О боги, боги, добрые боги!

Пошлите мне богатую невесту!

Чтоб были у неё обширные земли,

Поля бескрайние,

Сады с плодовыми деревьями,

Стада огромных ликков,

Стада быстроногих гионов,

Что скакал я верхом,

А деньги у меня н иссякали!

О боги, добрые боги!

Пошлите мне жениха богатого,

Чтоб был у него большой дом,

И много рабов,

Чтоб водилось золото

В его кладовых А у меня — наряды И украшения дорогие без числа! Мечтать было не вредно, но мечты чаще всего оставались мечтами. Браки в Локаде предпочитали равные: приданое давали и со стороны жениха и со стороны невесты или не давали ничего, если оба были бедны. И крайне редки были случаи, когда богатые вступали в брак с теми, кто был беднее их, как в случае брака Чандра и Мараны. Марана разродилась девочкой в доме мужа в Беросе. Чандр решил дать дочери имя Дина, что означало «жизнь».  — Жизнь после меня, — объяснял он своё решение, — будет в ней. И понесёт она жизнь и спасение Локаде и её правительству, как это делал я! Ещё до рождения дочери он приобрёл в павильоне рабов опытную няньку с хорошими рекомендациями, которую звали Мазу. Это была женщина тридцати с лишним лет, маленькая, толстая и круглая, как мяч. Но кормилицу Чандр подыскивать не стал.  — Ты выкормишь грудью сама! — приказал он жене. — Я не могу доверить кормление этого ребёнка ни одной рабыне! Марана не посмела перечить — она помнила, что Чандр этого очень не любил. Она не решалась раздражать его, опасаясь, что теперь, когда она родила, муж может выставить её из дома ни с чем, а она уже так привыкла к богатству. Хотя особого счастья оно ей не принесло. Она скучала по Кити, к тому же, ей никак не удавалось обзавестись подругами из высшего общества, да в это общество и некому было её ввести. Чандр не заботился о том, чтобы у неё был общения, ему было вовсе не до неё — вечно занятому великими делами. У Чандра не оказалось иной родни, кроме младшего родного брата Атания. Атаний также был богат. Как и старший брат, он имел в Беросе четырёхэтажный дом с обширным приусадебным участком, туресовые плантации за городом и самый престижный в столице павильон «Волшебные звёзды». В нём выступали лучшие танцоры и певцы Локады до тех пор, пока они были популярны и на их концерты толпами шли восторженные зрители, принося Атанию колоссальный доход. Раз в год он проводил в своём павильоне конкурс танцоров и певцов, отбирая самого лучшего, и каждый актёр Локады мечтал выступать именно в «Волшебных звёздах». «Волшебные звёзды» достались Атанию несколько лет назад в качестве приданого за его женой Зирой, а ей — в наследство от отца. Атаний невзлюбил Марану сразу же после знакомства с ней. Аргументы Чандра, что эта женщина, именно она и никакая другая, должна родить ему ребёнка, который будет обладать таким же даром, как и у него, даром общения с богами, вроде бы, заставили Атания смириться с женитьбой брата на ней. Но никакая сила не могла вызвать у него симпатию к Маране. Да, эта женщина была очень красива, но её красота казалась Атанию вульгарной и неприятной, она вызывала у него подозрение, что она способна погубить его брата, чтобы завладеть его имуществом. Он высказывал свои опасения Чандру, но тот лишь посмеивался над ним:  — Она не посмеет. Она не так глупа. И понимает, что я слишком важная персона, чтобы после моей смерти не началось тщательное расследование её причины. Опять же, она не так ума, чтобы обмануть следствие — и это она понимает. Не захочет же она вместо роскоши и комфорта закончить жизнь в яме с ядовитыми жуками! Но подозрения Атания всё же не уменьшались, он заразил ими свою жену Зиру, которая и без того невзлюбила Марану за то, что та вышла из бедной среды и не принесла в дом мужа приданого. Маране приходилось довольствоваться обществом портних и своей приближённой рабыни Сивы. Тем больше усиливалась её тоска по сестре. Кити слала ей письма из Пальв. У неё родился сын, которому дали имя Лурис. Благодаря богатой и щедрой сестре дела Кити и её мужа шли очень хорошо. Кроме доходов с лавки, деньги слала ей и Марана, сколько ей позволял Чандр. Рабы трудились в лавке, а Кити туда не показывала и носа, окончательно обленившись. Она бездельничала и скучала по старшей сестре. Марана мечтала отправиться к ней в гости, но Чандр не одобрял это:  — Не стоит тебе отправляться в путешествие, пока ты кормишь грудью ребёнка. Это сопряжено с волнениями, ты рискуешь потерять молоко. И путешествие может утомить девочку. Не сейчас, Марана. Когда Дине исполнилось шесть месяцев, Зира также разродилась дочерью, которой дали имя Энтана. Теперь Зира также стала матерью, но и это не сблизило её с Мараной, хотя предполагалось, что их дочери-двоюродные сёстры со временем могут стать подругами. Шли месяцы и миновал год после того, как Марана родила дочь. И однажды произошёл сюрприз, какого Марана никак не ожидала: в гости к ней явилась Кити с маленьким сыном на руках. В тот день Маране просто доложили рабы, что какая-то женщина с ребёнком на руках стоит у ворот и говорит, что она — сестра Мараны и хочет видеть её. Марана вскрикнула от радости и стрелой понеслась из дома во двор, мимо клумб перед фасадом, к воротам. Она забыла о том, что Чандр запретил Кити гостить в его доме. Марана обняла сестру вместе с крошечным племянником, сидевшим у той на руках, покрыла её поцелуями, слёзы радости выступили на глазах у обоих сестёр. Марана была так счастлива, что напрочь забыла запрет Чандра пускать Кити в гости. Марана повела сестру в дом, взяв на рука её сына. В доме она приказала рабам готовить для Кити пышный стол. Затем няла с себя все драгоценности, что были на ней, кроме брачных браслетов с именем мужа, и одела на Кити. Обоим сёстрам стало очень весело, они то и дело обнимались и целовались, сидя за столом и без умолку болтая. Кити пожелала увидеть племянницу и Марана повела её в детскую, где её маленькая дочь лежала в колыбели под присмотром Мазу. Марана, не спускавшая с рук маленького Луриса, уложила его в колыбель рядом с дочерью и сёстры, смеясь, принялись качать в ней своих детей. И тут в детскую, словно мрачная тень вошёл Чандр — как всегда, мрачный и в тёмных одеждах. У обоих сестёр отнялся язык от одного его сурового вида. Он поначалу выглядел удивлённым, но затем его лицо вновь сделалось холодным и спокойным и он произнёс, обращаясь к жене:  — Разве ты забыла, что я говорил тебе о гостях в моём доме? Похоже, забыла. А кроме того, ты не можешь класть в колыбель рядом с моей дочерью другого ребёнка. Может, он нечист. Или болен и заразен. Или я не объяснял тебе, как важна для Локады жизнь нашей дочери? В тот же день Чандр выпроводил Кити из своего дома, даже не позволив ей отдохнуть с дороги и перекусить, он просто посадил её на корабль, который отправлялся в Пальвы. Его дом находился неподалёку от пристани, всего каких-нибудь пару сотен метров, можно было добраться пешком. И пока он самолично вёл Кити к пристани, просто приказав её следовать за ним, Марана шагала рядом, обливаясь слезами и дойдя в отчаянии до такой дерзости, что осмелилась осыпать его упрёками. Но Чандр не собирался их выслушивать. Посмотрев на жену огромными пронзительными глазами, он жёстко произнёс:  — Замолчи, Марана, и ступай в дом сейчас же. Оставь меня в покое и не смей мне перечить или ты в дальнейшем не получишь денег для помощи семье сестры! Марана обняла Кити на прощание и, рыдая, вернулась в дом. Она плакала несколько часов подряд, пока Чандр, сжалившись над ней, не утешил её:  — Полно рыдать, Марана. Не наполняй этот дом беспокойством, ни к чему это мне. Вскоре я отправляюсь в Пальвы на отдых и лечение и непременно возьму с собой тебя и дочь. И в Пальвах я разрешу тебе бывать у твоей сестры в гостях, но в мой дом, как и прежде, она не может заходить. Марану утешили эти обещания. Что ж, по крайней мере, он не изолирует её от семьи сестры оплностью, да ещё и время от времени даёт деньги, чтобы помогать Кити. Не так уж всё и плохо. Она ждала осени, чаще всего именно в эту пору Чандр отправлялся на отдых в Пальвы. Но уже в середине лета Марана получила от Магамы письмо, в котором он сообщил страшную новость: Кити умерла от простуды, искупавшись в холодной родниковой воде. Прочитав это, Марана громко закричала и заплакала. Она не могла понять, как такое могло произойти, ведь Кити с детства в самую жару купалась в ледяных водах родников и у неё никогда не было даже насморка. Марана была вне себя от горя, ей хотелось найти причину непоправимой беды. Ей вспомнилось, как Чандр выпроводил Кити из своего дома, когда та прибыла в гости, ей пришло в обезумевшую голову, что младшая сестра умерла именно из-за этого. Она вихрем ворвалась в кабинет мужа, сидевшего за столом среди раскрытых научных книг и истерично начала кричать, обвиняя его в смерти Кити. Чандр смотрел на неё расширенным глазами, не понимая, что произошло. Между тем, истерика Мараны начала перерастать в подобие сумасшествия. Она выскочила из кабинета мужа, заметалась по всему дому, забежала в детскую, схватила на руки дочь, игравшую на коврике на полу между разбросанными подушками, и вновь помчалась к Чандру.  — Ты негодяй! — сотрясаясь от ярости, проговорила она. — Я ненавижу тебя! Ты убил мою сестру и я не могу больше оставаться в твоём доме с тобой ни за какие твои богатства! Брови Чандра насмешливо поползли вверх.  — И где же ты намерена жить? — спокойно спросил он. — Искать пристанище в жалкой каморке где-то в трущобах Бероса? А на пропитание зарабатывать уличной пляской или проституцией?  — Ты забыл, что у меня есть зять Магама, он обязан мне всем своим благосостоянием! — выпалила Марана. — Он не посмеет не дать мне пристанища в своём доме! Чандр нахмурился.  — Ах, пристанище! — с иронией в голосе промолвил он. — Ну, если тебе больше по вкусу быть приживалкой в доме зятя, чем женой в доме богатого мужа, то воля твоя. Ты не рабыня, неволить тебя не могу. Ступай. Но ребёнка ты не возьмёшь с собой. Ты уйдёшь одна. В глазах Мараны блеснул испуг, она нервно задрожала:  — Ты хочешь сказать, что не отдашь мне своего ребёнка?  — Неужели ты думаешь иначе? — в голосе Чандра появились нотки гнева. — Ты настолько глупа, что могла предположить хоть на миг, что я позволю взбалмошной матери скитаться с моим ребёнком, у которого такие способности и который может принести великую пользу Локаде?!  — Тогда подари мне отдельный дом и дай содержание, чтобы я не скиталась с этим ребёнком! — крикнула Марана.  — Хватит! — Чандр приподнялся с кресла и выражение его лица сделалось грозным. — Охрана не позволит тебе унести девочку из моего дома. Если ты совершенная дура — ступай отсюда одна. Если осталось хоть немного ума — успокойся, живи, как прежде, в моём доме, но не докучай безумными истериками и выходками. Не испытывай моего терпения! Марана поняла, что на самом деле ведёт себя, как безумная. Да, как это было бы нелепо: покинуть дом очень богатого мужа и поселиться на птичьих правах у зятя, вдовца сестры! Она постаралась успокоиться, взять себя в руки, приказала рабыням приготовить ей ванну с экстрактом трав, уравновешивающих нервную систему. После ванны ей немного полегчало и она начала мыслить настолько благоразумно, что догадалась попросить у мужа прощения за устроенный ею скандал. Чандр принял её извинения и она даже сумела выпросить у него немалую сумму денег на постройку небольшого мавзолея для Кити и няньку-рабыню для маленького Луриса, ведь кто-то должен теперь ухаживать за мальчиком. Марана не была уверена, что Магама сумеет с этим справиться. Чандр не отказал ей в этих деньгах. Несмотря на суровый нрав и тяжёлый характер, он не был лишён сострадания. Денег у него прибывало так много с плантаций и рынков, да и с жреческого жалованья, что кругленькая сумма, что Марана попросила у него для Магамы, была для него незначительна. Однако, Марана не оценила его доброты. Её никак не покидали навязчивые мысли, что Кити умерла из-за того, что Чандр не позволил ей погостить в его доме. Ей хотелось хоть как-то отомстить мужу. И лучшего способа для мщения, чем супружеская измена, она не нашла. Конечно же, Чандр ни в коем случае не должен был узнать о такой мести. Наверняка он не простит, гнев его будет ужасен, он может выгнать Марану из дома ни с чем. Но если сделать это тайно, Марану утешит, что Чандр стал рогоносцем, даже не зная об этом. Она быстро нашла себе для этого дела партнёра. Это был сын хозяина ювелирной лавки, всегда смотревший на неё с восхищением, когда он заходила в эту лавку, чтобы купить себе какое-нибудь украшение. Марана решила сделать это прямо в доме мужа, в одной из комнат. Она вызвала к себе сына хозяина ювелирной лавки под видом того, что хочет, чтобы он принёс ей товар своего отца на дом, чтобы она могла себе выбрать что-нибудь. Молодой человек не заставил себя ждать и быстро примчался на её зов с коробом, наполненным шкатулками с ювелирным изделиями. Не требовалось его и долго соблазнять: Маране стоило лишь коснуться его руки, как он набросился на неё с объятиями и поцелуями, повалил на толстый ковёр и они занялись любовью. Марана рассчитывала, что её свидание завершится через час-другой, что она всё успеет до возращения мужа, ведь Чандр обычно проводил время в храме до вечера. Но именно в этот день всё совершилось по закону подлости, Чандр нашёл причину явиться домой в самом разгаре любовных игрищ своей жены с сыном хозяина ювелирной лавки. И уже в прихожей охранник доложил ему, что в доме находится уже час с лишним молодой сын владельца ювелирной лавки. Чандр, не жаловавший незваных гостей, что не были из его избранного круга друзей, тут же пожелал увидеть этого гостя. Марана онемела от ужаса, увидав из-за обнажённого плеча своего любовника открывающуюся дверь и мрачное лицо Чандра, возникшее в дверном проёме. Она закричала во всю мочь своих лёгких, оттолкнула любовника обоими руками, вскочила на ноги и принялась натягивать на себя лёгкое домашнее платье.  — Убирайся вон! — крикнула она ничего не понимающему молодому мужчине, которого она ещё минуту назад сжимала в страстных объятиях и покрывала пламенными поцелуями. — Негодяй! Ты погубил меня! Согнувшись, как от поясничной боли, она вползла в кабинет Чандра, удобно расположившегося в кресле, и повалилась к нему в ноги, обвивая их и бормоча, как в сумасшедшем бреду:  — Чандр, прости меня! Я не виновата!.. Это он, он изнасиловал меня, а я не хотела! Не выгоняй меня из дома, не разлучай с дочкой, если хочешь мстить, отомсти этому подонку, изнасиловавшему меня!.. Чандр, Чандр, прости, прости, прости! — её трясло, как в лихорадке, зубы выбивали нервную дробь. Лицо Чандра было спокойно и невозмутимо. В ответ на мольбы жены он лишь усмехнулся:  — Довольно, Марана, ты не в себе. И с колен поднимись, ты же не рабыня.  — Не поднимусь! — Марана подняла на него исступлённое лицо. — Пока не скажешь, что простил и не выгонишь — не поднимусь!  — Ну, простил, простил, — снова усмехнулся Чандр, отстраняя Марану от своих колен. Та села на ковёр, не сводя с него удивлённых расширенных глаз.  — Та просто? — пробормотала она.  — А почему бы и нет, — пожал острыми худыми плечами Чандр. — Это всё объяснимо: я пренебрегал своими супружескими обязанностями с тех пор, как понял, что ты забеременела и носишь моего ребёнка. Моё здоровье не позволяет мне удовлетворить жаркий пыл твоего молодого и полного сил тела. Было бы слишком жестоко не позволить это сделать кому-то другому. Марана не поверила своим ушам:  — Так ты меня оправдываешь?..  — Да, я могу принять всё, как есть и не берусь судить тебя.  — И ты не выгонишь меня из дома?..  — Нет Моей дочери нужна чья-то опека. Уж лучше и надёжнее будет, если она вырастит под покровительством родной матери, чем нянек-рабынь. Именно поэтому я и оставил тебя в моём доме после рождения дочери.  — Значит, только из-за дочери я осталась твоей женой, жить в этом доме?  — А разве ты не поняла это с самого начала? Меня не привлекает твоя красота, Марана, и любви я чужд, всего себя я посвятил служению богам и Локаде. Поэтому, Марана, я разрешаю тебе встречаться с другими мужчинами, что утешили бы тебя. Марану шокировали слова мужа и она онемела на несколько минут. Затем, когда дар речи вернулся к ней, она с трудом выдавила из себя:  — Так значит, ты не ревнуешь меня? Чандр засмеялся, его позабавила наивность её вопроса. Затем лицо его снова посуровело и он поднял ладонь вверх.  — Но ты больше никогда не должна делать это в моём доме, — предупредил он. — Снимай номера в гостинице, там встречайся со своими друзьями, но не смей приводить их в мой дом. Мужчины твои должны быть из приличных людей, не заразными ничем дурным. Следи, чтобы не забеременеть. Мне не нужен в моём доме бастард. Если ты понесёшь от другого, я тебя выгоню вместе с ублюдком. И ещё: встречаясь со своими друзьями, не забывай, что ты обязана заботиться о дочери. следи за её здоровьем и благополучием, она всегда должна быть сыта, ухожена, досмотрена. Помни, что только ради неё я оставил тебя в своём доме, в роскоши и богатстве. Марана внимательно выслушала его. Позже она начала заводить себе любовников, но о каждом из них Чандр должен был знать всё: достаточно ли это благополучный мужчина и не болен ли дурной заразной болезнью. Если у Чандра появлялись сомнения насчёт любовника для своей жены, Маране приходилось расстаться с тем, кого забраковал её муж. Но если её избранник устраивал Чандра, Чандр даже разрешал ей делать ему подарки, выдавая на это ей деньги. Но мысли Мараны то и дело убегали в Пальвы, к Адату, которая она силилась забыть, но он то и дело атаковал её память. Вспоминал её и Адат в глубокой тайне от всех и всегда с болью. Она сильно обожгла его когда-то и ожёг не зажил. после расставания с ней он не был счастлив ни дня и в последние годы начал осознавать, что не любит жизнь. Ему то и дело приходили в голову суицидальные мысли, но он хоть и ненавидел жизнь, но смерти боялся ещё больше. Он оправдывал своё существование тем, что был всё ещё нужен своему сыну. Хотя и мало что мог для него сделать. Адат продолжал, как и прежде, добывать средства к существованию выступлениями на улице, но этого не только не хватало на содержание всей семьи, а просто досыта накормить жену и сына. Чанте приходилось самой кормить себя, занимаясь, чем придётся, а маленький Ром уже выступал на улице вместе с отцом, добывая себе пропитания сам. Адат был обучен профессиональным танцам своим отцом, учителем танцев. Но у самого у него учительствовать не получалось, его не брали преподавать ни в одну танцевальную школу, потому что он был слишком нетерпелив и раздражителен. Единственным его учеником был маленький сын, с младенчества отлично усваивавший уроки отца. Мальчик слишком рано начал пробовать играть на старенькой рэме, с которой выступал на улице его отец. У Анга в Беросе дела шли гораздо лучше, чем у сестры и её мужа. В толице он сумел устроиться в мастерскую по изготовлению сандалий в первый же день своего прибытия. И вскоре женился на её хозяйке, вдове, которую звали Сула. Анг писал письма сестре и отзывался о своей жене, как о женщине очень доброй, отзывчивой и простой. Узнав о том, в какой нужде живёт в Пальвах его родная младшая сестра, она согласилась дать ей, её мужу и сыну пристанище в своём доме. Более того: оказалось, что у Сулы был родной брат, который знался с одним владельцем небольшой танцевальной школы и он мог похлопотать, чтобы Адата приняли туда хотя бы помощником преподавателя танцев. Но Адат наотрез отказался:  — К чему это? — говорил он Чанте. — Разве я сам не мог бы устроиться помощником учителя танцев, если мог бы им быть? И зачем мне жить в доме жены Анга, если я ненавижу зависеть от кого бы то ни было? Когда Рому исполнилось три года, Чанта узнала из письма брата, что у того, оказывается, родилась дочь, которой дали имя Дита — «победительница». ” — Вот и у меня появилась племянница, — подумала Чанта, — а я не могу посмотреть на неё. Как же тяжело жить вдали от родни! И почему Адат так горд, что не хочет принять помощь? Насколько бы легче было бы нам всем!» Но поговорить с Адатом об этом не решалась, он становился с годами всё более нервным и раздражительным. И продолжали тянуться тяжёлые годы, когда год кажется десятилетием изнурительного труда и безденежья. Когда маленькому Рому исполнилось шесть лет в жизни Адата вновь промелькнула Марана. Именно тогда, когда его сердце начало понемногу выпускать её, выздоравливать от неё. Чандр привёз её вместе с трёхлетней дочерью в Пальвы, великодушно разрешив ей навестить овдовевшего Магаму и повидать сына умершей сестры. Правда, Марана мечтала о бОльшем: взять племянника на воспитание себе, в память о Кити, но Чандр отказал ей в этом. Ему не нужен был в доме чужой ребёнок. Оказавшись в Пальвах, Марана навестила не только племянника, но и решилась явиться в хижину Адата, где застала его одного. Чанта с сыном была на базаре, где продавала украшения из голубых ракушек. Ракушки эти вныосилос волнами из мря на берег и в последнее время Чанта научилась делать из них кое-какие украшения и торговать ими. Это было легче и прибыльнее, чем работать в чужих садах. Войдя в хижину, Марана увидала Адата похудевшим, небритым, с синяками вокруг глаз, но любовь с былой силй вдруг охватила её. В порыве страсти она бросилась к нему на шею, осыпая поцелуями и говоря ласковые слова. Адат был поражён происходившим. Марана, ещё более прекрасная из-за полноты тела, роскошных нарядов и приятно пахнущих духов, предстала перед ним, как чудесное видение. И она снова касалась его, как когда-то, сводя с ума. Чувства, угасшие было с годами, вновь начали разгораться в Адате и он сам не заметил, как начал отвечать на её ласки.  — Да, да! — страстно шептала Марана. — Мы теперь снова будем вместе! Я всегда чувствовала, что ты — мой и только мой! Адат ничего не отвечал, жадно целуя Марану и гладя ладонями её тело — новое для него, с иными рельефами, располневшими, соблазнительными. На короткое время он забыл о былых обидах, о существовании жены и сына, так сильно он вожделел эту женщину. Марана провела ладонью по его тощей небритой щеке:  — Мой любимый, ка же ты исхудал! — жалостливо проговорила она. — Как же трудно и тяжело тебе жилось все эти годы! Но теперь твои трудности и нужда окончены. Я могу тебе помогать! Она принялась объяснять ему, что богач Чандр женился на ней потому, что только она могла родить ему ребёнка с какими-то необычными способностями, а сам он — жалкий импотент, не способный выполнять супружеские обязанности, поэтому он разрешил ей заводить себе любовников и даже давать им деньги, если они соответствуют нормам, установленным Чандром.  — А ты соответствуешь, соответствуешь! — горячо говорила Марана. — Ты не заразный, ты хоть и беден, но никогда не был замешан в дурных делах, ты честен — это вполне удовлетворит Чандра и он разрешит нам встречаться! Уж я его знаю. Я дам тебе всё, что ты пожелаешь! Я сниму тебе квартиру, я тебя красиво одену, ты будешь лакомиться самым лучшим, у тебя буду деньги на любые прихоти! Но для этого, ты сам понимаешь, у меня есть свои условия. Ты должен переехать в Берос один, без семьи… Её прагматичные речи начали отрезвлять адата, развевать его любовное опьянение, которому он поддался на некоторое время. Ах, так это, оказывается, Маране разрешил её богатый старик любить его, Адата! А запрети он ей — она бы и послушалась и знаться бы не стала с тем, кого любила. Холод и ненависть начали заполнять душу Адата. Деньги для этой женщины были всегда важнее его, она снова вела себя по отношению к нему оскорбительно. Он резко оттолкнул её и лицо его исказила гримаса брезгливости и презрения.  — Чтобы я бросил жену и сына ради твоих подачек, потаскуха! — хриплым от ярости голосом проговорил он. — Ты предавала меня раньше, неужели ты думаешь, я снова тебе поверю? Грязная, дрянная женщина, убирайся к своему старику-мужу!  — Чем я тебя обидела? — на глаза Мараны навернулись слёзы. — Что сказала не так? Ты так переменился! Адат сжал кулаки и глаза его запылали, как угли:  — Я никогда в своей жизни не ударил ни одну женщину, но ты вызываешь желание разорвать тебя на куски! Ты отвратительна! Я сейчас не пойму себя самого: как я мог любить тебя раньше? Что было в тебе, кроме смазливой красоты, что могло бы вызвать любовь мужчины? Нет, видно, не любовь у меня к тебе была — болезнь! Я болел тобой, да только, хвала богам, выздоровел я от неё сейчас! Убирайся, я ненавижу тебя! Марана больше не могла слышать это. Её словно ошпарили крутым кипятком с ног до головы. Как, Адат её не любит, даже ненавидит?! Она выскочила из его хижины, побежала по песку, в котором утопали её изящные туфли на тонком высоком каблуке. Она почувствовала, что сама начинает ненавидеть Адата, теперь ещё сильнее, чем тогда, когда узнала, что он женится на Чанте. За что он сейчас сказал ей все эти страшные слова? Ведь она шла к нему с любовью и добром, предложить не только себя, но и беззаботную обеспеченную жизнь. Она увезла его в Берос, она смогла бы уговорить Чандра, чтобы тот убедил Атания взять Адата выступать в свой самый престижный павильон развлечений. Атаний прислушивался к старшему брату. Или помогла бы Адату открыть собственную танцевальную школу. А если бы он вообще не захотел работать, просто взяла бы его на содержание. Что ей, жалко денег богатого мужа? Такая женщина, как Марана, была мечтой многих мужчин Локады — богатая, щедрая, к тому же, соблазнительно красивая. О таких любовницах подолгу молили богов, слагали о них стихи и песни. Но не многим везло такую женщину заполучить, к Адату сама пришла эта удача, но он растоптал её и вышвырнул. ” — Безумец! — Марану трясло от бешенства и нараставшей, как ком, злобы. — Всегда был безумцем! Не умел пользоваться тем, что имел, добывать деньги! жалкое ничтожество, достойное своей убогой жены, этой уродины и дуры Чанты!» Яростно сжав кулаки и продолжая вышагивать по песку, Марана подняла к небу искажённое от гнева лицо и зажмурила глаза из-за бивших в них лучей солнца.  — Проклятье тебе, Адат! — вслух проговорила она и голос её заклокотал, как кипящая смола. — Умри, умри, Адат! Умри и не живи больше в том мире, где останусь я! Я не могу больше осознавать, что где-то ты жив с этой Чантой и её ребёнком и уже никогда не станешь моим! Я уже и не хочу, чтобы ты был моим, ты довёл меня до этого, так умри же! Адат остался в хижине, ощущая в душе пустоту: Марана, наконец, полностью ушла из его сердца. Но счастья от этого он почему-то не испытвал. Просто было отупление и безразличие — и больше ничего. И снова потянулось время без перемен и теперь уже без мук любви к Маране. Были всё те же улицы, пляски на них. Новые песни не писались, старые надоели зрителю, заработки не росли, а падали. Адат чах от осознания неудач и вины перед женой и сыном, которым ничего не мог дать. Чанта выглядела лет на пятнадцать старше своего возраста, измучившись от забот, а Ром в свои шесть лет был так мелок и щупл, что казался трёхлетним малышом. Адат понимал — это потому, что он не способен обеспечить их. Особенно жаль адату было сына. Когда тому исполнилось восемь, он выглядел не старше пяти лет. И дела его отца шли настолько плохо, что он, наконец, сломили его гордый независимый дух. Здоровье Адата пошло на убыль, он работа всё меньше и доходы его оказались так малы, что он не мог прокормить теперь даже самого себя. Но для него было немыслимо сесть на шею Чанте трудившейся с утра до вечера, где только возможно, вплоть до уборки улиц от гионьего или личьего помёта. Или маленькому сыну, что также зарабатывал на улицах плясками. ” — Если я буду забирать кусок у моей жены и сына, то лучше мне и не жить, рассуждал Адат. — Я не состоялся, как артист — зачем гордиться? Спасти от нужды семью — вот всё достойное, что я хотел бы совершить в этой жизни.» И он сам лично написал Ангу письмо, жалобное, самоуничижительное, молящее о помощи. ” — Я согласен чистить твоей жене обувь, если бы она согласилась ещё помочь нам! — так завершил он это письмо. — Приезжай и спаси нас!» Анг, чьё чувство родства и привязанность к сестре было по-прежнему крепко, поспешил в Пальвы в хижину сестры и её мужа. Чанта за несколько минут помолодела и похорошела от счастья, узнав, что адат, наконец, согласился переехать в Берос к родственникам, которые могут помочь. И зачем только он упрямился до сих пор, мучил себя и всех остальных?