– Выйди, Агаша, нам поговорить бы надо.

Не причёсанная, выплыла на крыльцо Агафья Кирилловна:

– Чего рано, дело есть?

– Да я только спросить хотела: где ночевала красотка твоя? – въедлив голос у Василисы.

– К Полине убралась. А тебе что?

– Хм, к Полине… Глянь, где голуби ночевали. Только не расскажи никому, а то худо будет… – сказала, раззявив рот в ехидной улыбке, Еремеиха. От сарая, держась за руки, шли в их сторону молодые.

Агафья Кирилловна процедила:

– Запорю насмерть сучку!

– Лучше глянь, какая пара, – сказала, продолжая улыбаться, Еремеиха.

– Где была? – спросила у дочери Агафья Кирилловна.

–Задачки с ним решали… – отвечала Ксения. Василиса хмыкнула.

– Мы хоть сегодня поженимся…– взором ясным Виктор матерей озарил.

– Батюшки, поженятся, – всхлипнула Агафья Кирилловна. – Тебе восемнадцати нет, как жить-то будете?

– Как все, – ответил упрямо Виктор.

– Бесовы дети… – проговорила, смахнув слезу, Агафья Кирилловна. – Только до свадьбы по сеновалам не шаландайтесь.

– Ясно… – отвечала дочь, склонив голову. – Мам, а тятя дома?

– Не бойся, сказала, что ты у Поли ночевала.

Ксения к столу присела и открыла книгу. Громко стонал в комнате отец – старый Семён.

– Ксеня, как там Полечка?

– Нормально, привет передала.

– Спасибо ей, а я хвораю.

Ксения промолчала: склонив голову на книгу, она крепко спала.

Тишина в доме Рязанцевых: Семён опять лёг в больницу, Васька уехал в портовый город Одессу учиться на механика корабля, Агафья гостит у Полины, а Ксюшу после схваток отвезли в роддом; Анюта одна осталась за хозяйку.

Виктор бросил учёбу и на фабрике прошёл курсы электриков. Зарабатывал теперь собственный кусок. А вечерами постоянно вертелся у роддома. Фабричный комитет обещал молодожёнам квартиру. Узнав об этом, Агафья Кирилловна сказала: «Сынок, чаще бывай у неё, успокаивай, но если убежите на другую квартиру, я вам не мать».

Он снова у роддома. Женщина-медик из окна поманила его пальцем.

– С карапузом поздравляю! – торжественно объявила, когда вступил он в помещение больницы.

– Спасибо… – шепнул он, как будто боялся разбудить сына. Домой полетел, как на крыльях! Попутно купил в магазине две бутылки водки.

– Мам, сын! Забыл число? Надо бы в альбом записать!

– Двадцать второе, – глядя на водку, промурлыкала Еремеиха.

– Запишу число, год.

– Сколько весит, не узнал? – поинтересовалась Еремеиха.

– Не узнал, забыл, а, ничего, вырастит, тяжёлым станет.

Все думы его теперь были о ней и сыне. Из больницы прибыла она худая, бледная, как будто слеплена из воска. Однако с нежностью смотрела она на мужа.

Однако время не выносит однообразие, если новое что-то появится, норовит вмешаться. Вот и Ксения изменилась: к Виктору уже не льнула, стала грубить ему. Устроившись кассиром на фабрику, домой приходить стала поздно, отмалчивалась, думая о чём-то своём. Виктор забеспокоился.

– Терпи, сынок, – заметив настроение его, обронила Агафья Кирилловна, – со вторым ходит, потому такая. Как разродится, снова будете лизаться.

– Терплю, мам, но чую что-то плохое.

– Пойдём, – предложила старуха, вытерев руки о передник, – разбросаю карты.

Рассыпала карты по столу.

– Плохо легли… – сказала, качнув головой. – Ксюша с пиковым королём… Это будет, это было, это ждёт. Тебе казенный дом выпал. – Она нервно собрала карты. – Осторожней будь на работе.

– Ничего не случится, скорей бы родила…

Поднял сына на руки, подкинул его вверх.

– К сватье сходим? – предложила Агафья Кирилловна.

Неся сына, Виктор целовал ему щёки, лоб, видя в нём Ксюшу. «Влюбилась в пикового короля? Если так, жить не стану…» – ударила мысль. Остановился у родительского дома.

– Витя, – в форточку голос Василисы, – вноси внука, гостинчик я ему припасла.

По крышам домов стукнули капли дождя. И вскоре вода хлынула по улицам, а у водокачки появилась большая лужа. Она сразу собрала около себя босоногих мальчиков. Карапузик кривоногий прикатил выброшенную кем-то бочку. Мимо проходила почтальонка, в плаще, с сумкой. Покачав головой, крикнула малышу:

– Не лето, простудишься, иди домой!

– Не-е, на бочке поплаваю, – прогнусавил тот.

Почтальонка, махнув рукой, продолжила путь. Из сарая, с поленьями берёзовых дров, вышла Еремеиха.

– Авдотья, зайди – чайком попою, – увидела она почтальонку.

– Зайду, у меня повестка.

– Повестка?

– Пошли, распишешься, – почтальонка подтолкнула Еремееху к порогу.

Та, подставив табуретку почтальонке, подержала лист и возвратила.

– Прочти, очки долго искать.

Почтальонка прочла:

" Прибыть в военкомат Ерёмину Виктору Ефимовичу 23 мая 1939 года к 10 часам утра".

– Мань, угости Дуняшу, я к Рязанчихе, – наказала Еремеиха.

На голову платок кинув, засеменила она к соседке. Переступила порог:

– Сватья, дома?

– Дома. А ты как напугана чем-то?

– Так забирают в армию Витю, уже повестку принесли…

«Прибыть в военкомат…», – прочла Агафья Кирилловна у окна.

– Уедет…– застонала Василиса. – А где молодка? – голос хриплый.

– Прийти пора… Да вона идёт, легка на помине.

Стряхивая с зонтика капли дождя, вошла в дом Ксения. Глянув на матерей, ухмыльнулась:

– Вы как с похорон.

– Ксюша, ведь и впрямь неладно… – сказала, по бёдрам хлопнув себя, Василиса, – Витю в армию берут.

– Ничего особенного, – отвечала, зевая, Ксения. – Мужчина, если он здоров, отслужить обязан.

– Не волнуешься, гляжу? – возмутилась Агафья Кирилловна. – Ведь муж.

– Рыдать прикажете? – прошипела, ощетинившись, Ксения.

– Не хорохорься, касатка, неизвестно, возвратится, али нет, – высказала Василиса.

– Отстаньте!

С досадой глянув на старух, Ксения спряталась за шторой. Заплакал малый. Агафья Кирилловна подошла к постели.

– Сын орёт, а ты как глухая, – заворчала она на дочь.

Василиса ушла, хлопнув дверью. Агафья Кирилловна подошла к дочери:

– Ты не дитё, пора бы понимать – что плохо, а что хорошо. Зачем так при ней говорила? Она сыну передаст.

– Пусть передаст, – буркнула Ксения, сев перед зеркалом.

Стукнула дверь.

– Кто там? – спросила Агафья Кирилловна.

– Я, – отвечал Виктор. – Про повестку знаю… Я и расчёт получил… – Взял у старухи сына. – Милая, – подошёл к жене, сидевшей у зеркала, – скоро расстанемся…

Поцеловал её. Она, глаза прикрыв, на пальце покрутила золотое кольцо.

– Молчишь… Писать мне будешь?

– Странный вопрос, – забрав сына, буркнула она, – куда я денусь, буду, конечно.

В молчании поужинали. Виктор стал играть с сынишкой – то кидал в подушки, то вверх. Смеялся, но тяжёлая печаль застилала глаза ему.

– Уходишь? – спросила Агафья Кирилловна Ксению, которая примеряла шляпку перед зеркалом.

– К Надьке Артамоновой схожу, за чем-то звала.

– Ксюша, – Виктор вмешался, – хоть сегодня побудь с нами…

Она промолчала.

– Анюта, – обратился Виктор к девушке, – принеси гитару от наших? Она висит на стене в кухне.

– Принесу, – оживилась Анна.

– Убежала, ну и шалава, – прошипела Агафья Кирилловна, пальцем ткнув в сторону окна, где за Анютой мелькнула Ксения.

– Пусть идёт, ей нужно… – буркнул Виктор.

Улица вскоре услышала звуки гитарные, что полились из окна избы Рязанцевых:

"Не ругай меня, мамаша,

Очень я люблю его"…– подпела Агафья Кирилловна.

Солнце зноем иссушило растения. В огороде у Ерёминых склонили шляпы подсолнухи, листва их повяла. Василиса утомилась носить в огород воду вёдрами.

– Сватья! – крикнула она, ладонью лоб прикрыв. – Подойди к городьбе, о жизни потолкуем!

Устала от огорода и Агафья Кирилловна.

– Улетел сокол? – завела разговор Василиса.