Видать, совсем башку напекло. Чего ты лыбишься?
И тут у Драко внутри что-то оборвалось. Проблеск осознания в его распаренном и помутнённом разуме заставил его содрогнуться и звучно сглотнуть. Ему стало не просто невыносимо жарко — в этом адском пекле напрочь закончился воздух.
Она не просто улыбнулась ему. Она улыбнулась ему в ответ.
========== 7. «Possible she wants you too» ==========
Возвращаясь из совятни в замок, Гермиона глубоко вдыхала свежий горный воздух с ароматными вплетениями степных трав и цветов, прислушиваясь к стрекотанию цикад и щурясь от ярко-оранжевого света заходящего солнца. Закаты в шотландских горах обладали особой магией: природа вокруг жила, дышала, насыщала энергией и дарила умиротворение. Сегодняшний вечер был поистине волшебным. Дневной лёгкий бриз, колышущий верхушки вековых сосен, сменился полным штилем. Вечерняя прохлада приятно покалывала кожу, а кружащие высоко в небе ласточки допевали последнюю песню перед сном.
Гермиона отправила родителям очередное письмо с подробным отчётом о своей школьной жизни, детально расписав каждый её аспект: общение с друзьями, учёбу и развлечения. Она старалась делиться с мамой и папой всем, что её вдохновляло, радовало, пыталась им показать мир магии через призму собственного восприятия. Плохих новостей она им не сообщала, чтобы не тревожить их любящие сердца. Соответственно, её родители до сих пор находились в неведении о неизлечимом недуге дочери.
С каждым днём приближался конец семестра, всего через месяц Гермиона будет вынуждена отправиться домой на Хогвартс-экспрессе. И с каждым днём ей становилось всё страшнее от мысли, что родители приедут на вокзал Кингс-Кросс встречать свою дочь, а она даже не сможет с ними поздороваться. Она часто плакала, представляя себе этот момент: радостные лица родителей, крепкие тёплые объятия, а затем — боль разочарования в их глазах.
Какова вероятность того, что ей повезёт в течение месяца влюбиться в человека, который полюбит её в ответ? И повезёт ли вообще когда-нибудь?..
Гермиона всё чаще думала о Драко. И не могла отделаться от мысли, что его взгляд изменился, всё чаще являя тот неуловимый проблеск его души, что прорывалась сквозь толщу демонской тени. Ей вспоминался безбожно душный урок истории магии, на котором случилось нечто очень любопытное. Даже, можно сказать, волнительное.
Как давно Малфой за ней наблюдал? И почему улыбался, когда она на него взглянула? Раньше ей не доводилось видеть его настоящей улыбки, он был способен лишь на безжалостные насмешки. Но это была не она. Не насмешка. Он улыбался искренне, легко и расслабленно. Взъерошенные влажные волосы красиво подсвечивались лучами слепящего солнца. Такие необычные, почти белоснежные. До этого дня Гермионе было настолько тошно смотреть на Малфоя дольше нескольких секунд, но теперь ей хотелось разглядеть его как можно лучше. Кажется… он постепенно позволял ей увидеть его красоту.
Это безумие. Просто апогей отчаяния. Похоже, я просто цепляюсь за соломинку, между нами не может быть ничего общего.
Она снова и снова продолжала себе это повторять по дороге в библиотеку, подсознательно надеясь в очередной раз убедиться в том, что она неправа, а именно — встретить Драко у стола с книгами и проверить, изменится ли его поведение с прошлого раза.
Сегодня был вечер четверга, и это ощущалось посредством полного аншлага за библиотечными столами. Обычно, перед ужином уставшие, голодные студенты не могли, как следует, сосредоточиться на учёбе, посему между стенами и книжными полками стоял тихий перманентный гул оживлённых разговоров.
Гермиона встретила Невилла и Луну Лавгуд, склонившихся над одним учебником по травологии, а также заметила Джинни и Парвати, что радушно помахали ей рукой. Миновав многочисленные стеллажи и самую людную часть библиотеки, Грейнджер завернула за угол и, очутившись в своём личном тихом пристанище в компании новых-старых книг, ощутила накатившее разочарование, когда убедилась, что Драко здесь нет.
Ты что, пришла сюда ради него? Да что с тобой, Гермиона? Ты будто стала одержимой!
Мысль действительно была пугающей. В течение последних недель Гермиона совсем «разленилась», приходя на помощь к мадам Пинс. Она почти не занималась сортировкой книг, бесцельно листая одну за другой, иногда находя что-то интересное, но чаще всего она скользила взглядом по буквам, погрузившись целиком в себя.
Как же я устала…
Гермиона бережно провела пальцами по обложке какого-то древнего фолианта и ощутила острое чувство дежавю. Ей вспомнился первый курс, начало которого было вовсе не таким радужным, как она себе представляла, получив письмо из Хогвартса. Её никто не любил. С ней никому не хотелось заводить дружбы, и единственной компанией, которая всегда была рада принять её к себе, были книги. У неё был голос, но не было тех, кто хотел её слушать. Всякий раз, когда она пыталась заговорить, пребывая в социуме, ей давали понять, что молчание идёт ей намного больше.
Заучка. Всезнайка. Выскочка.
Обессилено опустившись на кресло, притянув к себе ноги, Гермиона прижала к груди книгу, «к сухим страницам которой она будет привязана навсегда», и тихо заплакала. Да, её жизнь кардинально поменялась с тех пор, как Гарри, Рон и остальные Уизли стали её неотъемлемой частью. Она была по-настоящему счастлива. Ещё в начале этого года, узнав, что Гарри стал четвёртым участником Турнира, она не покладая рук трудилась, искала всю необходимую литературу, чтобы сначала помочь разгадать загадки, а затем выискивала способы и разные маленькие секреты для прохождения заданий. Да, она была привязана к книгам, здесь Трелони не ошиблась. Но она не собиралась провести всю жизнь в молчании. Особенно, когда тело помнило, каково это — говорить.
Есть те, кому не повезло намного больше. У кого врождённые недуги — слепота или паралич. Это — несчастье. В котором никто не виноват. У меня всего лишь нет голоса… Так почему же мне кажется, что я это заслужила?..
Гермиона довольно долго держалась. Старалась мыслить позитивно и отвлекаться, хотя ей было не до веселья. Иногда становилось грустно, но это состояние было неосознанным и мимолётным. Сейчас же она задумалась о своей участи, окунувшись с головой в самобичевание и горечь обиды. Закрыв руками искажённое муками лицо, Гермиона мелко задрожала, ещё сильнее вжавшись в кресло. Тяжёлый фолиант упал с поджатых колен, ударившись об пол с гулким звуком, но ей было совершенно всё равно. Вовсе не жаль проклятую книгу. Сейчас она бы с большой радостью избавилась от них всех. Изорвала бы в клочья сухие страницы. Зачем нужны все эти знания, если они не приносят счастья и не учат тому, где его найти?
В порыве яростной безысходности, сотрясающей хрупкое тело, Гермиона совсем не заметила, что больше не находилась одна. Мягкие, тихие шаги раздались совсем рядом. Не в состоянии унять нервную дрожь, она затаила дыхание, приоткрыв заплаканные глаза. Неспокойное сердце ускорилось ещё сильнее, норовя выпрыгнуть из груди.
Драко стоял совсем близко. Он склонился над полом, поднял книгу и задумчиво рассматривал обложку, словно не замечая безутешную однокурсницу. Быстро утратив интерес к предмету изучения, он положил книгу обратно на стол ко всем остальным и, засунув руки в карманы, уставился перед собой, рассеянно окинул взглядом ящики каталога, не выражая ни единой эмоции.
Гермиона замерла, ещё плотнее свернувшись в клубок, и следила за каждым его движением, стараясь игнорировать бешеное сердцебиение. Зачем он пришёл? Почему молчит? Почему поднял книгу, да ещё и сделал это без применения волшебной палочки?
— Ты ведь не просто так себе нашла внеклассное занятие в виде этой бесполезной ревизии? — вдруг произнёс Малфой, словно разговаривая с самим собой. — Ты пытаешься найти способ разрушить проклятье. И, как я понимаю, пока безуспешно.
Драко, наконец, повернулся к Гермионе и взглянул ей прямо в глаза. Он не был зол или высокомерен. Как и не был чрезмерно участлив. Но его вопрос прозвучал… приятно. Мягкий тембр голоса без привычной нотки желчи внушал спокойствие и исключал вероятность подвоха. Гермиона едва заметно кивнула, коря себя за ложь. Ей был известен способ. Но она никогда не расскажет об этом ему. Это будет слишком унизительно, ведь он непременно её засмеёт. По крайней мере, ей так казалось. У неё не было ни единой причины ему доверять.
