— Да при том, что она тебя любит! А ты не обращаешь на неё внимания! — Диана нашла виноватого раньше самой Леночки.

— Послушай, как тебя? — Сергей замялся, вспоминая имя собеседницы, — Диана, кажется? — девушка кивнула. — Мне нафиг не нужна её любовь! И я не давал никакого повода в меня влюбляться! Если у твоей подружки не все дома, то в этом нет моей вины!

— Неужели ты не замечал, что Леночка влюблена в тебя?! — все еще пыталась сделать виноватым Сергея Диана.

— Замечал! — кивнул. — Как замечал, что и другие девицы не прочь юркнуть в мою постельку! Ну и что с того?! Мне они не нужны! Ни Леночка, ни Танечка, ни Дашенька, ни Машенька! Понимаешь, о чем я говорю?!

— Значит, ты любишь другую? — пробормотала Диана. — А кого?

— А вот то, кого я люблю, и люблю ли кого-то вообще — не твоего ума дело! — Сергей коснулся рукой головы. — Все. Волосы высохли. Я пошел. — И двинулся к окну. Распахнув створки, обернулся:

— Пакет выброси завтра. Отстирывать чужую блевотину я не собираюсь! — и исчез в черноте февральской ночи.

Диана вздохнула, закрыла окно, убедилась в том, что с Леночкой все в порядке, вытащила из пакета свитер Сергея и начала его застирывать в умывальнике. Горячей воды, как всегда, не было, пятна не желали отмываться, да и хозяйственное мыло, которым пользовались девушки, не очень способствовало исчезновению противного кислого запаха, но Диана намыливала и выполаскивала свитер вновь и вновь.

Наутро Леночка не смогла встать с постели.

К головной боли и тошноте добавилась ноющая боль внизу живота.

Девушка почувствовала в промежности какую-то липкую сырость. Сунула руку между ног и увидела на ладони кровь.

— Я не пойду сегодня ни на занятия, ни в школу, — сообщила подруге, стараясь не встречаться с Дианой взглядом.

— Сейчас я сделаю крепкого чаю и будем вставать, — не желала слушать оправданий Диана. — Голова поболит и перестанет.

— Ты что, дура?! — Леночка рассвирепела. — У меня месячные начались! В первый раз!

— Вот это да, — Диана села на край кровати рядом с подругой. — А у меня еще не было.

— Знаю, что не было, — проворчала Леночка. — Скоро будут. Мы ведь одногодки.

— Вот Мстя разозлится, — продолжала бормотать Диана. — Она считает, что раньше пятнадцати быть не должно.

— Вот и терпи до пятнадцати! — ухмыльнулась Леночка. — Мсте — не должно, а у меня — есть!

— Хорошо, — Диана собралась уходить. — Я скажу Людмиле, а она уже сообщит Мсте.

— Скажи, — пожала плечами подруга. — Мне все равно! — принюхалась:

— Слушай, чей это свитер на батарее воняет!?

— Сергея, — ответила Диана, пристально наблюдая за реакцией Леночки. — Испачкал на улице.

— Так это он меня вчера привел? — ухмыльнулась будущая Прима.

Диана хотела было сказать, что не привел, а принес, но промолчала, только поинтересовалась:

— Ты что, ничего не помнишь о том, что было вчера?

— Не помню, — покачала головой Леночка, — а что было-то?

— Да так, — отмахнулась подруга, — ты с шампусиком вчера перестаралась.

— Странно, — пожала плечами собеседница, — обычно, я не пьянею, — добавила: — Ну что застыла? Беги на урок, а я посплю еще немного.

Леночка солгала, сказав Диане о том, что не помнит о событиях прошлого вечера.

Она все прекрасно помнила!

И ей было так стыдно! Она готова была отдать все на свете, чтобы вычеркнуть этот сабантуй не только из своего сознания, но и из памяти тех, кто стал свидетелем её позора.

Девушка натянула на голову одеяло и протяжно застонала. То ли от разрывающей голову похмельной боли, то ли от разрывающего душу стыда за свое поведение.

Она думала, что бы такого сотворить, что учудить, дабы вчерашние собутыльники пожалели о том, что обидели и унизили её?! Незаслуженно, заметьте, унизили!

Вот заболеть бы! Тяжело и надолго! Слечь с воспалением лёгких! А еще лучше — загреметь в больницу! Чтобы приходили, проведывали. А она такая лежит себе в постели с лихорадочным румянцем на щеках, и шепчет едва слышно: «Я не сержусь на вас. И всех прощаю». А потом, взять и умереть!

Леночка тотчас одернула саму себя. Нет! Умирать она вовсе не хотела! Задумалась.

Что там говорила Мстя о первых месячных? Что они вызывают в организме девушки гормональный взрыв, чреватый не только изменениями в весе и росте, но и перестройкой психики!

Вот оно, оправдание! Обрадовалась, но ненадолго.

Ведь не станешь ходить по коридорам училища и рассказывать каждому встречному-поперечному что разменстуировалась в столь юном возрасте. Нужно придумать что-то другое!

Мысли клубились и спутывались. Леночка и сама не поняла, когда снова уснула.

Ученицы седьмого класса уже разминались и разогревались у станка, когда в класс вошла Людмила Марковна.

Диана тотчас бросилась к педагогу, не обращая внимания на сопровождающие смешки и перешептывания. Произнесла, едва слышно:

— У Леночки месячные начались. Она сегодня на занятия не придёт.

— Вот как?! — брови Людмилы удивленно взлетели верх. — А у меня несколько иные сведения о причине недомогания твоей подруги!

Диана покраснела до корней волос. Она, конечно, понимала, что о вчерашнем пришествии доложат обязательно! Но не думала, что это случится так быстро!

— Вы можете пойти в нашу комнату и убедиться сами, — прошептала, сквозь плотно сжатые зубы.

— Зачем? — Милочка не отводила глаз от лица ученицы. — Я тебе верю. К вам зайду обязательно, но только после вечерних занятий. — Диана кивнула, принимая сказанное к сведению. — Иди на место! — велела Людмила.

Диана подошла к станку, положила руку на планку, собралась, намереваясь приступить к занятиям.

Людмила Марковна вышла на середину танцкласса:

— Начнем! — она старалась вести урок, как обычно, но то и дело отвлекалась, вспоминая утренний разговор с Мстиславой.

— Дрянь! Дрянь! Дрянь! — Звездинская не собиралась ни сдерживать эмоции, ни подбирать слова. — Нажралась, как свинья! Выставила себя на посмешище! Де еще и Сереженьке на шею вешалась!

— Откуда информация? — Милочка прекрасно знала о способности соперниц-соучениц делать из мухи слона. — Нужно поговорить с девочкой.

— Поговорю! — тон Мсти не сулил ничего хорошего для проштрафившейся ученицы. — Притащишь её ко мне за патлы после урока! И пусть только попробует не явиться на занятия сегодня!

— Приведу, — кивнула Людмила. Добавила: — И ты бы поаккуратнее была с этим Сереженькой.

— Не твоего ума дело! — взвизгнула Мстя.

— Не моего, — согласилась Милочка. — Но сама станешь локти кусать, если кто-то вас застукает, и по училищу поползут слухи.

Мстислава отвернулась к окну. Она понимала, что Людмила права. Что если прознают о её связи с семнадцатилетним мальчишкой, то скандала не избежать! Но ничего не могла с собой поделать.

Едва Мстислава вспоминала лицо юноши, едва слышала его голос, едва до её ноздрей долетал запах молодого мужского тела, как шла кругом голова, исчезали все табу и запреты.

Сергей Истомин в семнадцать лет давно понял силу своей притягательности для женского пола. И уже давно успел познать плотские радости.

Его первой женщиной стала одна из балерин Мариинского театра, где юный танцовщик, которому на тот момент едва исполнилось шестнадцать, принимал участие в новогоднем спектакле.

Балерина не была Примой, но и от подтанцовки в кордебалете давно ушла. Исполняла второстепенные, но значимые партии, а потому от недостатка поклонников, дарящих огромные букеты, не страдала.

Она попросила юного Сереженьку помочь добраться до дома с вот этим ворохом «силоса», как сама назвала трепетно вручаемые цветы.

Северную Пальмиру занесло снегом. Поймать или вызвать машину в такую непогоду было проблематично, балерина жила недалеко от театра, а потому Сергей с радостью согласился.