Сделавшись императрицей, Елизавета Петровна пыталась воевать с немецким засильем. Трех самых знаменитых иностранцев первой половины XVIII столетия она удерживала в ссылке. Остерман, руководивший внешней политикой России при Анне Иоанновне, скончался в ссылке в Березове. Временщик Бирон, стоявший вплотную к трону Анны Иоанновны, по указу Анны Леопольдовны отправился в Пелым (Зауралье, ныне Свердловская область), в 1742 году ему было разрешено жить в Ярославле. Генерал-фельдмаршал Миних, самый талантливый из них троих, самый деятельный, приносящий огромную пользу России, по воцарении Елизаветы Петровны был тоже сослан в Пелым. Непонятно, отчего условия ссылки Бирона оказались много мягче, чем Миниха. Не оттого ли, что Миних учинил переворот, а его жертвой стал Бирон?.. Бунтовщиков власти не любят. Но главное, его обвиняли в том, что он «способствовал вступлению на престол отпрыска Брауншвейгской фамилии, а не прямого потомка Петра I, цесаревны Елизаветы Петровны»[458]. Пелымский затворник с завидным постоянством отправлял на имя Елизаветы Петровны не прошения о помиловании, а проекты переустройства государственного управления и огорчался, что он не вызван ко двору для получения достойной его должности. В Петербург Бирона и Миниха возвратил Петр III. На одном из первых торжественных приемов в только что отстроенном Зимнем дворце незадачливый император решил помирить непримиримых врагов, он предложил Миниху и Бирону взять бокалы с вином и в знак примирения втроем их осушить. Бирон уронил свой бокал, и они разошлись в разные концы зала[459]. Екатерина II возвратила Бирону «курляндский престол», и он доживал свой век в Митавском замке. Во время переворота 28 июня 1762 года Миних оставался верным присяге, данной Петру III, Екатерина II простила его. По просьбе императрицы он до своей кончины «исполнял обязанности главного командующего над балтийскими портами в России».
В 1741 году Ганнибал лишился могущественного покровителя, но приобрел другого, еще более могущественного. Для Абрама Арапа воцарение Елизаветы Петровны сделалось благом. Она знала его с юных лет, от отца перешли к ней самые добрые чувства к припорожнику. 25 ноября 1741 года Елизавета Петровна оказалась на троне, а 12 января подписала именной указ:
«Всемилостивейшее пожаловали мы от артиллерии подполковника Аврама Петрова сына Ганибаля в наши генерал-майоры армейски и быть ему в Ревеле обер-комендантом. А нынешнего обер-коменданта Философова перевесть в Ригу в Рединга.
Онаму ж Абраму Ганибалю Всемилостивейшее пожаловали мы за его долговременные и верные службы во Псковском уезде пригорода Воронича Михайловскую губу, которая после кончины блаженной памяти царевны Екатерины Ивановны приписана к нашему дворцу, в который по ведомости из нашей Дворцовой конторы показано по переписи генералитетской 569 душ, со всеми к ней принадлежащими землями в вечное владение и повелеваем нашему Сенату учинить по сему нашему указу. И о том, куда надлежит послать наши указы.
Елисавет»[460].
Дочь венценосного крестного, минуя чин полковника, сделала крестника отца генерал-майором, назначила обер-комендантом далеко не захолустного города, крупного порта и цитадели, пожаловала земли с прославленным впоследствии именем Михайловское. На другой день указ поступил в Правительствующий сенат, 14 января с предписанием «Вотчинной конторе о том ведать и чинить по оному ея императорского величества указу»[461]. 3 февраля Псковская провинциальная канцелярия получила копию указа с распоряжением Вотчинной конторы передать
A. П. Ганнибалу пожалованные ему императрицей деревни, включая Михайловское[462].
Обогретый ласковым приемом императрицы, растроганный свалившимися на него щедрыми милостями, Абрам Петрович решил на другой же день после появления указа (по другим источникам в феврале)[463] подать в Правительствующий сенат Прошение о грамоте на дворянство и фамильный герб. Его текст приведен в первой главе, никаких последствий для Ганнибалов оно не имело. Приложенный к прошению эскиз герба и пояснения к нему пропали в середине XIX века.
В 1742 году появляется личная печать А. П. Ганнибала, известно ее изображение, оттиснутое в сургуче, сохранившемся на запечатанном с ее помощью конверте. Эта печать интересна тем, что на ней в центре геральдического щита изображен слон с царской (княжеской) короной, внизу хорошо прочитывается девиз «FVMMO» или «FUMMO» (РОДИНА). Специалисты полагают, что слон символизирует родину владельца, а корона — его знатное происхождение или близость к Петру Великому. Сколько всего Ганнибал заказал печатей, мы не знаем. На конверте письма от 8 января 1761 года сохранился сургучный оттиск еще одной печати. Крупнейший специалист по русской геральдике
B. К. Лукомский сообщает, что приобрел на развале в Новгороде оправленную серебром агатовую печать А. П. Ганнибала[464], ее местонахождение в настоящий момент не известно. Опубликовано воспроизведение изображения этой печати, но из-за дурного качества многие его детали неразличимы.
По возвращении в Ревель вновь назначенный обер-комендант генерал-майор А. П. Ганнибал обнаружил, что ничего в отношении него не переменилось. Румяные, упитанные начальники с психологией банальных бюргеров остались прежними, вражда не ослабла — обман, придирки, грубость, провокация. Чужака пытались выжить еще настойчивее и старательнее. В XVIII веке в Ревеле из тринадцати обер-комендантов ненемцев было только три[465]. Преодолевая интриги надменного гарнизонного начальства, Ганнибал к лету 1742 года превратил Ревель в надежно укрепленный город-порт. В Петербурге комендантом были довольны, все разумные распоряжения он выполнял с обычной для него четкостью и знанием дела, предельно целесообразно расходуя отпускаемые ему средства. Помимо прямых обязанностей, связанных с поддержанием в боевой готовности крепостных сооружений, Ганнибал организовал отлично действовавшие службы контрразведки и наблюдения за движением шведских кораблей на Балтике. В столице не понимали, какие трудности ему приходится преодолевать, а в Ревеле не понимали, с кем имели дело. «Пустынная страна» Сибирь закалила африканца. Тысячи верст в санях и кибитках, где мороз и лихие люди безжалостно истребляли путников, где каждый день жизни требовалось отвоевывать, где не всякий перенес то, что довелось ему!.. Но были еще и рукопашные атаки на испанские окопы. Какая сила нужна была, чтобы его сломить!.. Когда обер-коменданта в Эстляндии что-нибудь огорчало, он вспоминал Сибирь, и улыбка появлялась на его лице — это ли неприятности в сравнении с пережитыми в Селенгинске и на бесконечных таежных дорогах! О чем он мог думать, когда его, арестованного, увозили в Томск, ведь не просто же так за ним примчались за тысячи верст, не награда же его ожидала после обыска… Раздражали, злили надменные розовощекие начальники — еще как! Но тут рядом дети, жена, уютный дом, где его ждут, а там, в Сибири — завывание ветра и пустота, а от огонька до огонька сотни верст, да и чей это огонек? Что тебя там ждет? Не понимали неугомонные остзейские начальники, с кем связались.
Плаксивые жалобы Ганнибала вводили врагов в заблуждение. Опека императрицы до Ревеля не дотягивалась. Сохранилось множество писем, рапортов, записок обер-коменданта с жалобами на начальство и подчиненных, на злоупотребления, противозаконные действия, несправедливость — он был один против всех. Абрам Петрович предстает в них сутягой, брюзгой, но это не так. Его систематически изо дня в день изводили, не давали работать, начальство и подчиненных не устраивала его честность, отношение к обязанностям, порядочность, среди них он казался белой вороной. В столице его начали считать неуживчивым, не умеющим ладить с людьми, а ему только и. надо было, чтобы не мешали честно трудиться. Ошибочность такого мнения о нем опровергается следующим фактом: в сентябре 1741 года был уволен де Брени и его место занял генерал-майор М. Философов, с которым у Ганнибала сложились в высшей степени хорошие отношения.
