— Да? — не унимался Лир. — И сколько веков этим кирпичам? Верно, тысячелетие, не меньше? Да от них на пятьсот шагов воняет сыростью!

— Ну и что? Кирпич на то и кирпич, чтобы долго держаться.

— Полно, признай, Майя, что твой бывший — надеюсь, теперь бывший муж — бездарный правитель этого города!

Майя, наконец, поняла: Лир считал, что до сих пор главою её города был Усит и из ревности пытался раскритиковать его.

— Вообще-то всё управление городом было на мне, — призналась она. — Но, судя по твоей оценке, я с ним не справилась.

Лир удивлённо приподнял густые брови.

— Твой муж настолько слаб, что переложил всё на твои плечи? Какое ничтожество! Ни на что не способный червяк! Неужели ты любила его, что добровольно взяла в мужья? Но теперь ему придётся умереть, потому что у тебя не может быть двух мужей!

Майя с тревогой свела брови на переносице и схватила Лира за обе руки:

— Клянусь всеми богами, я никогда, никогда не любила его! Мне пришлось взять его в мужья, чтобы соседские князья не отняли у меня княжество или не навязали мне мужа, который бы начал меня притеснять. Но я прошу тебя не убивать его. Я обещаю тебе развестись с ним, только оставь ему жизнь. Это жалкое существо, но оно и жалость вызывает и мне жалко его, как жалко бывает бродячую собаку, которой кидаешь кусок хлеба. Пусть наша любовь не будет омрачена кровопролитием, я не хочу, чтобы из-за меня был убит этот большой несчастный ребёнок.

Лир внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты на самом деле не влюблена в него?

— Могу поклясться всеми богами!

— Что ж, поверю тебе на слово. Я, пожалуй, велю пристроить его в мужья к какой-нибудь купчихе, которая бы согласилась стать для него чем-то вроде второй мамочки.

— Это было бы лучше всего.

— Что ж, тогда пойдёт всё ладно, — Лир повеселел, вскочил с постели, приблизился к окну, растворил его и трижды громко хлопнул в ладоши.

Где-то через полчаса по дому начали бегать незнакомые Майе люди — мужчины и женщины. Лир объяснил, что он набрал себе в слуги людей из западных городов Уш, выживших во время разрушения и привёл их с собой в город Майи.

Столы накрывались, на них появлялись румяные хлеба, копчёное мясо и птица, виноград, апельсины, хурма.

Лир и Майя сели за стол, но за обед принялась только Майя — она была по-настоящему голодна, а Лир только смотрел на неё с умилённой улыбкой.

— Однако, ты ничего не ешь, — заметила она. — Что, демонам не по вкусу человеческая пища? — она постаралась ласково улыбнуться, давая понять, что этими словами не пытается как-то уязвить Лира.

— Я накануне перехватил пару булыжников, — с такой же улыбкой ответил Лир. — Грубая пища, но иногда надо потреблять и её.

— Я слышала о том, что ты поглощаешь камни. А каковы они на вкус?

— Разные бывают, но если перевести на человеческие ощущения, то я бы сравнил их с орехами. Ну, и орехи ведь тоже разные.

За аркой, ведущей в столовую, появилась насмерть перепуганная физиономия Усита, на самом деле напоминавшего большого несчастного ребёнка. Он уже хотел дать дёру, увидев демонобыка, сидящего за столом и беседующего с его женой, но Лир заметил его и крикнул:

— Эй, ну-ка поди сюда!

Усит вполз в столовую на полусогнутых ногах, которые, казалось, вот-вот подкосятся полностью и их хозяин упадёт замертво. Он был бледен, волосы его были взъерошены, большие оттопыренные уши залились краской.

— Зайди, не бойся, — со снисходительной улыбкой обернулась к нему Майя. — Лир пообещал оставить тебя в живых, да ещё и дать тебе в жёны богатую купчиху!

— Погоди, Майя, я сам объясню ему, — властным голосом остановил её Лир, но глаза его смеялись и это говорило о том, что он не сердится. — Я забираю у тебя твою жену, — обратился он к Уситу. — Ты, верно, сам понимаешь, что она слишком хороша для тебя. Да и для меня, возможно, тоже, но я могу дать ей гораздо больше, чем ты, во всяком случае — любовь, да и весь мир в придачу. Я хотел было тебя умертвить, — продолжал Лир, наслаждаясь тем, как после этих его слов лицо Усита сделалось совершенно белым и в секунду покрылось капельками пота, — вот так, просто наступить на одну ногу, а за другую потянуть и разорвать пополам, так мне хотелось поступить, когда я думал, что у Майи были хоть какие-то чувства любви к тебе. Но Майя убедила меня, что она только жалеет тебя, как самое жалкое, что есть в этом мире, она сравнила тебя с бродячей собакой и я решил подарить тебе жизнь.

— Благодарю тебя, хозяин, — посиневшими губами проговорил Усит, низко и раболепно поклонившись.

Лир захохотал:

— Хозяин? — он изогнул руку в локте и упёрся ею в бок. — А ты, я вижу, не так глуп, как может показаться, понимаешь, как надо выживать! Что ж, пожалуй, я определённо пристрою тебе к какой-нибудь зажиточной бабе, чтобы ты привычно спал за её спиной. А сейчас иди-ка, помоги там на кухне моей прислуге! — он махнул рукой и отвернулся.

Усит снова поклонился и поспешил сбежать, куда его направили.

У Нирки оказалась более печальная судьба.

Когда Лир въезжал на своём слоноподобном каменном быке в город, она на самом деле успела выбежать к нему навстречу и навязчиво предлагать свои услуги — указать дом княгини. Лир даже не ответил ей, потому что сам знал дорогу: белоснежный дом с голубой кровлей княгини высился над другими домами, резко отличаясь от остальных жилищ города, к нему нетрудно было найти дорогу. Но Нирка упорно бежала впереди его быка, рискуя попасть под каменные копыта и кричала, размахивая руками: «Туда! Туда!»

Когда Нирка узнала, что Лир, оказывается, не убил княгиню, а только поговорил с ней и убедил всё же стать его женой, она и не подумала бежать подальше, рискуя навлечь на себя гнев княгини за своё предательство. Нирка не была слишком строга к себе и не имела завышенных нравственных планок и поэтому считала, что никто ни за что не может слишком сурово судить её. Более того, она рассчитывала на понимание, что каждый может войти в её положение и отнестись снисходительно к любому её поступку, мотивированному желанием даже не то, чтобы выжить, но даже получше пристроиться.

Нирка как ни в чём не бывало вошла в княжеский дом и даже не растерялась, увидав там незнакомых людей, выполняющих работу слуг. Она обнаружила на кухне изобилие еды и тут же запихнула её в себя столько, сколько смогла. А затем начала даже пробовать командовать этими незнакомыми людьми, желая хоть на время ощутить себя чем-то большим, чем полное ничтожество.

И ей, пожалуй, всё бы сошло с рук, Лир не придал значения, что кто-то пытался указать ему на Майю, а Майя не знала, что Нирка пыталась выдать её демону, так что Нирка вполне могла бы снова прижиться при княгине и её новом муже. Но её подвела мать Усита, ненавидевшая её за то, что та находила любовников для жены её сына и этим унижала его. И старуха как бы невзначай шепнула Лиру, что Нирка была сводней при Майе и подбивала её на супружескую измену, так как бы теперь чего не вышло…

Лир пришёл в ярость и расправа его была коротка: схватив Нирку за ноги, он ударил её с такой силой о стену одной из комнат, что с одного удара вышиб из неё дух. И запретил хоронить её по обычаям, приказав утопить её труп в выгребной яме одного из нужников.

Майя не огорчилась, узнав о том, что случилось с Ниркой. Она не была так глупа, чтобы не понимать, что, будучи замужем за Лиром, дружить со сводней не только не имеет смысла, но даже опасно. И вскоре смерть Нирки была забыта, как проходящий эпизод.

Дом Майи изменился. В нём были постелены новые ковры взамен тех, что были унесены разграбившими её дом, а сундуки её наполнились нарядами из шёлка и виссона вместо тех, что у неё умыкнули.

Лир вёл себя у неё в доме по-хозяйски и дому это явно шло на пользу.

Однако, Лир всё-таки заговорил с ней о том, что собирается отправиться в ней на остров Алмазов. Румянец сошёл со щёк Майи.

— Сейчас? — едва слышно проговорила она. — Ты намерен это сделать сейчас, когда холодно?