В Казани бомбардир-поручик пробыл двадцать пять дней и получил новое распоряжение А. Д. Меншикова:
«Почтенны господин лейб-гвардии от бомбардирпорутчик Абрам Петров.
Его императорское величество указал ехать тебе в Тобольск и по инструкции губернатора князя Долгорукова построить крепость против сочиненнаго чертежа; того ради вам указом его императорскаго величества предлагаем, — изволь туда ехать без всякаго замедления, понеже в строении той крепости состоит необходимая нужда, а чертеж пошлется к вам на предбудущей почте, а котораго числа ордер получит и когда отправисся, о том репортуй к нам в немедленном времени. Из Питергофа майя 28 дня 1727 года, Александр Меншиков»[340].
На этом письме Абрам Петрович сделал помету: «с тем прибыл я в Тоболск и отправился на границу китайскую к Савве Рагузинскому».
Из Тобольска Ганнибал 25 октября писал друзьям в Петербург. Не получая ответа ни на одно письмо, он все же просил, чтобы они посодействовали его возвращению из далекой Восточной Сибири[341].
Спешка при удалении Ганнибала из столицы предпринята светлейшим по двум причинам: «Абрам Петрович был Меншикову неудобен из-за своей осведомленности»[342], нередко он оказывался свидетелем неблаговидных, оскорбительных действий Петра I в отношении светлейшего, бывший «припорожник» знал о его лихоимствах и был свидетелем превращения Алексашки во всемогущего временщика, самую влиятельную персону империи. Кому приятно видеть такого свидетеля? Но ссылка не заставила Абрама Петровича забыть то, что он знал. На худшее в отношении Ганнибала Меншиков почему-то не решился.
Оказавшись после кончины крестного в тревожной пустоте, Ганнибал прибился к кружку, группировавшемуся вокруг умной и честолюбивой княгини Аграфены Петровны Волконской (ум. 1732), в девичестве Бестужевой, любимой гоф-дамы Екатерины Алексеевны[343]. У нее собирались прежние знакомые Ганнибала, возмущенные происходившим вблизи трона после смерти Петра Великого. Среди них был близкий друг Ганнибала И. А. Черкасов, возможно, он привел Абрама Арапа к Волконской. В конце царствования Петра I Иван Антонович сделался близким ему лицом, тайным кабинет-секретарем, помощником Макарова. Меншиков люто ненавидел его за правдивость и нежелание скрывать от царя резко отрицательное к нему, Меншикову, отношение. В кружке обсуждались бесчинства Меншикова, его возвышение и стремление узаконить захваченную им власть путем предполагаемого брака его дочери с наследником престола. Было решено, что Волконская пойдет к императрице и «раскроет ей глаза», но этого не случилось: княгиня не успела, Екатерины Алексеевны не стало.
Меншиков знал о существовании кружка, о происходивших в нем бурных обсуждениях его деяний. Обнаружилось, что учитель будущего монарха — представитель враждебной Меншикову группы вот-вот встанет рядом с троном и сможет нашептывать юному суверену без помех все что угодно, и светлейший решил убрать Ганнибала из столицы первым. За ним последовала княгиня А. П. Волконская, но на жительство в Москву. 8 мая к ней неожиданно явился кабинет-секретарь А. В. Макаров и потребовал передать ему все бумаги, находившиеся у нее. Вслед за Макаровым прибыл секретарь Меншикова А. Яковлев и объявил распоряжение генерал-губернатора покинуть Петербург немедленно[344].
23 мая из столицы в Москву выслали И. А. Черкасова «за разные скверные дела», вскоре он оказался в Астрахани, затем в Казани. Ему очень повезло, Меншиков должен был с ним расправиться куда суровее — неприятностей из-за Черкасова у светлейшего было предостаточно. Иван Антонович не желал терпеть оскорбительных унижений Меншикова, а Петр I в их скандалах принимал сторону своего секретаря и сурово наказывал Алексашку. 29 ноября 1741 года Елизавета Петровна вернула Черкасова ко двору и назначила «для отправления комнатных письменных дел». Императрица выделяла Ивана Антоновича из числа других чиновников — скромный, исполнительный, честный, «суров и упрямец, но любил порядок и справедливость», его роль при дворе была весьма заметной, ему поручалось готовить и писать важнейшие указы, в 1747 году императрица назначила его членом Коллегии иностранных дел, вскоре он сделался правой рукой канцлера графа А. П. Бестужева-Рюмина. В 1742 году Черкасов получил титул барона, в 1745 — чин тайного советника, а в 1757 — действительного тайного советника (второй чин в Табели о рангах) и орден Александра Невского. По желанию Елизаветы Петровны он входил в число десяти самых влиятельных сановников империи. Ох, как туго пришлось бы Абраму Арапу без сердечного друга юности Ивана Антоновича.
Кроме Меншикова у бывшего «припорожника» был еще один могущественный враг — Верховный тайный совет. Этот высший законодательный орган Екатерина I учредила именным указом от 8 февраля 1726 года, его главой формально являлась императрица, но ведущую роль играл Меншиков. По указу от 4 августа 1726 года акты, подписанные членами Верховного тайного совета (верховниками), приобретали силу закона. После смерти Екатерины Алексеевны Верховный тайный совет взял на себя функции регента малолетнего Петра II. Совету подчинялись Сенат, Синод, основные коллегии и Главная полицеймейстерская канцелярия. После смерти Петра II верховники отказались признать право строптивой незаконнорожденной дочери Петра Великого Елизаветы Петровны на престол, предпочтя ей более покладистую, как им казалось, Анну Иоанновну, но с некоторыми ограничениями самодержавной власти, изложенными в «Кондициях» (лат. — условия). Анна Иоанновна согласилась на условия верховников, затем прилюдно надорвала «Кондиции» и манифестом от 4 марта 1730 года упразднила Верховный тайный совет[345], не дождавшись коронации, состоявшейся 28 апреля 1730 года[346]. Так быстро после избрания на престол коронация в России не устраивалась никогда, более того, вскоре она распорядилась издать первый в России коронационный сборник[347].
Новая императрица опасалась действий сторонников ограничения императорской власти, вот и спешила упрочить свое положение.
Наверное, существовало несколько причин преследования верховниками Абрама Арапа, одна из них — его африканское происхождение: не желали Рюриковичи видеть подле себя чужака. Позже обнаружилось, что против него интриговал ловкий Рагузинский.
Из Казани 27 июня и Тобольска 25 октября и 15 ноября 1727 года Абрам Петрович, не зная о ссылке Волконской, отправил ей письма с просьбой о заступничестве[348]. В состоянии растущего беспокойства и непонимания с ним происходящего, 27 июня он просит Волконскую, чтобы о нем не забыли его друзья по кружку: «…чтоб прислали поскорее деньги, чтоб мне не умереть с голоду в Сибири, понеже при себе имею очень малое число денег; такожде вас прошу, чтоб я не был оставлен в вашей особливой милости наипаче в письмах; прости, моя государыня, чаю, что в последнее к вам пишу, может быть, больше не увидимся; к тому же может быть, зашлют меня в пустые городы, так что в 20 лет собака не проедет; еще прости и вспомни мое бедное житие и изгнание, которыя я претерпевал»[349]. Но заступиться никто не мог, а кто мог — не пожелал. 27 июня 1727 года, имея предписание ехать в Тобольск, он в отчаянии обратился к Меншикову:
«Светлейший князь, премилостивый государь!
Прошу слезно высококняжескую светлость, дабы показать надо мною, сирым и беспомощным, свою отеческую премилосердие, которую ваша княжеская светлость всегда обыкла являть от своей природы бедным людям и сиротам. Всему свету известно о великодушии вашего высококняжеской светлости, как изволил всегда окордовать пардоны сущим своим неприятелем, а я, последняя креатура, чем дерзнул против вашего высочества и подвиг гнев ваш на себя ни в моем уме и во сне мне не грезывался, чтоб мысли, что противно ему было кроме того, что всегда прославлял ваше великодушие, колико я, бедной и беспомощной сирота, достоен всякого вашего милосердия.
