Чрезвычайный посланники полномочный министр, граф С. Л. Владиславич-Рагузинский имел широкие полномочия, с 1725 по 1728 год он занимал этот пост, имея задание заключить с Китаем договор о торговле и разграничении территорий. Договор 1719 года, подписанный капитаном лейб-гвардии Преображенского полка Л. В. Измайловым, не содержал четкой пограничной линии. Китайцы спросили его о размежевании, «но Измайлов ответил, что он о сем от Его Величества ничего не имеет, а по возвращении своем о сем донесет»[362]. Поговаривали, что Савва Лукич не проявлял настойчивости при обсуждении размеров приграничных российских владений, а мошна его все больше раздувалась. Благодетеля царя Петра Алексеевича не стало, война с лихоимством ушла в прошлое. Савва хорошо помнил гордого, заносчивого князя Матвея Петровича Гагарина, всесильного сибирского губернатора, помнил, как этого Рюриковича по повелению царя судил Правительствующий сенат, как 16 марта 1721 года его прилюдно повесили за кражу казенных денег из доходов от торговли с Китаем. Не удалось Петру Великому одолеть лихоимство, теперь Савве Лукичу кары ждать было не от кого — державой правил непревзойденный вор Алексашка Меншиков, после него из-за спины малолетнего царя — Долгоруковы и другие верховники, от них легко откупались все. Но Савва Лукич не забыл о парижских столкновениях с Абрамом Арапом из-за медных денег пенсионеров, упрямство и честность Ганнибала.

С таким характером толковый образованный инженер, свидетель его дипломатических успехов был полномочному министру не нужен и даже опасен: если отыщет доказательства воровства, то не промолчит. До Абрама быстро докатились слухи о территориальных уступках Китаю и личной пользе от этого чрезвычайному посланнику. Попытка примирения, предпринятая Рагузинским, ни к чему не привела. Требовалось срочно покинуть Селенгинск; в этом затерянном на краю света городе как бы чего не случилось… Наверное, у них все же состоялся сговор, но не тот, которого желал Савва Лукич. Он пообещал Ганнибалу помочь выбраться из Селенгинска.

По соглашению с Рагузинским Абрам Петрович 23 февраля 1728 года через него обратился с челобитной к Петру II: «Послан я раб вашего величества из Санкт-Питербурха в Селенгинск по письму князя Меншикова, писанного майя 28 числа 727 году, а за какую притчину — того не ведаю, токмо под видом будто для строения крепости при Селенгинском на новоприисканном месте.

А я в строении крепостей в практике не бывал, хотя по указу его императорского величества, моего крестного отца и государя, по своему великодушному милосердию я посылай во Францию для науки воинских дел, и учился три года и выучился столько, что касается до моего рангу офицерского.

И видно, что вышеписанный князь Меншиков выслал мене, посягая на мене, последнего раба вашего, токмо для отлучения от двора вашего императорского величества и моей погибели и разорения, понеже не определил мне на подъем в таком предальном марше ничего, ниже об оддаче годового моего жалованья не определено нигде.

Итак, я за таким дальнем маршем и за неполучением денег на подъем и жалованья, пришел в последнюю нищету и разорение, токмо имел с собою от трех до четырех сот Рублев денег, которые из младенчества накопил при двору вашего императорского величества Петра Первого, моего отца крестного и государя премилостивейшего.

И оные деньги я издержал в моем марше чрез сибирские городы на покупку мяхкой рухляди, а именно белки и горностали. И ту мяхкую рухлядь привез с собою в Селенгинск, понеже я не ведал, что отпуск мяхкой рухляди указом вашего императорского величества запрещено отпускать за границу, кроме государственного каравана.

И за тою притчиною никто у мене вышезначенной рухляди и ни по какой цене не покупает, отчего обретаюся в последней десперацы, не имея дневной пищи»[363].

Не зная о государственной монополии на торговлю пушниной, бедняга Абрам Петрович по дороге в Селен-гинск на все имевшиеся у него деньги закупил беличьи и горностаевые шкурки, надеясь выгодно их продать на границе. Ганнибал просил власть помочь ему выйти из положения, в которое он попал по неопытности, тем более что жалованья ему давно уж не платили. Проблему с пушниной Савва Лукич решил уладить сам.

Видя, что обещанное ему Рагузинским содействие в отъезде из Селенгинска не исполняется, рассерженный Ганнибал 5 апреля 1728 года отдал чрезвычайному посланнику царя вторую челобитную, обращенную к Петру II. Приведем ее в изложении Н. Павленко: «В ней он (А. П. Ганнибал. — Ф. Л.) сообщал, что 15 июня 1727 г. Меншиков, желая его, Ганнибала, «отлучить» от двора, «безвременно выслал с своим партикулярным письмом в Тобольск и писал к сибирскому губернатору тайному советнику князю Долгорукову, чтоб он меня послал ваше императорское величество в Сибирской крайней город Селенгинск будто за строением крепости на новоприисканном месте. И мню, что оное учинил он, князь Меншиков, без ведома вашего императорского величества, понеже не допустил меня взять книг и инструментов, к такому делу потребных, ниже определил жалованья Вашего Величества, ни денег на подъем, чем бы я мог в таких дальних странах себя содержать».

Губернатор, продолжал свою челобитную Ганнибал, «отправил меня в Селенгинск, дав мне от себя инструкцию, чтоб оную фортецу строить по чертежу, которой впредь от него, князя Меншикова, пришлетца». Одновременно губернатор писал селенгинской администрации, в том числе и Рагузинскому, «чтоб мне жить в Селенгинску под призором, дабы не мог утьти за границу».

Но обещанный чертеж крепости не получен, «ис чего ясно видно, что я не за строением послан, понеже чертеж без осмотрения мест и аситуации ни от кого сочинен быть не может. К тому же я совершенной практики в строении фортецы не имею и живу при границе втуне в последнем разорении».

Раньше Ганнибал просил подводы с уплатой прогонных денег из своего кармана. Теперь он, обращаясь к Походной посольской канцелярии Китайской экспедиции, требовал выдать «проезжей лист и уреченное число подвод с прогонными деньгами до Санкт-Петербурха по моему рангу, дабы я мог вашему императорскому величеству и высокому тайному совету о аситуации новоприисканно-го места рапортовать».

На челобитной помета: «По сей челобитной вышеписанной порутчик Петров отпущен до Тобольска, а в Тобольск писано чинить с ним как вашему императорское величество указ повелевать будет»[364].

«Рассмотрев» эту челобитную, глава китайской экспедиции 14 апреля 1728 года отпустил Ганнибала в Тобольск[365] в распоряжение губернатора Сибири, сообщая что «понеже де он (А. П. Ганнибал. — Ф. Л.) по силе партикулярного письма князя Меншикова, а из Государственной иностранных дел коллегии в грамотах и ни откуда в указах его императорского величества о нем к нему (Рагузинскому. — Ф. Л.) не упомянуто»[366]. Рагузинский мог себе позволить совершать подобные поступки, так как все пункты чрезвычайно важного для России Кяхтского договора с Китаем были согласованы, и писарские службы сторон готовили его к подписанию. Савва Лукич умел пускать пыль в глаза, умел надувать щеки, создавать иллюзии тяжелейших побед.

В Москве и Петербурге его ожидал триумф — орден Святого Александра Невского, один из самых значительных в наградной системе империи, и чин тайного советника, третья ступень в Табели о рангах[367]. В Москве никто не догадывался о его проделках с приграничными территориями.

Талантливый интриган Рагузинский знал, что превысил полномочия, отпустив Ганнибала из Селенгинска. Поэтому, желая на всякий случай обезопасить себя и стремясь не допустить появления Абрама Арапа в столицах, он 22 апреля 1728 года отправляет в Верховный тайный совет донесение. Если верховники сочтут его поступок ошибочным, то возвратят арапа обратно, а его лишь пожурят. Но к тому времени посольства уже в Селенгинске не будет, а Абрам может застрять в Сибири надолго или навсегда. Кому он теперь нужен? Никому, и уж точно не верховникам. Итак, донесение Рагузинского: