнёс:

— Асцендио.

Он сосредоточил все силы в пальцах онемевших от холода рук. Их тела подхватил стремительный магический импульс, и спустя секунду они с Гермионой оказались на поверхности.

Жадно и хрипло хватая ртом воздух, Малфой изо всех сил пытался удержаться на воде, но по причине иссякших сил, переохлаждения и неподвижного тела раненой Грейнджер, крепким объятием которого Драко никак не мог поступиться, сила притяжения то и дело утягивала его под воду. Проклятое озеро никак не давало отдышаться и насытить лёгкие необходимым кислородом, снова и снова поглощая Малфоя с головой в свои глубины.

Хоть бы она ещё была жива…

— Пожалуйста… Грейнджер… Потерпи ещё… Немного… — неразборчиво бормотал Драко, вдыхая после каждого слова.

Он знал, что она его не слышит. Он лишь молил всех богов о том, чтобы ему хватило сил достичь берега — до него оставалось всего каких-то несчастных десять метров, а там…

Неизвестность пугала его. Малфой допускал, что Гермиона могла быть уже мертва. Но это было немыслимо. Он отказывался в это верить, это слишком чудовищно, слишком… противоестественно. Сейчас он не мог анализировать свои чувства, чтобы чётко отметить, в какой момент ему стало важно видеть её улыбку, живой блеск в глазах. Почему её укоризненный взгляд, гордо вздёрнутый подбородок и очаровательно надутые от обиды губы значили для него так много и впредь не казались ему чем-то раздражающим и неприятным.

Просто в этом была вся она. Единственная и неповторимая Гермиона Грейнджер.

— Ты будешь жить… Потому что… Я так сказал…

С облегчением ощутив под ногами песочно-каменистое дно, Драко подхватил Гермиону на руки и, расплёскивая воду и опасно пошатываясь, устремился к долгожданному берегу. Неуклюже опустившись на колени, он бережно уложил Гермиону на траву, лихорадочным взглядом оценивая её состояние.

Она была мертвенно бледна. Посиневшие губы с лиловым оттенком слегка приоткрыты. Чуть ниже плеч на руках виднелись пурпурно-фиолетовые следы от сковывавших её тело лиан. Мелко дрожа от холода, Малфой опустил взгляд ниже, на область под рёбрами, и содрогнулся всем телом ещё больше, шумно и судорожно выдохнув. Алая ткань мокрого платья была неравномерно окрашена тёмно-багровыми пятнами крови, что обильно сочилась из трёх глубоких колотых ран на животе.

— Проклятье! — закричал Драко, трясущимися руками беспомощно проводя по мокрому платью, пачкаясь кровью умерщвлённой магглорождённой волшебницы. — Проклятые твари!

Не в силах сдержать слёзы отчаяния, Малфой до боли прикусил губу, склонившись над безжизненным лицом Гермионы. Ему было страшно коснуться её запястья или тонкой бледной шеи, чтобы проверить, бьётся ли слабым пульсом в её теле угасающая жизнь. Едва ли опомнившись от стресса, Драко схватился за палочку, намереваясь отправить в небо сигнальные огни в надежде, что хоть кто-то их увидит в разгар вечеринки, но спустя всего мгновение, небо озарилось праздничным фейерверком.

Это просто какая-то шутка. Ужасная, чудовищная шутка. Ненавижу…

Но драгоценное время истекало с каждой секундой. Оно имело физическое воплощение — запах, цвет и металлический вкус. Несколько утраченных минут хрупкой жизни Драко мог видеть на своих окровавленных ладонях.

Он крепко зажмурился, пытаясь вспомнить любую информацию, что могла оказаться полезной. Каждый просмотренный в библиотеке фолиант, каждое слово, услышанное на истории магии, каждый…

Он широко распахнул глаза.

Блейз. То, что говорил Забини, что-то про… любовь? Это звучало, как бред. Как самая идиотская выдумка, не имеющая под собой никакого обоснования.

«Я подумал, тебе это может быть интересно».

Драко снова взглянул на Гермиону: от её вида его сердце болезненно сжималось. Она всё ещё была красива, как и тогда, в свете кувшинок и порхающих светлячков. И намного раньше, задолго до этого: в библиотеке, в Большом зале, на уроках. В лучах весеннего солнца во дворе школы. Она была красива всегда.

Какой же я идиот… Как я мог не замечать этого раньше?

Мысли мелькали одна за другой, складываясь в аккуратную мозаику. Всё становилось на свои места. Каждое непонимание нашло своё объяснение. Драко был давно влюблён в неё. Тогда, на Святочном балу, когда он увидел её с Крамом… Мерлин, он убеждал себя, что разочарован в Викторе, а не в том, что студент Дурмстранга появился на балу с самой неотразимой девушкой Хогвартса.

И сейчас она умирала. А Драко так и не успел её поцеловать.

— Я просто хочу, чтобы ты жила, Грейнджер, — сквозь слёзы прошептал он. — Пожалуйста.

Ласково поглаживая ладонью её бледную щёку, Малфой наклонился к безмятежному лицу Гермионы и чувственно, со всей терзающей душу болезненной нежностью прижался губами к её холодным губам.