Светя фонариком, я написала Дилану в тетради несколько слов, оставила на столе бутылку воды, ключи от автомобиля и вышла. Оставалось надеяться, что меня дождались.

— Тебя за смертью посылать! Где ты оставила его ключи? — Седой по-царски расселся на водительском кресле.

— В нашем доме. — ответила я, не глядя на него и завесив лицо волосами (резинка для волос потерялась на полу, когда я превращалась).

— Ты совсем идиотка? А если их заберёт кто-то другой?

— А где мне было их оставить?

— Это мне решать! Ты как со мной разговариваешь, соплячка?! Ты вообще кто здесь? Ты — ничто!

— Я отдала их Дилану, ясно? И если вы так печётесь о сыне, могли бы пойти со мной и хотя бы увидеться с ним!

— Молчать!

Я вылезла из автомобиля, пока он ещё стоял, и пошла пешком.

«Только бы не зареветь…» — пронеслось у меня в голове.

Метров через сто меня нагнали и велели садиться в машину, я отказалась, но голос ещё более повелительным тоном повторил приказ. В этот момент не было человека, ненавидимого мной больше, чем Седой. Я подняла булыжник с дороги и запустила им в окно автомобиля, стекло на передней двери спасло водителя от удара, но треснуло само. Седой выскочил из машины, схватил меня за волосы и затолкал на заднее сидение. Я пыталась вырваться и кричала, но слабость и ломота в теле не позволили мне добиться своего.

Мимо маминого дома мы проехали, даже не притормозив, и что бы я ни сказала, в ответ мне было только одно слово: «Молчать!». Отупение снова заволокло туманом мою голову, дороги я не запомнила совсем.

Оказавшись дома, я первым делом выпила сразу две жаропонижающие таблетки, впихнула в себя несколько ложек плова, приготовленного наспех и не очень вкусно. Только не думать об этом, не думать…

«Сегодня мне сказали, что я — ничто, и меня ни во что не ставят» — отзывалось болью в груди у меня. Теперь всё вокруг напоминало мне о словах Седого. Меня разбивала дрожь и истерика, я легла прямо на полу и перестала сдерживать себя. В очень неудобной скрюченной позе я встретила утро воскресенья, плечо чесалось от отпечатавшегося на нём следа от плинтуса. Живот потягивало, стоять на ногах было неловко, хотелось снова согнуться и лечь.

Я подумала, что это самое дно, что хуже уже не может быть. Теперь пора было достать себя из ямы, начать шевелиться. У меня была неделя на то, чтобы привести себя в порядок и сделать вид, что всё хорошо. Я позвонила девочкам из группы, спросила, что задано, пошла в библиотеку — готовиться, прикупив по дороге медицинских масок. Ясно было, что болезнь ещё не отступила, но валяться в постели и душить себя негативными мыслями — ещё хуже.

«И раз жизнь перекидывает меня из ада в рай и обратно, то логично предположить, что сейчас я стремлюсь вновь обрести счастье» — размышляла я.

В воскресенье библиотека работала до 18 часов, я успела сделать далеко не всё запланированное. Хотя бы отвлеклась, читала учебники с удовольствием.

Больше всего меня грела мысль, что встреча с Диланом стала ещё на один день ближе, я уговаривала себя потерпеть, ведь скоро, очень скоро…

Решив больше не пропускать учёбу, я вкладывала в неё остатки сил, а вечером приходила домой, пила таблетки и надеялась, что болезнь, наконец, отступит. К среде стало ясно, что предпринимаемые мной меры не действуют, а состояние становится опасным для здоровья моего ребёнка.

Как-то раз после пар мы с Людой и Анкой сидели в столовой, они заваливали меня советами, как вылечиться, принесли мне банку мёда, подшучивая, что у Волчонка скоро будет маленький Волчонок. Девочки заметили, что я уже не выгляжу, как подросток, а стала более женственной, отрастила грудь. Да, это, пожалуй, и в самом деле начало бросаться в глаза.

За последнюю неделю черты моего лица заметно изменились, стали менее острыми, как будто оплыли, потускнели. Раньше я легко могла положиться на свою «безотказную» красоту, мне почти всегда потакали в моих просьбах и капризах. Теперь реальность начала меняться. Кое-кто из преподавателей резко негативно отнёсся к моему положению.

Всю неделю я спала по десять часов в сутки, чтобы дать организму восстановиться, но этого было явно недостаточно. Я стала пить витамины, купила себе фруктов, чтобы забивать ими вечерний голод. И всё равно болезнь не хотела уходить, я даже начала к ней привыкать.

Время дотянулось до ещё одной пятницы. Даже на парах я держала мобильник в кармане, чтобы не пропустить самый важный звонок. Телефон молчал. Я ждала весь день, весь вечер до ночи — тишина. Так и уснула, время от времени открывая глаза и проверяя, нет ли пропущенных звонков.

Утром меня разбудил звук открывающегося замка. Я резко вскочила в постели, но смогла добежать только до дверного косяка: в глазах потемнело, руки и ноги затряслись. Такое случалось и раньше, особенно во время болезни, ничего страшного в этом не было, просто я смотрела туда, где должен был стоять Дилан, а видела чёрное полотно.

Но это был он. Я изо всех сил старалась не показывать своего недомогания.

— Привет! Я тебя разбудил? — я кивнула. — Диана, с тобой всё хорошо? — я снова кивнула.

Он подошёл, обнял меня и поцеловал в волосы. Я почувствовала, как кровь внутри меня забегала быстрее и силы начали возвращаться.

— Голова кружится…

— Пойдём на кухню. — он помог мне дойти и усадил за стол, потом огляделся и остановил взгляд на мне. — Рассказывай.

Я задумалась, с чего бы начать. Новостей и в самом деле было много, к каждой из них требовалось вступление. Минуты тянулись за минутами.

— Диана?

— Собираюсь с мыслями.

— Хорошо. Дома есть еда?

— Плов.

— Подогрей мне, пожалуйста, я голоден. Схожу в душ, потом поем.

С бородой и отросшими волосами он был как будто другим человеком. Не я одна изменилась. Из ванной он вышел уже чисто побритым, с полотенцем на бёдрах. Теперь мне показалось, что это уже кто-то третий.

— Придумала?

— Я ездила в Австрию к Ирме, мы устроили небольшое путешествие. — сказала я и тут же почувствовала стыд за то, что развлекалась после того, что натворила. пришлось добавить оправдание. — Все расходы взяла на себя она.

Дилан улыбнулся, показывая взглядом, что ждёт продолжения. Раньше он редко улыбался.

— Я сходила на УЗИ, там сказали, что это, предположительно, мальчик.

Дилан сидел за столом сбоку от меня, держа вилку в руке, но не притрагиваясь к еде. Услышав мою новость, он сначала замер, потом позвал, чтобы я села к нему на колени. Он крепко прижал меня к себе, молчал, и по его прерывистому дыханию я поняла, что он смеётся и плачет одновременно.

Позже мы перешли в комнату. Я взяла у Дилана три пробирки крови для исследований, в надежде, что это поможет в разработке антигена, затем устроилась у него под боком.

В странном оцепенении, как будто под гипнозом, я выложила ему всё, что произошло за этот долгий месяц, даже про разбитое стекло у машины Седого и его унижения. Дилан глубоко вздохнул, но не стал ругать меня, сказал, что ему надо повидаться с родителями, а после мы продолжим разговор.

Пока его не было, я собрала с дивана использованные носовые платки и выбросила их, заправила постель и прибрала разбросанные вещи. Как-то запустила я беспорядок в квартире. Педантичный Дилан, наверняка, заметил это, хоть и ничего не сказал, ему было не до мелочей.

Я ждала его возвращения около двух часов, предвкушала, что ему приходится выслушивать обо мне. Перемену в себе удалось ощутить не сразу, а по мере того, как я суетилась, прибираясь то тут, то там: в голове прояснилось. Будто бы кто-то влил в меня ведро сил: заложенный нос начал дышать, заторможенность, как туман, исчезла, я снова стала собой. С облегчением дыша полной грудью, я позволила себе по-детски радоваться.

Когда Дилан вернулся, по его лицу нельзя было понять, злится он на меня или нет.

— Как всё прошло?

— Нормально. — коротко ответил он и задумался.

— Ты выглядишь так, как будто у тебя плохие новости, и ты не хочешь говорить мне их.