У постели умиравшего Петра II Алексей Григорьевич пытался подделать завещание и водрузить на освобождавшийся трон свою дочь — «государыню-невесту», но ему верховники не позволили — то ли из зависти, то ли из опасения возвышения вздорных и недалеких отца и сына Долгоруковых, возможно, и по иной причине. В Верховном тайном совете большинство было у Долгоруковых, но не все они по этому вопросу оказались единодушными. Невестино семейство Анна Иоанновна сослала в Березов. Отец умер своей смертью, Ивана пытали, чтобы узнать о «завещательном письме» Петра II, потом колесовали, он погиб в страшных муках; свидетели вспоминали, что несчастный перенес их мужественно. «Государыню-невесту» Елизавета Петровна вызволила из ссылки и выдала замуж, но она, не успев порадоваться столичной жизни, вскоре умерла.
Меншиков доживал свой век в далеком Березове, он умер 12 ноября 1729 года, пережив жену и дочь Марию, несостоявшуюся императрицу. Княгиня Дарья Михайловна до Березова не добралась. Ее, тяжко больную, вывезли из Раненбурга на тряской телеге, без шубы, горести и скудная еда вконец разрушили здоровье. 10 мая 1728 года в двенадцати верстах от Казани она тихо скончалась, ее похоронили на погосте села Верхний Услон[354]. О чем вспоминал Алексей Данилович, какие сны ему снились? Ассамблеи в его дворце на Неве, игриво сверкающие хрустальные люстры и тысячи свечей, страшные глаза императора, его гневная беспощадная дубинка и он в гробу и все равно страшный, власть — возможность повелевать, кругом стелятся перед ним, усерднее, чем перед царем, видевшие и не видевшие его унижения; тоска, завывание ветра по ночам, а он все прислушивается, слава богу — никто не едет. Он был умен и хитер, знал, что добрых вестей ему не дождаться. По прихоти судьбы его могила и могила Остермана оказались совсем близко. Оставшихся в живых двух чад светлейшего из ссылки возвратила сердобольная Анна Иоанновна[355].
Победившие Меншикова верховники, ненадолго захватившие власть, ранее принадлежавшую ему, никого из кружка княгини А. П. Волконской, наказанных светлейшим, не помиловали. Заговорщик, недовольный, бунтарь ненавистен любой власти. Бывший заговорщик всегда подозрителен.
Несчастная княгиня А. П. Волконская, погибавшая от тоски и безделья, решила устроить безобидную встречу прежних членов кружка в одной из принадлежавших ей подмосковных деревень. На этой тайной встрече ни о каком заговоре никто не помышлял. Однако 5 апреля 1728 года к барону А. И. Остерману явились дворовые «челядники» Волконской и принялись наперебой рассказывать обо всем, что знали и не знали[356]. На Остермана свалилась удача — он одним махом раскрыл опаснейший заговор, все проглядели, а он — нет.
Никогда Верховный тайный совет не трудился столь энергично. Всех, кого могли, допросили и обыскали, разумеется, ничего не обнаружили, но тем не менее 28 мая 1728 года вынесли приговор. В нем говорится, «что они [члены кружка] делали партии и искали при дворе его императорского величества для собственной своей пользы делать интриги, и теми интригами причинить при дворе безпокойство, искали себе помочи через Венский двор у министра графа Рабутина, а именно: княгиня Волконская с братом Алексеем и с Абрамом Арапом, и для того имели переписки, и тако хотели вмешать посторонняго государя в домовыя его императорского величества дела»[357]. Далее следует перечисление наказаний членам кружка, «Абрама Арапа» среди них нет, он находился слишком далеко, чтобы быть в чем-либо заподозренным; в изъятых письмах ничего, бросавшего на него тень, не обнаружилось, результаты допросов членов кружка также ничего верховникам против него не дали[358].
Таинственный граф Игнас Амадеус де Бюсси-Рабутен (ум. в Петербурге 28.08.1727), с апреля 1726 года австрийский посланник при русском императоре, участвовал в подготовке выгодного для России Венского союзного договора, в августе получил орден Святого Андрея Первозванного; после смерти графа русское правительство платило его семье пенсию. Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1693–1766), брат княгини А. П. Волконской, дипломат, государственный деятель, получил превосходное образование, с 1712 года был на дипломатической службе, заняв место сосланного Остермана, при Елизавете Петровне сделался вице-канцлером, затем канцлером, до 1758 года безраздельно руководил внешней политикой империи, не избежал ссылки, возвращен Екатериной II. Алексей Петрович разделял взгляды сестры, чуть не ухудшил ее положение откровенными к ней письмами[359]. Тогда же он пытался хоть что-нибудь сделать для Ганнибала, но у него ничего не получилось. После вступления на престол Анны Иоанновны положение княгини А. П. Волконской не улучшилось. Ее отец П. М. Бестужев-Рюмин (1664–1743) с 1712 года находился в Митаве при вдовствующей герцогине Курляндской Анне Иоанновне сначала гофмейстером, затем генерал-комиссаром и имел на нее влияние. Это он помог возвышению Бирона; в благодарность подозрительный выскочка привил герцогине неприязнь к Бестужеву, распространившуюся и на его дочь. Сыновьям избежать опалы как-то удалось.
Причина появления Ганнибала в Селенгинске нам известна, поводом, оказывается, послужил давний указ Верховного тайного совета от 30 декабря 1726 года, вступивший в силу еще в царствование Екатерины I. В нем содержится красочное описание города, в котором Абраму Арапу предстояло жить около двух лет. Приведем его полностью:
«Доносил нам отправленный к китайскому двору чрезвычайным посланником наш действительный статский советник иллирийской граф Савва Владиславич с границы китайской от речки Буры от 31 августа, что по усмотрению его во всей Сибири ни одного крепкаго города, ни крепости не обретется, наипаче на границе, по сю сторону моря Байкальскаго. Силингинск ни город, ни село, ни деревня, понеже в оном токмо 250 дворов, и строен на месте ни к чему годном, и ко всяким набегам опасном, ничем не огорожен, к тому-ж оной, за низкостью места, повсегодно водою и реки Селенги разлитием потопляется. И для того он, граф Владиславич, приискал к строению тамо фортеции иное вблизи удобное место. Почему и указали мы: крепость Се-ленгинскую строить вновь на приисканном от помянутаго графа Владиславича месте у реки Селенги, теми военными людьми, которые отправлены к границе китайской с полковником Бухольцом; к тому-ж употребить по разсмотрению Сибирскаго Губернатора и тамошних жителей, и для строения оной отправить туда из Военной Нашей Коллегии Инженера и Артиллерийскаго офицера: а какую там крепость удобнее делать, каменную-ль или деревянную-ль, в том, також и во удовольствовании оной новой крепости артиллериею и амунициею и гарнизоном, нашей Военной коллегии поступить по своему разсмотрению»[360].
Основным населением Селенгинска числились казаки, около двухсот пятидесяти человек. Кроме них там жили три дворянина и четверо детей боярских (из измельчавших бояр, в первой половине XVIII века слившихся с дворянами). Эти цифры относятся исключительно к лицам мужского пола, следовательно, в Селенгинске проживало около пятисот-семисот человек. Не Париж и даже не ЛаФер. Во второй половине XIX века в этот райский уголок Забайкалья отправляли на жительство лиц, освобожденных от каторжных работ, то есть вышедших на поселение.
По поводу приведенного здесь указа верховников М. Д. Хмыров писал:
«Указ этот подоспел как раз к первому открытию князем Меншиковым существования партии княгини Волконской — и Ганнибал, в качестве инженера ученаго, командирован в Селенгинск, за 6000 с лишком верст от Петербурга, в климат, по меньшей мере странный для уроженца Африки»[361]. В помощь Ганнибалу из столицы выехала команда кондукторов и офицеров, знакомых с инженерным делом. Меншиков воспользовался указом Верховного тайного совета как поводом, поэтому несчастный ссыльный долго ни о чем не подозревал и надеялся на скорое возвращение. В Селенгинске Абрам Петрович попал в распоряжение Рагузинского.
