Ночью, пока все спали, я даже позволила себе немного всплакнуть, до того сильно жалела о глупостях прошлых лет. Но маме об этом знать было ни к чему: пусть она будет уверена, что у меня всё под контролем, я же сильная, справлюсь. У меня нет права жаловаться на жизнь, нет права расстраивать маму ещё больше. А значит, улыбаемся и ловим каждый момент, проведённый вместе.

Мама гостила три дня, мы успели о многом поговорить, прогуляться по Москве, однако я избегала тем о моём заработке. Врать ой как не хотелось…

Мама не могла нарадоваться, что, наконец, увидела нас, сказала, что Максимка сильно вырос, изменился. Он сначала стеснялся бабушку, осторожничал, а когда привык, не отходил от неё, всё время лез обниматься.

Мы втроём спали на одном диване, и нам не было тесно, приезд мамы стал для меня глотком свежего воздуха в этом испорченном людьми городе.

Однажды вечером мы разговорились о родителях Дилана: оказалось, что они не один месяц терроризировали маму, желая узнать, куда мы уехали. Дальше она сказала, что охотники, наконец, покинули Верхний Волчок и даже пытались взорвать проход, но безрезультатно.

Мы вспомнили также бесследно исчезнувшего неблагодарного Захара, который очень плохо поступил со Светой. К счастью, она давно перестала вспоминать о нём, успокоилась, смирилась, что ей нет пары в этом мире.

«Кто знает, может, ей ещё повезёт? — задумалась я. — Мне вот однажды повезло… или даже не однажды… Интересно, у всех ли человековолков семейные узы настолько сильны? Например, что касается брата и сестры Дилана, трудно даже предположить, что у них с супругами имеется вообще какая-то близость. Или взять Седого: любит ли он свою жену?»

— Как думаешь, Седой выгородил меня только из-за сына? — спросила я.

— Не знаю, дочь. Может, у него было особое отношение к своей матери, она всегда была для него главным человеком, ты же помнишь.

— Да. Её все уважали, и она тоже внесла свою лепту в войне с охотниками.

— По правде сказать, она была та ещё ведьма, я всегда побаивалась её.

— Почему?

— Она то и дело норовила опоить своими травками. Кто знает, что это были за травки.

Мы сидели и пили чай, и вдруг ком встал у меня в горле. Я прокашлялась и уставилась на маму:

— Мама…

— Ты чего, дочь?

— Я поняла! Я знаю, как вернуть Дилана к жизни! Я столько времени не могла додуматься до такой простой вещи!

Мама нахмурила брови, но промолчала, ожидая продолжения.

— Весной я, во что бы то ни стало, должна попасть в Верхний Волчок. Мама, пожалуйста, помоги мне?

— Но…

— Умоляю…

— Ты хотя бы скажи, что ты задумала?

— Живица. Какая же я дура, мама, я давным-давно могла догадаться! Ведь мне же говорили…

— Я, конечно, помогу тебе, но…

— Спасибо, больше ничего мне не нужно знать! Боже мой… Боже мой… Боже мой… — схватилась за голову я.

В мыслях у меня посветлело, снова появилась вера в выздоровление Дилана. От мамы будто веяло природой и Верхним Волчком, и я затосковала по родным краям.

Мы отпраздновали День рождения Максима, на следующий день мама уехала обратно, мы ходили провожать её на поезд.

После каникул учёба снова свалилась на меня, а чтобы на что-то жить, я разбавляла свои умствования проституцией. Надо сказать, мой старикашка-господин не скупился на подарки, преподносил мне дорогое сексуальное нижнее бельё, пеньюары, украшения и пр. Я могла бы стать хорошей актрисой: настолько правдоподобными были моё лёгкое поведение, улыбки и сексуальное возбуждение. При старикашке я была капризна и остра на язычок (в меру остра, чтобы он не заподозрил за мной сколько-нибудь высокого интеллекта).

С февраля я снова устроилась танцовщицей в тот же стриптиз-клуб. Работой я была обязана Игорю Евгеньевичу, выклянчила у него, сказала, что моё тело погибает без танцев на публику. После того как я согласилась на секс за деньги, стриптиз перестал казаться мне постыдным ремеслом. Некоторые вещи познаются в сравнении.

Мне удалось выровнять свой финансовый баланс: кое-что я тратила на Максима и себя, кое-что сберегала на всякий случай, остальное оставляла на съём квартиры и плату по кредиту. И хоть старикашка был щедр, мне всё было мало. Мой нос совался всюду, куда он позволял мне проникать. Я осмелела, раскрепостилась, стала замечать в себе черты характера, давно спавшие где-то в дальних уголках подсознания. Моё эго торжествовало, но всё это было ровно до тех пор, пока я находилась под личиной Маски.

Дома ко мне возвращалось чувство вины, я становилась собой, забывала о существовании другой себя, для меня была важна только моя семья. Однако мне нравилось находиться дома, я снова начала разговаривать с Диланом, когда делала ему массаж, Максим тоже делился своими приключениями в детском саду. Теперь я смотрела на Дилана не просто как на телесную оболочку, а как на человека, который скоро проснётся.

Всё моё существо ждало апреля, когда, наконец, вырастет травка-живица и я смогу дать Дилану отвар из неё. Волнение нарастало с каждым днём, теперь-то я сполна ощутила, что не сплю и что вселенная вновь даёт шанс вернуть своё счастье.

Однако мои планы сильно растянулись во времени: уехать в Краснодар удалось только в июне из-за госэкзаменов и защиты диплома.

Я оплатила маме билеты на самолёт, чтобы она не тратила драгоценное время на поезде. Мама примчалась по первому требованию. Ей была дана подробная инструкция, как следует ухаживать за Диланом, она обещала, что всё будет в порядке.

И вот впервые за долгие месяцы я прилетела в Краснодар. Надо же, как я отвыкла от южного тепла! Я никак не могла надышаться родным воздухом. Из аэропорта я сразу же поехала на такси в Нижний Волчок. Светы ещё не было дома, поэтому я, чтобы не тратить времени, накачала колёса велосипеда и отправилась к Волчьей горе. Мои глаза многое забыли в здешних пейзажах, поэтому жадно впитывали в себя их энергетику. О, как я хотела вернуться сюда и провести в родном доме лето!

На минуту я остановилась возле обрыва, опасаясь, что, может, входа больше нет. Место вокруг уже потеряло следы присутствия человека, на дороге кругом валялись крупные камни, по всей видимости, отколовшиеся от горы в результате взрыва.

Самым трудным оказалось искать нужное место в темноте с одним только фонариком на телефоне и одновременно отмахиваться от полчищ комаров.

К ночи резко похолодало, я говорила с природой, как с разумным существом, просила её помочь мне в поисках живицы. Для травки у меня был припасён мешочек их хлопка, в котором как раз удобно сушить специи.

Живицу я нашла ровно в том месте, в котором собирала, когда срочно нужно было спасти ещё не родившегося Максима и помочь Захару. Но травки едва хватило на то, чтобы наполнить мой мешочек, мне даже стало стыдно, что я забираю почти всё. Я пообещала себе, что при необходимости приеду сюда ещё раз.

Обратно я ехала практически на ощупь, в слабом свете месяца, так как аккумулятор на телефоне сел. Грунтовая дорога, когда-то построенная охотниками, успела зарасти ивняком и иван-чаем, педали моего велосипеда то и дело цеплялись за траву.

С обрыва дул немного влажный приятный ветер, я шагнула и оказалась в большом мире, теперь крутить педали стало гораздо легче, я за полчаса добралась до дома.

— Света! Света, проснись! — тормошила я спящую сестру, она замычала, махнула рукой, но не проснулась. — Это я, проснись!

Света открыла глаза, несколько раз моргнула, встряхнула головой и с громким возгласом обняла меня. Мы проболтали до утра, вспоминая былые времена, потом я, ни минуты не потратив на сон, села на автобус до Краснодара.

Мне показалось, что моя сестра, наконец, начала взрослеть, в смысле, что у неё появились зачатки характера, собственное мнение о некоторых вещах. Я подумала, что внутренние перемены повлекут за собой и внешние, непременно её жизнь изменится в ближайшие годы. Что ж, это радовало…

В Москву я прилетела к вечеру и сразу же, с порога, не раздеваясь, достала из сумки пакет живицы и побежала на кухню делать отвар.