Мирабель осторожно взяла кольцо из его рук, вертя то так, то я так, и, наконец, разглядела гравировку на внутренней части ободка из драгоценного металла:

– Juntos… para siempre.

– Да, – казалось, глаза Бруно наполнились внутренним светом, отличным от того, что бывал при гаданиях, – «Вместе навсегда».

– Ох же…– не зная, что делать, Мирабель перехватила себя за запястье, – Дорогой, прости! Я никогда не дослушивала тебя, когда ты заводил этот разговор, думала, что ты… Это, которое с платьями и с колоколами, а не… Mi za, прости!

– Да всё в поряд… – начал было предсказать, но тут Мирабель протянула руку:

– Вот.

– Что? – не понял Бруно.

– Обменяемся. Их вроде положено надевать друг другу.

– Ты серьёзно?

Она кивнула.

Увитые венами руки дрожали, когда надевали кольцо:

– А теперь твоё. Оно в кармашке. Я не вытащу.

– Не вопрос, поняла, – взяв второе кольцо, Мирабель завершила ритуал. Из оливковых глаз выкатились две слезинки:

– Спасибо. Спасибо, что ты есть, и что ты со мной.

– И тебе… Мы кое-что забыли.

– Разве?

– Да, – она улыбнулась, чуть склонив голову набок, – В этом пережитке эпох, который мы сделали адекватным ритуалом, должен был быть поцелуй.

– Уверена? – чуть успокоившись, подыграл ей Бруно.

– Да, прям точно.

– Иди сюда, – предсказатель раскрыл объятья, и Мирабель ринулась к нему, накрывая губы мужа своими.

– Все в комнате, а эти двое… – с ворчанием вышла в коридор Алма, и, застав картину маслом, осеклась, – Вы бы хоть немного постеснялись.

Вместо ответа Мирабель, не отрываясь, подняла руку с кольцом, показывая главе семейства.

– А, вон оно что, – абуэла покачала головой, переведя взгляд в сторону, – Что за сумасшедшая ночь. Раз так… Поздравляю.

– Спасибо, – насилу оторвавшись от жены, поблагодарил мать Бруно, –Это восхитительная ночь!

***

Праздник разгулялся во всю мощь, и все, кто мог, танцевали в комнате Руфы, озарённые светом сфер.

– Думаю, общине теперь можно не жечь свечи, – заметил Вижай, взвешивая один из шаров в руке, – Это же самая настоящая лампа.

– Может, и лампа, но лично я собираюсь попробовать раскочегарить этим печь, –забрав сферу у индуса, примерился Лучиано, – Это ж сколько дров можно будет сэкономить! Возможно, я даже смогу выплавлять дамасскую сталь!

– Хорошо, что всё обошлось, да? – напротив отца возник Паоло.

– Слушай, – покосился на него старший Мартинез, – Давай без этого осуждающего взгляда, а? Я учил Руфиту так же, как мой отец – меня.

– Ты же понимаешь, что дети в её возрасте воспринимают всё буквально?

– В её возрасте ты просто сидел и ныл, что бы я ни говорил, так что нет, не знаю.

– Ладно, – закатил глаза музыкант, – Это бесполезная затея.

– Паоло.

– Что? – муж Луизы посмотрел на него из-за плеча, уже развернувшись, чтобы отойти подальше.

– Ты не думал, что Руфита… – Лучиано сосредоточенно подбирал слова, – Есть немного силы матери? Да, конечно, это я посоветовал хватать и держать, но выдернуть ручку не говорил.

– В детстве Луиза как раз как-то раз выдернула подлокотник моего кресла, – вспомнил подошедший к ним Бруно, – Ещё до получения дара.

– Madre de Dios, – Паоло размашистым жестом потёр лицо, – А ведь вполне может… Но тебя это не оправдывает!

– А я и не надеялся, – словно бы равнодушно вздёрнул подбородок старший Мартинез, и, дождавшись, пока сын уйдёт, вздохнул, – Сыновья.

– Как сказала бы Ирен, ты очень на него быкуешь, – Бруно так и стоял рядом, уничтожая найденную среди угощений эмпанаду.

– Какая жалость, что у тебя не сын, я бы посмотрел на Бруно Мадригаля, пытающегося сладить с подростком… Впрочем, Мирабель ещё молода и способна на такой подвиг. А вот насчёт тебя я не уверен.

– Давай ты не будешь брать меня на понт в этом вопросе.

– Настолько хорош?

– Лучиано, отстань. Нам уже не шестнадцать.

– Ладно, – кузнец пригубил вина, глядя на внучку, которая танцевала вместе с Луизой. Рядом с Умброй отплясывала Мирабель, – Ваша не грустит из-за двери?

– Да вроде как нет.

– И правильно… Зачем она ей, если вы уедете?

– Низачем, – Бруно скомкал промасленную бумагу, заметив, что к нему направляется жена.

– Молодые ещё не танцевали, – протянула ему руку Мирабель, – У нас ведь есть повод. Спляшем?

– А давай, – улыбнулся ей предсказатель, – Ведь у нас и правда есть повод, вот уже как восемь лет, но не суть.

– Давай под «O luna», мой плеер ещё не сел окончательно.

– Раз такое дело, – прочистил горло Лучиано, – А ну-ка притихли все! У нас тут новая музыка!.. Ну, включайте, чего замерли. И идите уже танцевать.

***

Знакомая мелодия донеслась до ушей Умбры как раз в тот момент, когда Руфа положила перед ней только что сотворённую сферу.

Девочки прятались на новой кровати рыженькой Мадригаль, в тени плотного балдахина.

– Не отвлекайся, мы должны понять, что к чему.

– Мама с папой взяли с меня обещание, что я не буду трогать тени людей. И… Я боюсь, если честно.

Руфа нахмурилась:

– Если бы не ты, я бы осталась без дара. Так что давай. То, что мы заметили, когда танцевали, держась за руки.

– Я не понимаю о чём ты.

Глаза дочери Луизы коротко сверкнули белым янтарём: судя по всему, теперь это был её признак проявления магии:

– Сосредоточься, пожалуйста. Сейчас я положу руку на шар, а другую дам тебе. И ты сделаешь то же самое.

– Но зачем?

– Мне кажется, – Руфа сделала над собой усилие, чтобы не ответить «затем», – Мои шары светятся иначе, когда ты оказываешься рядом. Вроде того гадания с твоим папой. Ты что-то… делаешь.

Поняв, что подруга начинает сердиться, Умбра лишь пожала плечами. Взглянула на ладони: от ожогов не осталось и следа.

– Давай, – прикоснувшись к плазменному шару, протянула ей руку Руфита. Умбра улыбнулась, и, положив ладони на шар, почувствовала, как кузина бережно сжимает её пальцы.

Поначалу ничего не происходило, но затем шар заметно поблёк, став сначала жёлтым, оранжевым, а потом и вовсе красным. Казалось, то, что внутри, борется за жизнь или претерпевает метаморфозу, словно бабочка в коконе. Шарящие по внутренней стороне сферы лапки плазмы сменились на изморозь.

– Холодный! Холодный! Совсем другой! – Руфа взяла шар в руки, – В моих жар, в этом холод! Смотри, он другой! Это как… Тень! О, Боже мой, тень! Где мои мелки?

– Что ты задумала?

– А, вот! – дочь Луизы выудила голубой брусочек, порядком источенный, но всё еще способный на многое, – И цвет твоей любимый! Пошли-пошли!!

Внимание взрослых было сосредоточено на танцующей паре в центре, так что девочки легко выскользнули прочь.

– Объясни мне, в чём дело! – Умбра всё ещё не выпускала странный шар из рук.

– Мы попробуем наоборот! – выйдя наружу, Руфа создала ещё одну сферу, – Моя дверь светилась, значит, твоя не должна!

– Какая ещё дверь? Ты что? – маленькая повелительница теней никак не могла сосредоточиться на словах подружки.

– А вот какая! – положив новый шар на пол, Руфа шагнула в участок, образованный тенью, и встала напротив стены, – Ага. Вот, вот такая ширина… Ай, не дотянусь! Подожди, я позову Адриана, он был где-то близко, помощник дяди Мариано.

Одна Умбра оставалась недолго.

– Да чего тебе, трещотка? – бормотал перехваченный рыженькой Мадригаль подмастерье.

– Я хочу дверь нарисовать. Ты умеешь. И дотянешься.

– Ты в курсе, что тебе влетит?

– Я сотру, ты только нарисуй! Такую же высокую, как моя.

– И… – Адриан указал на участок, – Прямо здесь?

– Да! И без света?

– Да, так надо, – кивнула Руфа. Сейчас она напоминала маленького боевитого подрядчика.

– Просто контур?

– Рисуй уже!

– Хорошо, хорошо! – рука Адриана вывела практически идеально ровный прямоугольник, дрогнув только на верхней части из-за того, что пришлось вставать на цыпочки, – Вот. Довольна?