====== Глава 2. ======

Она умирала, вспоминая минувшие годы. Больно не было, просто тело пребывало в состоянии сильной слабости. Но это не страшило. За ней ухаживали друзья, да и рабов был полон дом. Особенно Мазу в этом старалась, проливая крокодильи слёзы, но Дина знала им цену.

Безумная сторона её души творила ужасное: тень. Тень, которой дала название Изумрудные Берега. Тень долгой тоски по ним и сожаления, что было так, а не иначе. И в этой тени был иной конец сюжета, более того, сам сюжет был весьма подкорректирован. Дина больше не любила Рома наяву, в тени всё ещё любила искусственной нездоровой любовью. И ненавидела того, кто разлучил её с Ромом — там, в тени, жила эта ненависть. Вспоминалось прошлое и в нём как шип в сердце — мать Марана… Марана была дочерью уличной танцовщицы, как и её младшая сестра Кити. Сёстры рано потеряли мать: Маране было всего десять лет, а Кити — восемь. В Беросе существовал приют для детей-сирот, но оставаться в нём можно было только до двенадцати лет. Двенадцатилетие в Локаде считалось возрастом, когда человек способен полноценно работать и соображать, как выживать. Выживание же Мараны, оказавшейся вне стен школы приюта заключалось только в уличных выступлениях, которыми она занималась в детстве с покойной матерью. От матери ей досталось небольшое наследство: старый музыкальный инструмент рэма, по внешнему виду напоминавший лютню. Она умела неплохо играть на нём. Голос у неё был хоть и не очень сильный, но приятный, к тому же, покойная мать обучила её многим танцевальным па. Ко всем этим достоинствам у Мараны, как ранний весенний цветок, начали расцветать задатки девичьей красоты. Но неудачи преследовали её невероятно. Она тосковала по своей сестре Кити, которой было разрешено ещё два года проживать в школе-приюте, но это было закрытое помещение и сёстрам было видеться нелегко. Марана и Кити нежно любили друг друга. Они могли общаться только через щели деревянного забора, окаймлявшего здание приюта. Кити перебрасывала через этот забор всё, что могла стащить из фруктового сада или огорода, в которых воспитанниц приюта водили работать в свободное от учёбы время, или из кладовой или кухни: фрукты или овощи, кусок хлеба, конфету. Потому что невезение Мараны было так велико, что, проживая в стране, где еды выращивалось много и стоила она, в основном, не очень дорого, она умудрялась жить впроголодь. Уличными выступлениями она зарабатывала немного, а надо было, кроме пропитания ещё и платить за место в ночлежке. Значить, есть приходилось не досыта. Её выступления не пользовались слишком уж значительным успехом, нередко случалось так, что после них зрители расходились и никто не желал платить совершенно. ” — Вероятно, это оттого, что я одета в ветхое рваньё, — рассуждала девочка. — Вот если бы мне раздобыть красивое платье!» Она пыталась зарабатывать на жизнь по-другому, бродя возле частных домов и предлагая свои услуги: где поработать в саду или в огороде, постирать бельё, убрать в доме, посидеть с детьми. Её не торопились нанимать, таких как она, готовых работать просто за еду, но взрослых и сильных, было немало. Однажды в одном из домов её всё же нанял хозяин для работы в огороде и едва не изнасиловал её прямо между грядок. Она сумела чудом вырваться и убежать. Её красота служила ей дурную службу, не принося счастья, зато помогая нажить беды. Она притягивала к ней похотливых самцов, наглых, бесцеремонных, то и дело пытавшихся приставать к ней, к девочке-подростку и ей нелегко было отбиваться от них. Порядочные мужчины, что могли бы любить её по-настоящему и жениться, казалось, находились где-то на другой планете. А затем из приюта вышла Кити — маленькая, нескладная, в свои двенадцать лет казавшаяся восьмилетней и сёстры начали борьбу за выживание вместе — это было легче морально и физически. К тому же, щуплая и низкорослая фигурка Кити, способная вызывать жалость, принесла неожиданную пользу: она взялась просить милостыню, перевязав ногу и взяв под мышку костыль и ей неплохо подавали. Но проблемы нищеты это не решило: по-прежнему не было ничего лучше грязной ночлежки и полуголодного существования. Однако, Марана умудрялась откладывать в копилку кое-какие гроши. Ей казалось, что если у неё будет новое яркое красное платье, деньги польются рекой. Возможно, её даже возьмут выступать в какое-нибудь увеселительное заведение. Кити разделяла её мечты. Красное платье для Мараны стало идеей фикс для обоих сестёр. Где-то к восемнадцатилетию Мараны они, наконец, -то собрали нужную сумму на его покупку. Они купили его в лавке ношеных вещей, оно кому-то раньше принадлежало, но было в хорошем состоянии и пришлось Маране как раз по фигуре. Марана решила, что больше не будет выступать во дворах между большими домами и решила попытать счастья на рынке.  — Может, и я поищу там работу, — сказал Кити. К шестнадцати годам она выглядела хоть и младше своего возраста, но уже не малым ребёнком и ей всё менее охотно подавали милостыню, многие даже догадывались, что она не калека, хотя она на людях почти не расставалась с костылём, привыкнув к нему, как к третьей ноге. Но однажды наступила пора попрощаться с ним и поискать себе другое занятие. Кити не обладала талантом танцовщицы — у неё отсутствовало чувство ритма, не было и слуха, ни голоса, она не играла на рэме и ничем не могла помочь сестре в выступлениях. И пока Марана на площади распевала общезнаменитые в Локаде песни, аккомпанируя себе на рэме и одновременно танцуя и постукивая в маленький бубен, прикреплённый к поясу, Кити бродила по рынку, то пытаясь продавать за гроши родниковую воду, то напрашиваясь на работу в лавки хоть девочкой на побегушках, то пыталась снимать пробу со съедобных товаров, чтобы насытиться и старшей сестре не пришлось её кормить. Однажды она задержалась возле телеги, заполненной доверху ящиками с мешками с сельскохозяйственными продуктами. В телегу был запряжён гион — животное, по внешнему виду напоминавшее собаку величиной с лошадь, но питавшееся исключительно вегетарианской пищей и вместо копыт имевшее лапы. Гион заменял всем жителям Саломы лошадь — это было ездовое и вьючное животное, к тому же, дававшее молоко и шерсть. Два крестьянина в робах из воши находились возле телеги. На одном из крестьян роба была крепкая и добротная, на втором — истлевшая до крупных дыр. Очевидно, первый был владельцем телеги, а другой — его батрак. Когда Кити проходила мимо этой телеги, первый крестьянин отлучился за какой-то нуждой, а второй остался торговать. Он и окликнул девушку в тот день разносившую родниковую воду в кувшине.  — Эй, красавица! — широко улыбнувшись, позвал он. — Дай мне бесплатно водички, а то пить очень хочется, а хозяин такой жадный, что и пайса не даст потратить на воду. Кити стало жалко этого мужчину, по лицу которого стекал обильный пот, к тому же, его улыбка показалсь ей симпатичной. Стояло очень жаркое лето, как все лета в Пальвах, где родились и проживали Марана и Кити. И обе ненавидели зной этого города, с нетерпением ожидая зимы, когда будет просто приятно-тепло, без пекла. Кити налила в глиняную чашку вод и протянула крестьянину. Ну, нет у него денег, чтобы заплатить за утоление жажды! Что ей, воды жалко, что ли? За рынком протекает родник, она снова наберёт этой воды сколько угодно. Всё равно не очень-то наживёшься на этом, вода стоит очень дёшево.  — Блага богов, красотка! — сказал крестьянин. — Сразу легче стало, как только напился из рук такой красавицы. И хороша же ты собой, так бы и смотрел на тебя с утра до вечера! Кити от радости едва не потеряла сознание. Она была невзрачно, большеротой, лупоглазой, а рядом с красавицей сестрой и вовсе меркла. Она очень любила Марану, но, порою, завидовала ей белой завистью, что ту то и дело домогаются мужчины, чтобы переспать или, хотя бы, похотливо заглядываются, а женщины злятся из зависти и относятся к ней враждебно. Кити давно мечтала, чтобы ей хоть кто-нибудь польстил, что она красива, она был поверила без колебаний, и вот — сбылась же мечта! Крестьянин взял её за руку.  — Мы будем торговать до вечера и останемся ночевать в городе, — сказал он, — так приходи ночью к морю, на ближайший пляж, тут, за храмом! Я буду ждать тебя. Кити не поверила своим ушам: не Марану, а её мужчина позвал на свидание! Впервые кто-то захотел встретиться с ней! И чтобы после этого она не побежала в назначенный час на свидание, сломя голову?! Она поужинала вместе с сестрой в ночлежке, где им приходилось платить всего за два метра циновки для каждой, за место под крышей для своих тел. Марана, смертельно уставшая, скинула красное платье, развешав его на гвозди на стене, облачилась в старую хламиду и заснула, едва улегшись на циновку. Кити же не думала спать и, переступая через тела спящих на полу людей, добралась до окна и выпрыгнула в него, благо этаж был первый. И как ветер понеслась по улицам, освещённым звёздами, к морю. Мужчина уже ждал её. Он помчался к ней навстречу, крепко обхватил обоими руками и принялся так жадно и горячо целовать лицо, шею и плечи, что тело Кити, юное, ещё не знавшее близости с противоположным полом, в считанные секунды запылало от страсти. Она принялась отвечать на ласки и не сопротивлялась, когда мужчина, имени которого она даже не знала, повалил её на песок, раздвинул её ноги и лёг на неё сверху, подкинув край её хламиды… Наигравшись, оба уснули в тени прибрежных кустов. И когда Кити пробудилась, солнце уже поднималось в небе, а мужчины рядом не было. В тот день девушка заглянула во все уголки рынка, надеясь увидеть телегу, возле которой вчера познакомилась с мужчиной, лишившим её девственности, но не обнаружила её. Она очень расстроилась и вечером по пути к ночлежке всё рассказала Маране.  — Наверно, он меня бросил! — закончила она такими словами свою историю и горько заплакала. Старшая сестра обняла её рукой за шею.  — Ты глупая девочка! Ты говоришь, телега была не его, а сам он одет в рваньё? Да он жалкий батрак, у него нет ничего, он даже не может арендовать себе землю и дом и он вынужден гнуть спину на кого-то! Зачем тебе этот нищий, сестрёнка? И хорошо, что он исчез куда-то!  — Но ведь лучший меня всё равно не полюбит. Вот бы этот хоть любил!  — Нет, Кити, тебе нужен жених получше, забудь его! Так утешая сестру, Марана сама сомневалась в собственных словах. Ну, какому более достойному мужчине нужна такая нищая невеста, как Кити? В Локаде женихи не жаловали девушек, у которых не было совсем ничего — только рваная хламида, место в ночлежке, да кувшин воды. Ух, попался бы Маране этот проходимец, соблазнивший Кити, она бы заставила его жениться на Кити и быть той опорой, если ничего другого он ей дать не может! Но оборванца и след простыл. Зато через пару месяцев стало ясно, что с Кити произошло большое несчастье: она забеременела. Сёстры были в ужасе. Было ясно, что даже вдвоём они не поставят малыша на ноги, даже не прокормят — сами до сих пор недоедают. Беднягу ждёт приют, едва он появится на свет, иного выхода сёстры не видели. Неудачи не оставляли сестёр. Беременность Кити проходила очень тяжело, она не могла, порою, даже подняться с циновки, её слишком часто тошнило. Она уже не могла помогать Маране, но та не только не упрекала её, но и взялась выхаживать и содержать её по мере возможностей. Кити была единственным по-настоящему дорогим человеком для Мараны. И в эту самую сложную для Мараны пору неожиданно к ней пришла любовь. В тот день она, как всегда, явилась на рыночную площадь, чтобы развлекать торговцев и покупателей и праздно шатающихся. И ещё у входа на рынок издалека увидала толпу, что-то или кого-то окружившую, услыхала звуки бубна и пение. Она поняла, что кто-то из уличных артистов опередил её, занял её место. Она побежала к толпе с намерением устроить скандал тем, кто отнял у неё её так называемую сцену. Она остервенело расталкивала зрителей локтями, пробиваясь в первые ряды. Наконец, она увидала самого артиста. Это был высокий стройный юноша, черноволосый, красивый лицом. Он был одет в широкую красную рубашку, расшитую серебряными нитями и красные же шаровары и сандалии из кожи саракома, окрашенные в серебряный цвет, немного потёртые. Он пел песню про море, волны и корабли и голос его был невероятно силён, а движения танца так гибки, ритмичны и легки, что завораживали взгляд. Очаровали они и Марану. Она забыла, что намеревалась чуть ли не драться с ним за место для выступления, она превратилась в простую зрительницу, забыв о том, что ей нужен актёрский заработок. Когда юноша завершил песню и танец, публика восхищённо закричала: «Адат, Адат, ты лучший!» Он прошёлся с бубном по кругу и Марана заметила, что зрители платили ему ощутимо охотнее, чем ей после её выступлений, хотя у него не было другого музыкального инструмента, кроме бубна. Но как в этот бубен хорошо сыпались монеты! А Марана со своей рэмой никогда не имела такого успеха. Только ей на этот раз почему-то не было ни обидно, ни завидно. Она пребывала в восторге от выступления Адата и вместе с другими зрителями рукоплескала ему, создавая для танцора что-то вроде музыки из ударов в ладоши. Впервые она задумалась о своей красоте, как о средстве понравится мужчине. На ней было её неизменное красное платье для выступлений, её чёрные кудри были повязаны серебряной лентой, обхватывающей её голову. Адат, обходя толпу и собирая плату, выделил Марану взглядом — её красота не ускользнула от его внимания, как она того и желала. Он догадался, что она также, как и он, актриса, заметив висевшую на её плече рэму и висевший на поясе бубен. Правда, девушка была слишком худа, должно быть, она очень нуждалась, но даже худоба не уродовала её. Широко улыбаясь, Адат взял её за руку и вывел на середину круга из толпы зрителей. Марана была поражена и обрадована таким его вниманием. Он попросил её сыграть на рэме мелодию новой, но уже знаменитой по всей Локаде песни и сам запел: