– Так будет безопаснее, – интеллигент приставил к стволу дерева лестницу, готовясь помочь повесить качели.

– Вот и я так думаю… Мариано там с сыном?

Феликс кивнул:

– Паренёк очень чувствительный. Всё же в пять появление двери и магии – это больше как весёлая игра, плюс, все дети в нашей семье так или иначе готовились к этому, а тут, мне кажется, самый настоящий шок. Ещё и денег привалило.

– Можно купить много-много красок и бумаги, – заметил Бруно, перекидывая верёвку Агустину, – Но что Адриану нужно оклематься – это как пить дать. Помню, как было у нас с сёстрами. Быстро разобрались только с даром Пеппы. С Джульеттой и вовсе в угадайку играли, пока у мамиты порез от её стряпни не зажил. А я в первый день рухнул в обморок от гадания, чудо что зубы уцелели, крепко приложился об пол. Так что такая себе игра.

– Вот почему, – Феликс присел, проверяя расстояние от земли до качелей, – Мы тут возимся. Волшебные или нет, у девочек должно быть детство. Адриану тоже что-нибудь придумаем. Кроме торговли, хотя, видит небо, Виджай бы здорово его натренировал, даже меня, торговца, зависть берёт. Где твой друг только так натренировался?

– В Мумбаи, как он рассказывал, –убедившись, что узлы надёжные, Бруно сам осторожно сел на качели, – Дескать, там вопрос выторгованной лишней рупии означал, будет он что-то есть в этот день или нет.

Ответить на такое было нечего: Феликс стушевался, а Августин занялся вторым комплектом сидений и верёвок. Бруно отошёл чуток назад, раскачиваясь. В ушах засвистел тёплый ветер.

– Надо же, я и забыл, насколько здорово качаться на качелях. Не зря Мирабель нравилась, когда качал её на них в детст…

Перехватив взгляд Агустина, предсказатель резко замок. Отлично, давненько не вспоминали о родстве и о том, кто кого вырастил. Теперь неловко.

Поняв, что произошло, муж Джульетты кашлянул:

– Да брось. Нечего смущаться. Просто мы… Вы с Мирабель особенная пара, вот и всё.

– Если бы дело было только в этом, – остановив качели, Бруно взглянул в сторону, откуда доносился смех девочек и басовитый хохот Камило, – Иногда мне кажется, что из-за… обстоятельств Мирабель пришлось очень быстро повзрослеть.

– Зато она справилась. А вот моя дочь…

Оба сеньора обернулись на Феликса, и на этот раз резко замолк он. Бруно невольно вспомнились дни подработок и случай, когда на него едва не вывалили целый кузов щебня. Кажется, справься тот недоумок с подобным провалом, ощущения были бы схожие.

После того как Вишнёвая тень оставила на Долорес метку, семье средней сестры и младшему брату так и не выпало обсудить произошедшее. Сначала Феликс и Пеппа приводили Долли в чувствр, а после Мирабель и Бруно покинули Энканто. Случай с Мариано вроде как замяли, но Мирабель узнала об этом первая. Травмировал ли её этот рассказ? Кузины будто обменялись шрамами: акт невольного насилия, истинные отношения и одновременно путаница, подорванное доверие и осуждение, испорченная свадьба и метка. А сейчас? Сейчас поговорить? А нужно ли?

Убедившись, что и вторые качели закреплены надёжно, Феликс втиснулся в сидение, уставившись на притоптанную траву: до того, как троица пришла сюда, о газоне позаботились капибары, подравняв и чуток утрамбовав его под свои лёжки.

– Никак не пойму, остаться мне или же нет, – с расстановкой произнёс Агустин, – Всё же Мирабель моя дочь, но чувство, что разговор для вас двоих.

– И вот так мы будем путаться до конца наших дней, – развёл руками Бруно. На самом деле, он был готов сказать что угодно – всё лучше этого гнетущего молчания.

– Мы семья, – Феликс окинул их взглядом и покачал головой, – Но что-то взяло – и пошло не так. И вроде бы наладилось, но порой так хочется найти правых и виноватых. А их нет. И всё уже сложилось, а я виню себя. Это же… – он взглянул на собственные ладони, сложив их чашечкой, будто держа младенца, – Мой ребёнок… Агустин, скажи, ты ведь тоже переживал за Мирабель?

– Спрашиваешь, – интеллигент потёр пальцами отворот рубашки, – Когда я увидел их с Бруно в кладовой… Боже, я не знал, что и думать. Эти двое умудрялись заполнять дни так, что… Не знаю, как это сказать!

– Мирабель зовёт нас теневыми Мадригалями, – несмело озвучил предсказатель, – Вроде как если произошло то, что никому не нравилось, то это всё мы.

– Если бы не бунт Вишнёвой тени тогда, я бы врезал тебе прямо по лицу, – Агустин отвёл глаза в сторону, но было заметно, что ему скорее неловко.

– Ага. И у нас бы помимо перелома носа был бы ещё и перелом руки, – протяжно вздохнул Феликс, – Хорошо, что ты этого не сделал. После вашего ухода я едва не избил Мариано. Ещё больше стресса для Долорес. Впрочем, она мигом вышла из ступора и висела у меня на локте, прося не убивать его.

– На другом твоём локте висел я, – припомнил Агустин, – Вроде даже говорил, что Мадригалей итак мало осталось.

– Господи, – Феликс закрыл лицо руками, – Без понятия, что заставило тебя это ляпнуть, но я замер и разразился истерическим хохотом. Слишком всё было… Жизненно. Мы привыкли к тому, что у нас всё хорошо, а на самом деле мы самая обычная семья, в которой может произойти всё что угодно.

– А я давно говорил, что нечего выделываться.

Феликс оглянулся:

– О, Лучиано. Опять голодный, поди?

– У вас не таверна, чтобы столоваться, – независимо хмыкнул кузнец, – Хотя спору нет, еда приличная. Не могу найти Руфиту. Я с Ребеккой договорился. Она согласилась показать мастерскую мужа и азы работы с проволокой.

– Пятилетние дети это весьма неуловимая материя, – с нарочито важным видом приосанился Агустин, – Поэтому мы сделали приманку.

– Ага, – отец Паоло улыбнулся, рассматривая качели, – А чего все такие хмурые, как на похоронах?

Пока троица мужей и отцов раздумывала, как же ему ответить, со стороны Каситы донеслось радостное «Деда Лу!», и к Лучиано на полной скорости помчалась Руфа. Тот наклонился и поймал хохочущую девчушку:

– А вот и мой маленький ювелир.

– Ты договорился с тётей Ребеккой? Правда можно?!

– Ну я ведь твой дедушка, – проурчал кузнец, чувствуя, как маленькие ручки обивают его шею:

– Самый лучший деда на свете!

Агустин кашлянул, покачивая головой. Симпатии дочери Луизы иногда принимали форму редкостной непосредственности. Возможно, дело было в том, что Лучиано жил отдельно, и они виделись не каждый день.

– Таки вырвалась, поганка, – к ним приблизился Камило с Умброй, восседавшей на его плечах.

– Ой, качели! – едва не оглушила лицедея маленькая повелительница теней.

– Умбра! Умбра, угадай что?! – без труда взяла такие же децибелы создательница плазменных шаров, – Деда Лу договорился с тётей Ребеккой насчёт обучения! Она так красиво плетёт!

– Вау, поздравляю! – в голосе Умбры прозвучало нечто похожее на уважение, – А с тобой можно? Папа, можно? Тётя Ребекка ведь твоя подруга.

– Конечно можно, – кивнул ей предсказатель, проследив, как Камило опускает девочку на землю.

– А когда? – увернувшись от лёгонького щелбана двоюродного дяди, спросила Руфа.

– Завтра утром, Светлячок.

– Только завтра? Так долго… – протянула дочка Луизы.

– А до этого мы качаемся и едим мороженое, – поддержал внучку Агустин. Девочка боязливо огляделась:

– Мама не разрешает сильно раскачиваться, деда Гас.

– Поэтому я тут. Буду следить, чтобы ты играла аккуратно.

– Ну ладно, – неохотно, но всё же согласилась Руфа, – Деда Лу, ты останешься на ужин? У нас мороженое.

Бруно оглянулся на кузнеца, с удивлением понимая, что тот оказался способен на подобную стратегическую хитрость. Одно дело напроситься в гости, а вот если внучка позвала – совсем другой разговор. Впрочем…

– Раз уж мне теперь не уйти, хоть дров нарублю, – вызвался кузнец, – А ты, хлипкий, следи за Светлячком.

Муж Джульетты кивнул ему более чем дружелюбно. Скорее всего, со времени женитьбы Луизы Мадригали успели пообвыкнуться с нравом кузнеца, хотя это было не всегда просто.