Алатырь В неназванном краю на перекрестии дорог Стоит дремучий камень Алатырь. Для путников он есть как полубог: Он худшему могила, а ослепшим поводырь. К нему своих невест приводят женихи, И они, стоя на коленях, читают вновь и вновь На теле Алатыря всего лишь три строки: «Веру сохрани, не потеряй Надежду и обрети Любовь». Сохранивший Веру не отвернет с пути, Что бы ему звезды ни сулили. Он пшеницей прорастет из своей земли, Чтобы его телом голодных накормили. Кто Надежду не оставил, тот всегда в пути, Его держит на себе отвесная стена. Он идёт и зажигает путеводные огни И трогает руками облака. А кто обрел Любовь, больше всех страдает В пламени всеобщего греха, Потому что всё теперь любовью измеряет, С трепетом и страхом глядя в небеса. Стоит дремучий камень Алатырь На перекрестках страстного пути. Однажды здесь построят монастырь И освятят для Веры, Надежды и Любви. Кухня Знатно мы сегодня с Васькой посидели, Выпили пол-литра, стали хохотать. А когда на рыло случилось по пол-литра, На барачной кухне начали плясать. У старенькой соседки выклянчили трёшку И погнали инвалида в магазин. Он зажал бумажку в беспалую ладошку — Такие попадались из тех, кто брал Берлин. Нам пел Утёсов про красивого кого-то, Про душистые каштаны и луну. Мы с Васей не висели на Доске Почёта, Но своего не уступали никому. Мы материли всех и без разбора, Постоянно вспоминая чью-то мать. И слюнявыми бычками «Беломора» Пытались даже с форточки плевать. Гонец пришёл с московской бескозыркой И с огромным дряблым огурцом. Фроська рвалась заниматься стиркой, Устроив нам свирепый кайфолом. Только пригубили, приперся участковый, Вроде мы его по матушке склоняли. А у самого светил синяк лиловый, И нас его морали слабо исправляли. В тепле храните душу и уважайте тело. Мы старшину сумели приболтать, Если что задумали, разрешайте смело. Он нам пятёрку до аванса вызвался занять. Меню Из телевизора покушали разных новостей: Политических, культурных и спортивных. Всех кормили одинаково: и взрослых, и детей, Не обошлось и без историй детективных. Какому-то мальчишке уши понадрали: Он девочку соседскую по попке отлупил. И ещё сказали, что, наконец, маньяка взяли, Который бабушку-процентщицу убил. Новости спортивные, как кислые конфеты: Футболистам заплатили, как и в прошлый раз. Они правильно причесаны и дорого одеты, Только им опять мешает Фантомас. А в культуре много чувства и пристрастья, Прекрасны на века театр и кино, А вот в балете блещет только Настя. Каждому под сценой шьют своё пальто. Ну а политика всегда на подогреве, Как бараний плов в чугунном казане. Всё стелют ровно, как солому в хлеве, Всем по-честному, хотя и в тесноте. К вам прямо в дом бесплатная доставка, Но никто не может эти блюда заменить. И тут же рядом – разная приправка, Можно подсластить, а можно подсолить. Чесотка
Кто сам себя не слышит, К тем не достучаться. Глянь! Одни рыдают, А эти веселятся. И на этом варится словесное дерьмо И облепляет гнусом руки и лицо. В это время года мало сквозняков, За что и накопилось нравственных долгов. Бренькает гитара, парит как к дождю, Я же свою водку чифиром перебью. Внаглую им всё же песню пропою, Как на их могилки печеньки принесу. Сам себя не предлагай, если не позвали, И лучше даже не гадай, как тебя назвали. У кого-то морда от дерьма разъелась, А у кого-то шея под каской разболелась. Им кажется, что девка ходит без трусов, Что очень возмущает за нравственность бойцов. Того никто не видел, но, если говорят, То даже через стены истину узрят. И к вам кого-то с ордером пришлют, А очевидцы сами набегут. И забулькает словесное дерьмо, Чесоткой налипая на лицо. Хворобы Говорят, что виноват: в драку не ввязался, Но всё же плюнул незаметно в сторону врага, Но зато публично от присяги отказался, И пошли в атаку без меня. А враги, как волки из трущобы, Тоже норовят атаковать. А во мне живут свои хворобы, Я просто не умею убивать. Меня крестили бабушки в подвале, И на меня шептали при свечах. Они грехом убийство называли И просили жить без крови на руках. Я зря тогда плевался на врага. Я своей хворобой рассужу, Что и волк совсем не Сатана, Если вышел защитить свою семью. Теперь из всех спасешься ты один, Что только своей кровью заплатил И, вопреки стратегии войны, Никого не сжёг и не убил. Моя хвороба на Святой земле, Моя атака – страстная молитва, Славянский Спас на жертвенном Кресте, Ведь кровь – не родниковая водица. |
