– Хватит, будем тянуть, – сказал, убирая фляжку, Фёдор.

Прошло ещё некоторое время; море продолжало болтать моряков, но это всё-таки был не шторм. Однако уже опустела фляжка. Замёрзающие моряки почувствовали конец. И вдруг раздался невдалеке звук двигателя! «Эй!» – пытался крикнуть Назаров, но лишь прошептал. Однако, что это за шум? Ниспосланная судьбой награда за муки? Не хотелось думать, что это фашисты: зачем судьбе сложности, они и так почти мёртвые. Это, конечно, свои!

Луч прожектора ударил по зыби морской, в полста метров от моряков из темноты вырвался катер. Свет обжёг глаза морякам; от катера, покачиваясь на волнах, отделилась шлюпка.

Спасённые моряки проспали много часов после того, как их растёрли спиртом, напоили обжигающим губы бульоном и заставили проглотить горсть таблеток. Подобравший их катер покачивался у берега. Под сочувствующие взгляды спасшей их команды, отдохнувшие и выспавшиеся, они сошли на берег.

Фёдор стал на колено и сжал в ладони горстку земли.

– Милая! – шепнул.

– Побереги слово для барышень, – сказал, засмеявшись, Василий.

– Э-э нет, мне землица важнее девиц. Я хлебороб, и, когда купались, думал, увижу ли её, – засерьёзничал Фёдор.

Они подошли к высокому кирпичному зданию. И только здесь обратили внимание на свою одежду. Дело в том, что одели их на катере в то, что попалось под руку. На Василии висел старый бушлат, неприлично вымазанный в мазуте, бескозырка тоже была вся в пятнах; у Фёдора же наблюдалось другое несчастье: рукава бушлата доставали только до локтей, и он их постоянно натягивал, при этом в плечах нешуточно трещало; лишь Назарова одели сносно. Махнув рукой на внешность: всё равно сейчас ничего не исправить, вступили моряки в здание, под крышей которого висела серьёзная надпись: «Управление Морского порта».

В широком вестибюле толпились молодые солдаты, бравые моряки, мелькали женщины. По лестнице поднималась девушка.

– Извините, дамочка, – обратился Фёдор к ней, – где занимается начальник Управления?

– Начальник Управления? – тоненький голосок. – На правом крыле второго этажа. Но его пока на месте нет.

Василий глянул на неё внимательнее. У девушки на щеках вспыхнул румянец.

– Вы тут трудитесь? – спросил Василий.

– Да, – ответила она, справившись со смущением, – пропагандистом от горкома партии.

В дальнейшем разговор их продолжился глазами – они глядели друг на друга, его же товарищи были будто далеко.

– Дамочка, проходите, – из глубины пробасил Фёдор. – А ты, Вася, перестань засматриваться на девиц, не время.

– Интересно, почему это не время? – спросила, засмеявшись, девушка. Похоже, она не думала уходить.

– Потому что мы пока здесь, а завтра неизвестно, куда пошлют, – пояснил за Фёдора Назаров, поправляя руку, в повязке. – Видишь, какие мы? Погорельцы…

– Слышала, корабль потопили, вы не с него?

– С него, – подтвердил Фёдор.

– Ой… Тогда пойдёмте к секретарю, – сказала она, глянув на Василия сочувственно, и бодро застучала каблучками по ступенькам лестницы. – Не отставайте!

– Зачем нам секретарь? Нам начальник Управления нужен или, в крайнем случае, комендант, – шагая за ней, ворчал Назаров.

Она остановилась у двери с надписью: «Секретарь парторганизации», кинув взгляд на Василия. Троица вступила за девушкой в кабинет, где сидел за письменным столом, погружённый в раздумья, мужчина неопределённого возраста: моложавый вид его не гармонировал с шапкой седых волос.

– Александр Сергеевич, – обратилась девушка к нему, – это люди с «Нахимова».

Партийный работник, быстро встав из-за стола, пожал морякам руку и показал на диван:

– Присаживайтесь. С того, значит, света прибыли…

– Похоже на то, – смущённо ответил Фёдор.

– Пережили… Так, а члены партии присутствуют среди вас?

– Присутствуют, – ответил Василий.

– И как давно вы в партии?

– Три года.

– Прекрасно… Зоя Дмитриевна, – обратился секретарь к девушке, – надо поставить на учёт, как вас? – он посмотрел на Василия.

Василий назвал себя.

– Вот, вот, Василия Рязанцева. Сейчас выдам направление на курсы по подготовке агитаторов, и беритесь за работу: с агитацией у нас завал, – сказал секретарь, проведя ладонью поперёк шеи, что означало, видимо, что пора снимать кому-то голову. – Зоя Дмитриевна, проводите молодого человека на курсы. – В голосе приказные нотки.

Он присел за письменный стол и что-то написал.

– Удачи вам, товарищ Рязанцев! – сказав, протянул листок Василию.

– Как же в таком виде? Может, завтра? Где-то переоденусь.

– Так… Вопрос серьёзный…– задумчиво проговорил Александр Сергеевич.

– Я помогу, – предложила девушка.

– Молодец, Одинцова! – воскликнул секретарь, облегчённо вздохнув.

Она шла впереди.

– Василий, поговорить надо, – обратился к приятелю Фёдор.

Девушка кинула на ходу:

– Я подожду на улице.

– Послушай, Вася, – взволнованно сказал Фёдор. – Нас трое. А тебе не кажется, что стоило бы и дальше держаться вместе? Мы ведь как кровные братья – на краю пропасти стояли. А теперь, выходит, дороги расходятся?

– Пока не знаю… Вы куда?

– Куда же – на корабль любой проситься. Подождём начальника Управления.

– Знаешь, как только устроитесь, сообщи, думается, я тоже не останусь здесь.

– Боюсь, утонешь ты на берегу, – сказал Фёдор, подмигнув. – Девка хороша, и наверняка не замужем, и на тебя смотрела она так, что тебе отсюда трудней будет выплыть.

– Скажешь…– ответил, смутившись, как пойманный на нехорошем деле мальчик, Василий. – Ладно, братишка, увидимся.

Опасения старого врача не подтвердились, и уже через неделю Полина привезла Сашку домой. С утра потеплело, сугробы просели.

– Прямо весна! – воскликнула Полина.

– Что ты, – ответил Еремеев. – Мороз вот-вот вдарит.

На крыльцо вышла Зина. Сашка сполз с саней и подошёл к девочке. «Здравствуй!» – протянул ей руку. Та, взглянув на мать, засмеялась и тоже подала малому руку.

– Обрадовалась, – возчику шепнула Полина. – Понятно, одна всё…

– Этак-то плохо, – высказался Еремеев, почёсывая за ухом коня.

– Пойдём, Степаныч, – позвала возчика Полина, – попьём чаю, потом разгрузишься.

– Полина Семёновна, ты же знаешь, я порядок люблю. Прими груз, тогда и попить можно.

– Поставь чайник! – бросила Полина на ходу дочке.

Пекарня и магазин при пекарне – всё было на плечах Полины: и следила за выпечкой, и хлебом торговала и сторожила. Еремеев втащил муку в кладовку, которая располагалась в самом конце пекарни. В штате пекарни – две женщины и подросток. Переговариваясь, они гремели формами и шлёпали тестом. Полина, войдя в цех, кивнула молодой полногрудой женщине и весело сказала:

– Как будто вас здесь целая сотня, шумите.

– И пусть шумим, дело-то идёт, Полина Семёновна, – отвечала, улыбаясь сочными губами, женщина, не отрывая рук от теста.

В комнате Полины в это время происходил серьёзный разговор.

– У тебя игрушки есть? – спросил у Зины Сашка.

– Нет игрушек…– покачала головой, Зина.

– А чем ты играешь?

– Если время есть, я читаю, я очень люблю читать.

– И я люблю.

– Ты разве умеешь?

– Нет, читала нам тётя Аня, а мы, дураки, её не слушали.

– А я буду читать, станешь слушать?

– Буду, раз Вовки нет.

– Молодец. Сниму чайник: закипел.

– И дядя пить будет? – спросил, наклонив голову, Сашка.

– Конечно, будет.

– А зачем?

– Что зачем? Он помогает маме.

– Нет, он злой, разве не видела, как он бьёт коня? – хресь да хресь!

В избу вошли Полина и Еремеев.

– Раздевайся, Степаныч, жарко, – предложила Полина.

Возчик скинул с себя шубейку и присел на придвинутый к столу стул. Полина налила в кружки чаю, принесла булку тёплого хлеба, порезала её, а из алюминиевой кастрюли вылила в общую чашку горячий суп.