Локада моя, Локада!

Как много солнца над тобой!

Ты цветёшь под его лучами!

О, Локада, благословенная богами!

Гиби с чистыми водами!

Как же я горжусь тобой!

Через её голос лилась на Салому энергия ордиема и собственный негатив мира гитчи, направленный в нужное для ордиема русло. Дина выполняла свою миссию. Её выступление имело успех у публики. Она была представлена зрителям, как певица Кама Мана, но она вызывала желание у своих новообретённых поклонников узнать о ней больше. Она не стала продавать лавку, как того желал Ром, а сдала её в аренду, а сама поселилась в съёмной трёхкомнатной квартире неподалёку от «Вираны» вместе с Мазу. Пече она оставила в лавке для работы на тех, кто у неё арендовал лавку. Квартира её находилась на третьем этаже шестиэтажного дома и теперь у её подъезда толпились поклонники, жаждавшие увидеть её не только на концерте. А на рынке не давали прохода Мазу, пытаясь хоть что-то выяснить у неё про её хозяйку. Впрочем, азу это было на руку: она делилась информацией про Дину за подношения. Ей давали дорогие конфеты и пирожные, мягкие цветные ткани, деньги. Она богатела и Дина догадывалась, откуда у её няньки это добро, но не мешала ей продолжать его наживать. Благодаря болтливости Мазу всё больше человек в беросе узнавало, что певица Кама Мана на самом деле бывшая жена владельца «Вираны» Дина. ” — А забавно будет, если Дита узнает, что я выступаю в павильоне Рома! — размышляла Дина. — Как она поступит?» Слухи о Каме Мане, о том, кто она на самом деле доползли до младшего сына Джамби Великого Бино. В отличие от всех многочисленных детей повелителя его последний отпрыск не покинул Локаду в поисках счастья на чужбине. Он принял решение ещё в юности: остаться на родине и сделать карьеру чиновника в структурах власти. Он не имел права наследовать отцовский престол, но он лелеял надежду быть избранным царём после своего родителя. Где-то в двадцать лет он женился на дочери крупного землевладельца, которую звали Анинна, получив за ней в приданое часть земель её отца. Приданы же со стороны Бино была лишь честь породниться с царской семьёй. Иного приданого его отец ему предоставить не мог: правитель державы владел всей державой, а не её отдельными кусками и не имел права дарить их своей родне — это подорвало бы его репутацию. Бино оказался амбициознее всех своих старших братьев и сестёр и уже с малых лет мечтал о власти. Он изучал её основы, окончил школу государственных чиновников, затем начал трудиться на этом поприще, достигая на нём успехов. Он проявлял в делах рвение, не по годам острый и практичный ум, смекалку и силу воли. К тридцати годам он сумел добиться поста министра финансов Локады. Завистники приписывали его карьерному росту родство с повелителем, на самом же деле он отлично справлялся со своей должностью. Он чтил и уважал свою жену Аннину и было за что: это была миловидная женщина, спокойная, домашняя, послушная, целиком посвятившая себя интересам мужа и его детей — дочери Аны и сына Сеха. Но тайной любовью Бино была первая жена артиста Рома Огненной Искры, когда-то вместе с мужем посетившая дворец его отца. Бино влюбился тогда впервые и надолго, увидав прекрасное лицо Дины. Он знал, что она никогда не будет принадлежать ему, но сделать её своей хотя бы в мечтах было неописуемо сладко, это вдохновляло, придавало сил. Бино хотел видеть её лицо и дин из его расторопных друзей, готовых угождать ему во всём, нанял художника, который нарисовал небольшой портрет Дины, когда та смотрела концерт своего мужа ещё в «волшебных звёздах» И этот портрет Бино хранил долгие годы в тайнике с ценными вещами. Когда он узнал о том, что Дина, якобы, умерла, он испытал страх: ” О, если бы эта женщина была моей и я потерял бы её, как бы сейчас я страдал! И как же несчастен теперь её муж! Верно говорят, что любовь несёт горе!» Но, тем не менее, Бино остался влюблённым в её портрет на долгие годы. И теперь, спустя двенадцать лет после вести о гибели Дины, его верные люди донесли ему о том, что эта женщина, оказывается, всё это время была жива. Более того, они сумели разузнать и подробности о том, что она была похищена Рахомом; потеряв память, она долгие годы жила в степях Урр-Шту, как простая селянка; вернувшись в Берос, она оказалась разорена и не принята мужем, у которого была уже другая красавица-жена и дети от неё.  — Как странно, что он не захотел принять её обратно! — удивился Бино, услышав это. — Может, он теперь любит сильнее вторую жену? Впрочем, всё это не моё дело. Я хочу только увидеть её! Он тайно посетил её концерт, как простой зритель, облачившись в простые одежды и в толпе обычных людей он ничем не выделялся. Это был мужчина среднего роста, не красивый и не безобразный, рыжеволосый, средней упитанности. Он занял место поближе к сцене и вновь увидал Дину, как много лет назад. И понял, что любовь к ней овладела им сильнее, чем тогда, в дни ранней юности. К тому времени Дина выступала на сцене в ярких, но прикрывающих наиболее соблазнительные части женского тела нарядах. Их приказал изготовить портным павильона Ром, терзаясь от ревности. Дина не спорила — ей было безразлично, в какой одежде выходить на сцену. Ей надо просто выполнять свою миссию, служить ордиему. Она хочет в мир ордиема, ей осточертел низкий и грязный мир гитчи. Она больше не может больше здесь никого любить, кроме Луриса и Мантаки. Но даже ради них она не желает оставаться в этом мире. После первого концерта, данном ею в «Виране», ей начал сниться Рахом. Не каждую ночь, но довольно часто. И сон повторялся. В нём она видела Рахома в огненном озере, он медленно растворялся в нём и иссякал. Затем из этого озера поднимался золотой пар и превращался в шар с лучами, подобный солнцу. И после таких снов Дина пробуждалась с непонятной тревогой. Ром не хотел от неё отступаться, то и дело стремясь чем-то напомнить о себе. Он являлся на её репетиции, хвалил её красоту и талант, шептал на ухо, что любит её. Слал ей на дом фигурные пирожные из дорогой кондитерской, но сам, очевидно, эти пирожные не пробовал и не знал, что они были невкусны. Дина не ела их и отдавала Мазу или Жаре, навещавшей её с новостями. Лурис не мог успокоиться, что Дина по-прежнему выступает в «Виране», давая концерт за концертом. Она ещё не стала любовницей Рома, но слишком велико искушение, пока они рядом. Атаний нашёл ей несколько кандидатов в мужья — трёх не очень молодых вдовцов, владеющими землями в Хилл-Шту и ещё в женихи к Дине попали Рабин и Кэвик, те самые, что до её брака с Ромом мечтали о смерти Чандра, чтобы жениться на ней. Они так же побывали в браках, но ныне были разведены и холосты. Все пять женихов видели Дину в дни её юности и уже тогда бредили ею. Они знали о её разорении, но сами они были богаты и мечтали жениться на ней хотя бы теперь. Дина перезнакомилась с ними со всеми, стараясь вести себя с ними мило и любезно. Она никому не отказала в ответ на предложение о браке, но и не дала согласия, заставив всех пятерых волочиться за собой. Однажды они пировала с ними за одним столом в Зелёном зале «Волшебных звёзд» и Лурис, зная об этом, привёл туда Рома.  — Все эти мужчины хотят вступить с ней в брак, — сказал он Рому, указывая на весёлую компанию из мужчин и Дины. — Она может выбрать любого Неужели ты считаешь, что она согласится стать твоей любовницей за какие-то подачки? Ром не сводил горящих глаз с Дины, разговаривавшей ласково и мило то с одним, то с другим ухажёром.  — Не за подачки, — ответил он. — Я был убеждён, что она всё ещё любит меня.  — Даже если любит, то всякая любовь может иссякнуть. Ты этого не понимаешь?  — Пусть иссякнет. Я не стану ничего разрушать из-за неё. Я лучше вырву её из сердца! Это беда, а не женщина! Он собрался выгнать её из «Вираны» после того, как она закончит ещё несколько запланированных концертов. Затем передумал и, заведя себе новую любовницу Риту, начал демонстративно обнимать и целовать её в присутствии Дины. Он дарил Рите дорогие подарки, рассчитывая на её болтливый и хвастливый язык, что это дойдёт до Дины, у которой он этим надеялся вызвать ревность. Но Дина не ревновала. Чем больше Ром показывал ей свои чувственные ужимки с Ритой, нем больше она охладевала к нему и отчуждалась. Неожиданно Дина получила известие о смерти матери. Отношения Мараны и Пуруша закончились плачевно: он избивал её всё нещаднее, порою, даже без причины, но она неизменно прощала его до тех пор, пока он не толкнул её так, что она упала, ударившись виском о тумбочку, что и стало причиной её смерти. Пуруш был арестован, а Дина оказалась единственной наследницей матери. Богатство, доставшееся Маране от покойного мужа, по законам Локады не могло перейти к её детям, рождённым не в браке с ним. Дина стала владелицей отцовского дома и ещё двух рынков в Беросе. Вступив во владения домом, он прежде всего вышвырнула из него своих братьев, сыновей матери от Пуруша. Мальчишки не вызвали у неё никаких родственных чувств и обида на мать, когда-то выставившую её из дома, перешла у неё на сыновей той. Она обнаружила их в комнате, что когда-то принадлежала ей, притихших, перепуганных. Она просто молча взяла их за руки, вывела за ворота приусадебного участка и, ни слова не объясняя им, оставила там, на улице. Её не волновала их судьба: «Для таких ублюдков в Локаде есть приюты». Дом и двор, принадлежавшие когда-то Чандру, оказались в запустении, рынки находились в ещё худшем состоянии. Были повреждены мощёные площади рынков, в булыжном мощении повсюду открывали пасти ямы, широкие и глубокие, высились горы зловонного мусора, над которыми роились кровососущие гавы-насекомые, размножавшиеся в нём и ини, то и дело кусавшие то торговцев, то покупателей. Ини жили в этом мусоре, питаясь очистками от овощей и выводя там потомство. Помещения для работников рынков пребывали в аварийном состоянии. Оба рынка давали значительно меньше доходы, чем раньше. когда-то это были самые лучшие рынки в городе, теперь они числились в худших. На их восстановление требовались большие деньги, а их в хранилище дома Дины обнаружилось немного. Дина очень скромно похоронила мать — на кладбище для простых людей, даже не став выстраивать вокруг её гроба мавзолей. Постамент с гробом Мараны просто обложили кирпичами, опустив на них серую плиту. Атания возмутило это: по его мнению, Марана хоть и не была хорошей женщиной, но, как жена Чандра, заслуживала более роскошного погребения. Дина ничего не ответила дяде, поплёвывая в душе на его мнение. Получив наследство от матери, Дина не оставила выступлений в «Виране» — её миссия там всё ещё продолжалась, к тому же, были нужны деньги на восстановление рынков. Она приняла решение сначала отремонтировать один рынок, чтобы получать от него бОльшую прибыль, за счёт которой можно было бы привести в порядок и другой. Она не была уверена, что ещё надолго останется певицей в «Виране» и будет иметь доходы от этого. Маха может отозвать её от этого дела в любую минуту. Но рынки должны давать доход. Ведь Дина не знает, сколько продлится её миссия на Саломе, может, ещё долгие годы. Уж лучше прожить их в достатке. Да мало ли для чего ещё понадобятся деньги. Рому невыносимо надоела Рита к тому времени, когда Дина завершала ремонт первого рынка. Рита была хороша собой, но невозможно глупа и постоянно говорила что-то, что раздражало Рома. Он терпел её несколько месяцев из-за иллюзии, что наказывает Дину и та страдает от ревности и вот-вот прибежит к нему и согласится на всё, что он хочет от неё. Дина стала его навязчивой мыслью, его бредом. Его терзали страх и ревность, что она вот-сот выйдет замуж за другого. Правда, после получения наследства женихи отошли у неё на второй план, но кто знает, не надумает ли выбрать кого из них?.. У Рома был приближённый раб Пече — человек расторопный и общительный, с острым умом и смекалкой, помогавшей угадывать желания хозяина. Раб Пече сумел познакомиться с рабами из дома Дины и то и дело выяснял для своего хозяина, как обстоят у неё дела. Именно от него Ром узнал, что Дина нуждается в деньгах. Ей предстоял ремонт не только второго рынка. В доме её покойного отца рабов было теперь раз в три меньше, чем прежде, а покойная мать, к тому же, успела распродать часть дорогой мебели, был запущен сад, дом нуждался в реставрации. Кажется, наступило время прийти на помощь.  — Сколько тебе не хватает денег на восстановление второго рынка? — деловито завёл он с неё разговор в перерыве между репетициями. — Зачем ты держишь его в расхлябанном состоянии, почему не обратишься за помощью ко мне?  — Я сама решу свои проблемы.  — «Сама, сама»! — передразнил он. — Нельзя во всём полагаться лишь на себя, надо и от друзей принимать помощь.  — Дружба — это дружба, а деньги — это деньги, — Дина усмехнулась. — Никакие деньги не дарятся просто за дружбу.  — Возьми мои деньги, сколько тебе надо и не давай ничего взамен.  — А если я на самом деле их возьму и ничего не дам взамен? — она ехидно прищурилась. — Не стану твоей любовницей? А стану любовницей или женой другого?  — Ты разговариваешь со мной в уничижительном тоне, Дина. Дина скрестила руки на груди.  — Такие разговоры, примерно, вёл со мной Рахом: говорил, что отдал бы мне многое, но не уверен, что при этом я захочу принять и его. Это был торг. Как же это ты просто так отдашь мне свои деньги и не потребуешь ничего взамен?  — Не суди обо мне по Рахому! — глаза Рома запылали от ярости.  — По крайней мере, Рахом набил мне цену. Теперь любому мужчине, который сказал бы, что я не стою столько-то, я могу ответить, что меня ценили намного дороже. Вот уже и ты предлагаешь мне больше, чем какая-то квартира и украшения. И не за постель — всего лишь за дружбу.  — Ты издеваешься надо мной!  — Нет. Я серьёзно. Неси мне свои деньги — я стану твоим другом, как Лурису, Мантаке, Энтане.  — Хочешь стать другом, унизив?  — А, ты ищешь повод для ссоры, чтобы не дать мне денег, поняв, что ничего не получишь за них? — насмешливо произнесла Дина.  — У тебя низкие мысли! — возмутился Ром. — И сама ты низкая и подлая, ты бы слышала себя со стороны! Рахом ей дал цену, как проститутке! Этим ты тешишься?! Ты рассуждаешь, как шлюха!  — Я кто угодно, только не шлюха и не проститутка. Тебе было бы удобнее, если бы я была такой и пошла к тебе в содержанки?  — Но ты не идёшь, потому что метишь на лучшее — в жёны! — язвительно ответил Ром. — В жёны ко мне. Только прежде тебе следует кое-чему поучиться у Диты: скромности и терпению…  — А зачем? — пожала плечами Дина. — Какая за это награда? Стать серой тенью, не иметь права на собственное мнение, а главное, глотать унижения от измен мужа?! Думаешь, она не знает, что ты ей неверен? Наверняка знает. Но молчит. В семейной жизни ты всегда был деспотичен, тебе нельзя было возражать. Это ещё можно было как-то терпеть, приспособиться к этому. Но если бы ты мне изменил, я бы развелась. Я и сейчас-то быть с тобой не могу, потому что после меня баб у тебя было немерено, да и это не главное, хуже всего, что ты взял в свой дом, где жил со мной, на мою кровать — новую жену…  — Но я думал, что ты мертва!  — Да, ты так считал и имел право снова жениться. Но теперь быть с тобой я не могу. Так же, как и ты — жениться на мне, думая, что там, в Урр-Шту я была с другими мужчинами.  — И что теперь? Выйдешь замуж за другого? Полагаешь, что те мужчины, что Атаний прочит тебе в мужья, были бы тебе более верны, чем я, даже после твоей смерти?  — Я любила только тебя. Неожиданно Ром схватил её в объятия и жарко поцеловал в губы. Они делили постель в его загородном доме — Дина уступила своей похоти. И даже поняла, почему: она больше не воспринимала Рома всерьёз, как это было совсем недавно. Недавно, когда она хотела, чтобы Ром бросил ради неё жену и детей и любил сильнее, чем раньше. Этого не произошло и сердце Дины окончательно остыло к Рому. Но желание телесной близости осталось. Так зачем отказывать себе в это удовольствии? Ром был страстен и горяч, он много говорил ей о своей любви, как страдал, думая, что она умерла — её это не трогало. Вскоре ей было дано указание от Махи оставить сцену: «Всё, что ты могла там сделать, уже завершено, теперь начинается новый, более серьёзный виток». Ром обрадовался её уходу со сцены: наконец-то он не будет ревновать её к зрителям-мужчинам, похотливо разглядывавшим её! Он решил, что она, наконец, возжелала принадлежать только ему. Лурис, узнав от Жары, а Жара — от Мазу, что Дина всё-таки отдалась Рому, не на шутку рассердился. Лурис всерьёз возненавидел Рома и решил уйти из его «Вираны» в «Волшебные звёзды» к Атанию, у которого в последнее время был на хорошем счету — всё-таки вместе боролись за моральный облик и счастье Дины. Но, покинув павильон развлечений Рома, Лурис подгадил Рому, отомстив тем, что рассказал Дите о том, что её муж стал любовником Дины. Дита не на шутку запаниковала. Ей было известно, что её муж ей постоянно с кем-то изменяет, но она не ревновала, будучи уверенной, что он никогда не оставит её, ведь она была лучшей. Он дорожит ею, как идеальной женой, как матерью своих детей, как хорошей невесткой для своей матери. Но Дина было по-настоящему опасной соперницей. Ещё раньше, когда она узнала, что Дина, оказывается, жива и вернулась в Берос, она встревожилась, не зная, что от этого ждать. Но Ром успокоил её, сказав, что Дину он больше не любит и Диту ради неё не оставит. А чуть позже она узнала от своей приближённой рабыни, что Дина вернулась из Урр-Шту сильно подурневшей внешне и постаревшей, от было красоты её не осталось и следа. К тому же, она разорилась и теперь моет полы в храме богини Имран, вероятно, искупая какие-то грехи. После такой новости Дита лично съездила в этот храм, чтобы увидеть там Дину. Но ей в этом помогла одна из старших жриц, оказавшейся её подругой ещё со жреческой школы. Она отвела Диту на задний двор за храмом, где Дина вместе с другими женщинами, младшими жрицами, занималась чисткой сточной канавы, выводящей нечистоты из уборных храма. Подруга указала Дите на немолодую женщину в тёмно-синей робе, жалкую, некрасивую, перепачканную грязью, дурно пахнущую, сказав, что это и есть Дина, дочь покойного великого Чандра. Только тогда Дита успокоилась: нет, такие женщины не во вкусе Рома! Однако, Дите хотелось добить некогда счастливую соперницу, сделать ей больно, добавить страданий. Она уговорила мужа сходить с ней в храм богини Имран, якобы, чтобы почтить это божество и попросить покровительства их плантациям. Ром согласился. Дита договорилась со своей подругой-жрицей, что она отправит в зал храма на работы Дину именно в тот день и в то время, когда она явится туда с Ромом. Она видела взгляд Дины, прекратившей убирать высохшие цветы с алтаря и во все глаза смотревшей на неё с Ромом. И почувствовала вкус победы и торжества. А теперь новости о том, что Дина, оказывается, восстановила свою красоту, долгие месяцы выступала в «Виране», стала любовницей Рома, повергла Диту в шок. Она почувствовала такую угрозу своему браку, что едва не сошла с ума. В последнее время Ром вёл себя как-то особенно — до той ночи, которую Дина провела с ним в его загородном доме. Он пытался сблизиться с семьёй, чаще бывать со своими детьми, узнать их получше. Но это не привело к хорошим результатам. Дочь Вирана явила дурной нрав и с ним, а сын и вовсе шарахался от него, как от врага. А затем ночь с Диной заменила ему тепло семьи. Он снова и снова встречался с Диной в загородном доме. Ему хотелось не просто плотской близости с ней, он хотел её любви. Она приезжала в его загородный дом в своей новой клеомбе, оставалась на ночь или на несколько дней — как хотела. И Ром пытался открывать ей душу, что ни будь рассказывая о себе. Однажды он пожаловался ей на детей, рассчитывая услышать слова сострадания, но Дина холодно ответила:  — Дита вырастила твоих детей моральными уродами, позволяя им всё и не наказывая ни за какие поступки. Вирану надо высечь розгой. Но и это вряд ли поможет теперь. Ты должен отдать её в монастырь, если не хочешь, чтобы твоя жизнь превратилась с ней в боль и горе. А мальчишку твоя жена изнежила, как не нежат и девочек. Он ни на что не сгодится в этой жизни. Лучше всего отдать его в закрытую школу, где из мальчиков делают маленьких солдат. Затем он сможет продолжить обучение в высшей военной школе, стать офицером и заниматься поимкой разбойников в Урр-Шту. Он станет настоящим мужчиной.  — Что?! — возмутился Ром. — Я должен отдать моего сына в маленькие солдаты, а затем сделать его офицером и отправить в Урр-Шту, чтобы он подвергал свою жизнь опасности, охотясь за разбойниками? Это ты мне советуешь?! Вот что значит — ты не мать моим детям!  — Ну и воспитай его бабой! — раздражённо фыркнула Дтна и начала собираться домой. Ром заспорил с ней, твердя, что она не любит и не жалеет его детей, а ведь они — его плоть и кровь, значит, она не любит и его. Она ничего не отвечала, просто одевалась и даже не смотрела на него. Они расстались в ссоре. Рома расстроила эта размолвка. Три дня назад Дина с разрешения Махи всё же приняла от него в подарок немалую сумму денег на восстановление своего второго рынка и он считал, что задобрил её этим подношением, надёжно закрепил за собой настолько, что она не посмеет чем-то досадить ему. Но она была прежней — снова сделала ему больно и ушла из его дома. Он вернулся в свой городской дом и узнал от рабов, что Вирана опять напроказничала, испортив платье бабушки Чанты: ей понравились бусинки на нём и она их срезала. Ром сам не ожидал от себя, что это сильно его рассердит. Он в первый раз в жизни отшлёпал дочь, причём, больно. Девочка сильно испугалась, села на пол, оцепенела. Рома это разозлило ещё сильнее и он раскричался на Диту, обвиняя её в том, что она не занимается воспитанием дочери, что она плохая мать, а значит, нехорошая жена. Диту это напугало и потрясло, ведь прежде Ром никогда не повышал на неё голос. И на следующий день она узнала от Луриса, что Ром встречается с Диной… Она не знала, что делать, не обладая способностью принимать решения и отправилась жаловаться матери и свекрови. Суле стало дурно. Больше всего она боялась потерять зятя, которого любила, как сына. От тоже по-прежнему очень хорошо относился к ней: подарил ей рабов для её мастерской сандалий, чтобы ей не пришлось платить наёмным работникам, построил барак для них на её участке. И Сула почти постоянно жила в его доме. Её любила Чанта и долги годы она ощущала идиллию отношения между совей дочерью, зятем, сватьей и собой. А теперь это всё рухнет?! Чанта крепче выдержала этот удар и неожиданно в ней пробудился не ведомый доселе воинственный дух.  — Я никогда не позволю сыну развестись! — заявила она. — Если он вздумает прогнать Диту из этого дома, я уйду тоже! Она подбила невестку и сватью втроём отправиться к дому Дины и потребовать, чтобы она отстала от Рома, иначе… Дина не впустила их даже во двор — сама вышла к ним за ворота. Выражение её лица было наполнено высокомерным холодом и презрением. Она надменно произнесла, выслушав их гневные возгласы:  — И что с того, что вы знаете? Полагаете, что это что-то изменит? Чанта, бойцовый дух который всё ещё на диво держался, выступила вперёд:  — Дина, ты больше не жена моему сыну. Зачем же ты делишь с ним постель, как будто вы снова в браке? Дина насмешливо поняла брови:  — Ты не знаешь, зачем мужчина и женщина делят постель или забыла, для чего это делается? Тебе тоже давно пора завести мужа или любовника, Чанта. Не лишай себя плотских удовольствий. Они — лучшее, что есть в этом мире! Чанта покраснела от возмущения:  — Бесстыжая, ты всегда была распущена! Но я никак не ждала, что ты посмеешь так говорить со мной!  — Ты раньше не задавала глупых вопросов.  — Замолчи! — крикнула Дита. — Ром разъярится, когда узнает, как ты разговаривала с его матерью! Тебе не сдобровать!  — А мне плевать, — хмыкнула Дина. — Ты его жена — ты и бойся!  — Если ты не уважаешь его, зачем сделала своим любовником? — просипела Сула, с ненавистью глядя на Дину. Та ядовито улыбнулась:  — Он хорош собой, хорош в постели, ласков, страстен. К тому же, он сделал мне щедрый подарок, подарив сто тий на ремонт моего второго рынка. такую сумму просто так женщине не дарят, только когда она мужчине очень дорога! Чанта, Сула и Дита словно окаменели. Дита пришла в себя первой, пробормотав:  — Он отдал тебе столько денег? Как же он смеет раздавать такие деньги?  — Ооооо, если бы ты знала, сколько всего он раздал своим бабам! — засмеялась Дина. — Он щедрый! Он всегда был щедрый и если на чём-то сэкономил, то на свадьбе с тобой, глупая! Дита начала терять сознание. Мать и свекровь принялись хватать её под руки и, поняв, что дальше продолжать разговор с Диной бессмысленно, потащили несчастную Диту к клеомбе. Дина заливалась издевательским смехом им вслед. Чанта впервые в жизни напала на сына со скандалом и криками, заявив, что ей известно, что Дина — его любовница и он подарил ей слишком много денег. Затем она в запале пообещала, что выгонит его из его же собственного дома, если он не оставит свой блуд с Диной. Рома покоробили слова матери, он ответил, что ей не придётся его выгонять, если в этом доме его больше не чтят ни мать, ни жена, ни дети, он уходит сам — не останется здесь жить. Он переехал в загородный дом и перевёз туда бОльшую часть своих вещей. Дита словно сошла с ума. Она догадывалась: ей предстоит развод. Она сожалела, что обратилась за помощью к свекрови. Та всё только испортила, добила её без того в последнее время зыбкие отношения с Ромом. Она поведала о своей проблеме Субуки. За все эти годы он приобрёл безграничную власть над ней, сумев внушить ей, что он всегда прав и действует лишь в интересах хозяев. В доме шло всё, как в первый год его на должности управляющего: рабы низшего порядка были голодны и больше всего на свете боялись ночных пыток в дальнем амбаре. Кое-кого из рабов Субуки выделил своей милостью, сделав так называемой элитой среди челяди. Это были те, кто верно служили не только хозяевам, но были его ушами, глазами и руками в доме и во дворе. Он дружил с кухаркой, с которой вместе делали приписки при закупке продуктов и делили хозяйские деньги. С нянькой Галаной, которую сам порекомендовал Дите приобрести для её детей. Через неё Субуки мог влиять на хозяйских детей, особенно на Вирану. Девочка была избалована бабушками и матерью, но Субуки и нянька подпаивали её молоком, в которое добавлялась токсичное вещество, ослаблявшее разум и психику ребёнка. Со временем это грозило Виране слабоумием, но именно такая она Субуки и была нужна: недееспособная, она окажется в его власти со временем. А Кира, ничтожного слизняка, можно было и вовсе превратить в тень, просто пугая внешним миром, что его нянька и делала. Приближённая горничная Диты Свайя была женой Субуки, во всём подчинявшаяся мужу, именно он и сблизил её с младшей хозяйкой. Хозяин не поддавался влиянию Субуки и сам выбрал себе приближённого раба — Пече. Но Пече не желал ссориться с Субуки, стараясь придерживаться с ним хороших отношений и многого не замечать. Эта рабская элита сытно питались, имели отдельные комнаты, а остальные прозябали впроголодь и в страхе, тешась мечтой, что проклятый Субуки как ни будь сдохнет, а вместо него придёт добрый управляющий и всем будет счастье. А затем до рабов в доме Рома дошли слухи, что, оказывается, жива Дина, их первая хозяйка, при которой жилось весьма сытно и даже, как теперь жилось весьма сытно и даже, как теперь казалось, радостно. Ну, конечно, она не любила лени и распутства, вугой секла за это будь здоров, но что это в сравнении с тем, что вытворял Субуки в дальнем амбаре с несчастными за малейшую провинность? Рабами овладела новая мечта, что хозяин вернёт в дом первую жену, а безвольную и глупую хозяйку Диту прогонит. Они расскажут новообретённой хозяйке, какой Субуки плохой, она, конечно, им поверит, потому что любит своих рабов и с треском вышвырнет Субуки из дома, продав его куда ни будь в каменоломни за то, что все эти годы без неё обижал её любимых рабов. И снова наступит время пирожков, киселей и десертов. Рабы ждали и мечтали, утешаясь иллюзиями. Когда наступал новый день, казалось: вот, сегодня мечта исполнится. Но вышло всё иначе. Ром подался в гости к Дине, чтобы пожаловаться ей на мать, от которой он услышал слова, показавшиеся ему слишком жестокими. Дина же только рассмеялась:  — Ай да Чанта! Сколько я её помню, она всегда была тихой, как тень, как будто не существовала вовсе, а теперь эк её разобрало от твоего подарка мне! Видимо, только и она и её любимая Дита, видимо, должны жить в достатке, а мне сойдёт и как попало.  — А ты зачем рассказала им, что я дал тебе эти деньги? — ощетинился Ром. — Не могла разве не болтать?  — Мне так захотелось, — Дина полулегла в кресле, взяла из вазы на столике ахоевый зефир и надкусила. Ром нахмурился:  — Видимо, тебе приятно меня мучить. А за что? Такое впечатление, что ты злая на меня!  — Вспомни ещё, как я мучила тебя раньше, — хихикнула Дина. — Как заперла тебя в гримёрной перед самым твоим выступлением, как спихнуть хотела в реку, а ты успел схватить меня за руку и мы искупались вместе… О! Как в детстве я отлупила тебя, помнишь? — она громко засмеялась. Лицо Рома сделалось ещё суровее:  — Это не смешно. Это на самом деле были коварные и жестокие поступки и мне больно вспоминать их. Особенно тот, когда ты, моя любимая жена, сговорилась за моей спиной с Зарамом… Дина слушала его, ела зефир, вытянув ноги и заложив одну на другую.  — И что? — она мило улыбнулась. — Если бы не это, твоя карьера погибла бы, признай.  — Там, в море, на корабле мог погибнуть я! — раздражённо проговорил Ром. — помнишь, что со мной творилось?  — Помню, помню, ты так нелепо загребал ногами, катаясь по полу! — Дина фыркнула и взяла другой зефир взамен съеденного. Лицо Рома начало искажаться от гнева и возмущения, вокруг рта выступила синева:  — И ты над этим ещё и смеёшься?! Я не могу этого забыть, не могу простить до конца, а ты вместо раскаянья этим забавляешься! — его затрясло от ярости. — Ты совершила зло против мужа, это за меня тебя покарало провидение, отправив на муки в Урр-Шту! Тебе мало?! Дина поморщилась:  — Если бы провидение карало, то тебе воздалось бы за то, сколько раз ты изменял Дите. Или грех прелюбодейства тебя не касается? Если Дита это терпит, то нет и греха?  — Замолчи! — крикнул Ром. — Моя кара — это ты! Да, я много грешил и в наказание в мою жизнь вновь пролезла ты! — он поднялся с табурета, не сводя с Дины бешеных глаз. — Но больше всего я согрешил в том, что любил тебя! Слишком сильно! От любви все беды в этом мире! — лицо его настолько сильно исказилось от гнева, уподобившись страшной маске, что Дина не на шутку испугалась. — Это ты искусила меня, соблазнила! — проорал он, шагнув к ней. — Поэтому ч стал таким, потому что изменял этой святой женщине, стал негодяем в глазах своей матери! Ты погубила мою жизнь, будь ты проклята! — он вдруг ринулся к ней и с размаху ударил её по щеке, так сильно, что у неё сотряслась голова и она вскрикнула. Он нанёс удар по другой щеке.  — Будь ты проклята! — повторил он, свирепо рыча и хрипя. — Я больше не буду твоим, с тобой! И пусть тот мужчина, который ещё возьмёт тебя в жёны и станет любить, тоже будет проклят! — его ладонь снова врезалась в лицо Дины. — Принеси ему страдания, пусть он только мучается, пусть ему будет только горе от тебя и обман, пусть он сходит с ума от твоего прелюбодейства, как Дита от моего — из-за тебя! — град пощёчин посыпался на Дину. Она попыталась схватить Рома за руки, но он железными пальцами сжал её запястья и завернул руки за спину, больно выкрутив их. Дина закричала, позвала охрану. Но пока охранники со двора и прихожей добежали до её спальной, Ром успел наградить её дополнительной порцией оплеух, держа её руки за спиной своей левой рукой, а правой нанося удары. В спальную Дины ввалились четверо охранников — дюжие мужчины в чёрных форменных одеждах. Они разом набросились на Рома, но не смогли справиться с ним: кроме обладания невероятной физической силой, он не забыл приёмы маянской борьбы. Завязалась серьёзная драка, была поломана мебель, но охранникам так и не удалось справиться с Ромом. Он расшвырял их и, выскочив из спальной, побежал в прихожую, к входной двери. В прихожей он столкнулся ещё с четырьмя охранниками, примчавшимися на помощь, но Ром прорвался и через них, выбравшись вон из дома. Он спешно покинул двор, забрался в клеомбу и уехал прочь. Лицо Дины оказалось в ужасном состоянии: на нём не оказалось живого места от синяков, из разбитого носа хлестала кровь. Так били её только в Урр-Шту. Ей вспомнилось, когда она вместе с другими женщинами из Баркуда шла в другой посёлок менять кус на сес, на них напали беглые каторжники. Один из них ударил Дину ножом под левую грудь, но лезвие лишь разрезало кожу и мышцы, прошло между рёбер, но не достало до сердца. Она с трудом выжила тогда. Но запомнила лицо того каторжника: оно было такой же безумно-зверской маской, как у Рома, когда он избивал её. Дина пролежала почти сутки с примочками на лице. Душа её была скованна холодным страхом и тревогой, ощущения чего-то ещё более худшего, чем просто побои. Необходимо было поговорить с Махой. Снова был сеанс контакта с аури: «Ром больше не нужен ни нашему делу, ни тебе. Но с ним невозможно было бы расстаться по-хорошему. Он проклял тебя — не беда, проклятье есть возможность отсечь. Оно сказано на повышенных эмоциях и может действовать, если его не отсечь, но, с другой стороны, бросив в тебя это проклятье, Ром не сможет создать холодную тень, которая поешала бы тебе в твоей цели стать аури. Но проклятье должно быть снято. Заточи края подноса, Дина, так, чтобы даже в камень они входили, как в масло. Ты должна убить Рома. Но мы скажем, как и когда это должно произойти.» Ром вскоре помирился с женой и матерью, сообщив им, что навсегда расстался с Диной. Он решил вести праведную жизнь, перестать изменять жене и посвящать больше времени семье. Но семья не радовала: у него осталась обида на мать за то, что та угрожала выгнать его из собственного дома; он не любил жену; дочь вела себя дерзко и неприятно; сын вызывал тоску своей слезливостью и трусливостью. Душила вся атмосфера дома, пропитанная страданиями рабов, поколениями мучившихся здесь. И Рома снова потянуло прочь из этого дома. И его всё сильнее одолевали мысли, что во всех его бедах виновата Дина. И он хотел ей как ни будь отомстить. Серьёзно отомстить. Маха предупреждала Дину: «Он очень зол на тебя и опасен и для тебя, и для нашего дела.» Между тем, за жизнью Дины велась слежка, подобная той, какую вёл когда-то Рахом, но на этот раз это был царевич Бино. Люди Бино старались знакомиться с рабами из дома Дины, задабривали их, одаривали, выуживали информацию о их хозяйке. Так Бино стало известно, что Дина стала любовницей своего бывшего мужа Рома и получила от него кругленькую сумму денег на ремонт своего второго рынка. Он гадал: «Ей нужны были деньги или она влюблена в своего бывшего мужа? Жаждала ли она близости с ним или только добыть средства восстановить свою рыночную площадь? А ведь я мог бы дать ей больше, чем этот человек. Я вернул бы ей герровые плантации её отца, что отняли у неё за долги!» Бино на самом деле это мог. Герровая плантация покойного Чандра, конфискованная за долги, всё ещё принадлежала государственной казне и царевич вполне мог убедить монаршего отца вернуть её дочери того, кто когда-то послужил ему. В последние годы Бино научился манипулировать своим отцом. повелитель был стар, он прожил максимальный срок, какой возможно просуществовать на Саломе и любой день его мог стать последним. Он ослаб, он не ходил на своих ногах, питался лишь молоком и киселями, даже разум, который был при нём все тысячелетия, начал ему изменять. Старый правитель видел грядущую опору для Локады в своём сыне и во всём ему доверял. Долго ревновать Дину царевичу Бино не пришлось: вскоре он узнал о её серьёзной ссоре с Ромом. его ужаснуло, что Ром мог так серьёзно избить её, но затем появился эгоистичный расчёт, что теперь Дина может стать любовницей его, Бино: «Она не откажется от такого любовника, как я. Ведь я многое могу. Например, вернуть ей плантации её отца. Может, она хочет отомстить Рому за то, что он так жестоко её избил? И это в моих силах. В Локаде считают главной силой деньги, богатство. Но я намерен доказать, что власть сильнее. Я вполне способен устроить так, что любого богача арестуют, за что угодно: подстрекание к перевороту, государственную измену, даже несуществующее убийство. Всё это я мог бы устроить Рому — если пожелала бы она. Нет, она не откажется от такого любовника, как я.» Он ожидал дня, когда уйдут синяки с лица Дины и по-прежнему слушал донесения своих людей, что происходило в её доме. Оказалось, что Дина зачастую запиралась в тёмной комнате, в которой её отец когда-то пытался обучить её общению с зорками. И в присутствии рабов она частенько повторяла, что стремится всё же достигнуть контакта с зорками, как того желал отец и ей верили. К ней в гости зачастили Лурис и Мантака и она уединялась с ними в отцовском кабинете, где стены и двери были так глухи, что подслушать их разговоры не было никакой возможности. Но Бино это мало волновало, он с нетерпением ожидал, когда заживут синяки на лице Дины. И когда это произошло, Бино решил отправить прочь из города свою супруг Анинну и детей. Ему не хотелось, чтобы жена догадалась о то, что он намерен ей изменить. Потому что нуждался в этой женщине, от которой зависело его благосостояние. Считая, что власть значит больше, чем деньги, тем не менее, Бино всё ещё нуждался в том, чтобы они у него были. Джамби мог преставиться в любую минуту, после чего последовали бы выборы царя всеми жителями Локады, кроме рабов. Бино имел право стать кандидатом на престол: чин его для этого считался достаточно высок. Значительны были и его возможности победить в предвыборной гонке. Народ Локады его любил, хотя особой причины для любви не было, кроме той, что он был плотью и кровью Джамби Великого, всеобщего кумира. За пять тысяч лет Локада слишком привыкла к этому правителю, при котором жилось мирно и относительно сытно — что и являлось главным для народа этой страны. Народ Локады не любил перемен и лелеял иллюзию, что сын Джамби на престоле станет его продолжением и продлит дни, какие были при его отце. И будет всё так, как и было со дня основания Локады. Но все эти шансы Бино обрести престол сошли бы к нулю, если бы он остался без личного материального состояния, земель. В Локаде не любили неимущих, вплоть до того, что законы обращались против них. Так закон запрещал давать высокие чины тем, кто не владел большими плантациями или чем-то ещё, приносившим большие доходы. А тем более, неимущий не мог претендовать на царский престол. Землями жены Бино владел до тех пор, пока состоял в браке с ней, а по сему браком дорожил. Анинна была верной супругой, преданной семье, но кто знает, какой могла стать её ревность? Если бы Бино сошёлся с Диной и ей бы стало об этом известно? Не потребовала бы она развода? Бино убеждал жену отправиться в гости к дальним родственникам в государство Самаху, соседствующее с Локадой на северо-западе. Аниннма любила этих родственников и скучала по ним, но была по натуре домоседка и не любила дальние путешествия. И никак не решалась отправиться в дорогу. А по сему Бино довольствовался лишь портретом Дины и сведениями от людей, выяснявших о ней всё, что возможно. По их данным Бино определил, что Дина всерьёз намеревалась выполнить завет отца и не только самой обучиться общаться с зорками, но и помочь в этом своему двоюродному брату Лурису и подруге Мантаке. Ни Бино, ни его люди не подозревали, что Дина под руководством Махи создала свой собственный клан служителей ордиему. Она вела к этому Луриса и Мантаку постепенно и осторожно, придерживаясь чётко и точно инструкций Махи. И Лурис с Мантакой, которых давно тяготил мир гитчи, сами не заметили, как оказались очарованы миром ордиема, который был показан им через сеансы медитации. Так же, как и Дина, они возжелали всерьёз в грядущем стать богами аури и ради этого послужить ордиему в настоящем. Мантака, так же, как и Дина, знала тёмную страшную сторону мира гитчи, проведя десять лет на каторге, а до этого испытав боль от предательства мужчины, которого любила и родного брата. В настоящем Мантака была богата и могла тешиться страданиями парализованного брата-врага, но радости не было ни от богатства, ни от победы над братом. Мир вокруг неё стал пустым и чужим. Открытие мира ордиема через медитацию оживил её душу, дал ей надежду, цель и смысл. Лурис, все эти годы не знавший таких страданий, какие выпали Дине и Мантаке, прожигавший жизнь в низменных удовольствиях и изощрённом распутстве, в конце концов, обеднел духовно настолько, что жить стало невыносимо. Ему хотелось хоть чем-то заполнить себя, чтобы душа оказалась насыщена и укреплена и этим послужил ему мир ордиема, что помогла ему увидеть сестра. Вскоре клан их начал расширяться. Однажды в ворота дома Дины постучал некий Гурус, такой же приверженец ордиема, как и она. Это был бездомный бродяга, нищий, бывший каторжник. Проведя пятнадцать лет на каторге, он обрёл дар ясновидения, он мог общаться с ордиемом без камней для медитаций. И именно боги ордиема направили его в дом Дины, решив, что он должен проживать там, став членом её клана. И Дина была предупреждена Махой, что она должна принять его в своём доме. Гурус оказался человеком властным, с острым проницательным умом. В богатом роскошном доме Дины он нисколько не стеснялся и вёл себя по-хозяйски. Это был мужчина невысокого роста, полностью седой, коренастый. Взгляд его тёмных глаз был цепкий и прямой.  — Я был вором, — рассказывал он о себе прямо и без прикрас, — и не сожалею об этом. Иного места в этом мире для меня не нашлось. Земли принадлежат богатым, рабы — своим хозяевам и хозяева обеспечивают им хлеб. А куда деваться вольному лата, если он не богат? Крестьяне арендуют земли, сидят каждый на своём куске, ни за что не уступая и клочка тем, кто новичком пришёл в эту жизнь. Ремесленники держатся за своё ремесло. А что делать сироте, в двенадцать лет вышедшему из приюта? Локадийцы не любят платить за работу вольным, приходилось вкалывать за еду, а ведь нужны ещё ночлег и одежда. У раба всё это есть, а где это взять вольному? Вот я и брал, что мне надо, у тех, кто не желал платить. А вырос — стал отнимать силой. Я попал на каторгу, но это мне лишь пошло на пользу. Муки сделали меня ясновидящим, а служение ордиему сделает богом! Гурус приводил в дом Дины и других служителей ордиема, они заполняли комнаты первого и второго этажа. Их набралось десять человек: шестеро мужчин и четыре женщины. Когда Бино узнал о новых жильцах в доме Дины, ему это не показалось странным. В некоторых богатых домах Локады хозяева брали на жительство своих бедных родственников, либо просто бездомных нищих, потому что это засчитывалось, как добродетель, угождение зоркам, поощряющим всякую благотворительность и содержание бедных богатыми. Делалось это, правда, чаще для показа, приобретения репутации, всеобщего одобрения. Поэтому толпа лата в доме Дины не удивила ни её рабов, ни знакомых. Дина корила их, одевала, понимая, что ордием вернул ей богатство её отца не для того, чтобы она наслаждалась им единолично. Всё её достояние теперь служило общему делу, миссии, которая облегчит всему клану формирование своего атмана в аури в Хаосе. И то, что она содержит в своём доме весь клан, тоже зачтётся ей, как заслуга, причём, добытая легко — всего лишь деньгами, которых теперь у неё много. Несмотря на то, что клан комфортно и без нужды проживал в её доме, она не являлась его главой. Лидером клана стал Гурус и это у его отлично получалось. Он навёл дисциплину и среди рабов Дины, загрузив их работой так, что им стало не до подслушиваний и подглядываний. Дина думала о нём: «Он чем-то напоминает отца. Тот тоже никогда не никого не порол вугой, не носился с ней по дому и саду, как я, но порядок при нём был идеальный.» Гурус отдавал приказы и самой Дине и она подчинялась. Он бладал способностью дольше общаться с богами, чем она, а следовательно, больше знал о том, что должен выполнять каждый член клана ради общей миссии. Однажды он сообщил Дине, что она обязан ехать в Хилл-Шту и за любые деньги выкупить у одного землевладельца его домашнего раба Аджока и его жену Малу. Оказывается, даже среди шаро были те, кто обладал ясновидением и сумел наладить связь с ордиемом. Затем у Гуруса возникли сомнения, сумеет ли Дина справиться с этой миссией и выкупить именно тех людей, что нужно. Гурус отправился в Хилл-Шту сам, получив от Дины деньги. Аджок и Малу, которых Гурус привёз из Хилл-Шту отличались от всех шаро, каких Дине пришлось увидать. У обоих были умные проницательные глаза, в них не было плутовства, хитрости, подобострастия, свойственного домашним рабам или тупости, робости, скованности, как у плантационных рабов. Они обладали редким для рабов чувством собственного достоинства. Чтобы ни у кого из домашних рабов не вызвать чувства недоумения, которое они могли вынести на рынок для чужих ушей, Аджоку и Малу назначили кое-какую работу по дому, на самом же деле на них смотрели не как на рабов, а на равноправных членов клана. Все члены клана, проживавшие в доме Дины, были из бедных людей, не имевших собственного дома, отлично познавших тёмную сторону мира гитчи. Все они жили лишь одной целью: выполнить великую миссию, возложенную на них. И однажды пора этой миссии наступила. Близилось время начала строительства храма Всех Богов в Урр-Шту, был вырыт огромный котлован и по морю везли в степи строительные материалы на кораблях тяжёлым грузом для этого храма. Паломники продолжали посещать эти места, многие ставили сови шатры прямо в котловане, молились на груды кирпичей, каменные глыбы, ящики с цементом, сваленные неподалёку от котлована, тянули к этому руки, прикасались, как к чему-то священному. Ром также отправился в это паломничество. Он хотел отомстить Дине, но не знал, как, ощущая в себе упадок сил. И намеревался просить её у богов в новоявленном святом месте. Он и не подозревал, что для него самого настал час расплаты за блага, полученные за сделку с ордиемом, выбравшим его для жертвоприношения и ведшем его к этому месту, как барана на верёвочке. Следом за ним через море, вместе с мужчинами из своего клана, на корабле плыла Дина — настало время выполнения миссии. Вечер, темнота расстилалась над котлованом, заполненным шатрами, которые почти все были пусты: паломники покинули их, чтобы собраться вокруг горы доставленных с побережья в обозах бочек со смолой и начать массовый молебен вокруг них. Ром же, не без внушения ордиема решил, что молиться на бочки со смолой глупо, ведь это не священные изображения зорков. Он остался в тот вечер в совём шатре, при огнях светильников, молясь на переносную дидалу с расставленными на неё статуэтками богов. Неожиданно полог его шатра взметнулся и вошла Дина. Она была в чёрном длинном платье с длинными рукавами и волосы её были убраны под чёрную косынку. В руках её был поднос, полностью накрытый простой холщёвой салфеткой, на нём лежали фрукты, стояла бутыль с вином, две чаши.  — Благословен вечер, Ром, — произнесла Дина. — Я принесла тебе ужин. Ром не поверил своим глазам. Только что он молил богов, просил у них сил и удачи, думая о том, как всерьёз отомстить этой женщине, а она оказалась легка на помине, нисколько не боясь его! Его возмутила её наглость и охватил сильнейший гнев:  — Тебе мало того, что ты уже получила? — сдавленным от ярости голосом проговорил он. — Тебе мало пощёчин? Тебя разорвать на куски? Дина не отвечала, внимательно следя за каждым его движением. белки его глаз покраснели от налитой крови, лицо вновь в секунду превратилось в страшную маску. Он шёл прямо на Дину, он сделал всего несколько резких шагов… Стоявшие на подносе Дины фрукты, бутылка с вином, чаши посыпались на кошму, разостланную в шатре, а сверху на них полились струи крови и ляпающим звуком начали падать окровавленные потроха. Заточенные, как лезвие кинжала, края половины подноса, разрезая салфетку и одежду Рома, въехали в его живот — глубоко. Ром не успел даже почувствовать боль, что-то понять и удивиться, он просто умер, рухнув на кошму. В ту же секунду в шатре оказалось человек пять из клана Дины, вооружённые лопатами. Они отпихнули в сторону тело Рома и, завернув его в кошму, принялись копать ему могилу. Дина вытерла окровавленные руки о чёрное платье. На нём никто не заметит кровавых пятен — она специально выбрала одежду такого цвета. Она сделала своё дело — убийство должно было совершиться именно её руками. Так решил ордием. Члены её клана теперь всё довершат сами. Яма была вырыта достаточно глубоко. В неё спихнули тело Рома, завёрнутое в кошму, с подносом в животе аж до самого позвоночника. Затем засыпали землёй, утрамбовав ногами так, что не осталось и холмика. После в лагере в котловане случился пожар — шатры горели все до одного и котлован уподобился огненному озеру. По окончании пожара котлован был тщательно обследован жрецами, убедившимися, что никто не погиб при пожаре, а значит, сочли они, место будущего храма не осквернено. А пожар, решили жрецы, ни что иное, как знамение к началу стройки. О пожаре было доложено верховному жречеству в Беросе и беросовские жрецы дали добро для начала возведения храма Всех Богов. И когда храм был выстроен, никто и не подозревал, даже Васа и его монахи, ясновидение которых было блокировано ордиемом, что храм осквернён мертвецом, гниющим под ним. Это значило, что храм уже не только не может проводить энергию зорков для грядущих благ, но и открывало ордиему доступ к Саломе. Когда Дина вернулась в Берос, она получила письмо от министра финансов Локады, приглашавшего её в свой кабинет, чтобы обсудить возможность возвращения ей её герровых плантаций. Дина удивилась: неужели об этом может идти речь? Бино всё же сумел отправить жену и детей за границу к их родственникам. И теперь он предвкушал встречу с Диной, мечтая хотя бы поговорить с ней. Дина явилась к нему в кабинет в простом скромном белом платье с вышивкой и роскошные волосы её были заплетены всего лишь в одну косу. После убийства бывшего мужа в ней пропала тяга к вычурным и открытым одеждам, украшениям, пышным причёскам. Она не чувствовала, что отомстила ему — убийство только отягощало. Бино разговаривал с нею как-то не по-деловому ласково и мягко, объясняя, что он считает, что с дочерью великого Чандра не совсем справедливо обошлись, отобрав у неё плантации из-за долгов её матери. Затем заявил, что может уговорить повелителя вернуть ей эти плантации — если она хочет. Дина усмехнулась: если она хочет! Разумеется, она хочет. И поняла желание министра финансов. Она помнила его ещё прыщавым мальчишкой, царевичем, не сводившим с неё влюблённых глаз там, в царском дворце, куда она была приглашена вместе с Ромом. Бино явно стремился исполнить мечту своей юности. Она рассудила: «Герровые плантации бы мне пригодились. Конечно, мои рынки снова лучшие в городе и приносят большой доход, но землевладение не будет лишним. Бино, вероятно, сможет вернуть мне земли. И заплатить ему придётся не одним свиданием в постели, а стать его постоянной любовницей… А почему бы и нет? Он мне не противен, как противен был Рахом. Не красавец, но и не урод, даже прыщи сошли. И почему бы не иметь в любовниках такого сильного покровителя, возможно, будущего царя Локады? Это пригодилось бы для нашего клана. Однако, всё же следует посоветоваться с нашими покровителями.» Вернувшись в свой дом, Дина в подробностях поведала Гурусу о своей беседе с министром финансов.  — Значит, он клеится к тебе и сулит вернуть плантации, — задумчиво произнёс Гурус. — Да, в этом мире богатство лишним не бывает, оно — эквивалент силы, особенно здесь, в Локаде. И ты как будто не против снюхаться с царевичем за его услугу? Гурус провёл медитацию и боги ордием дали добро на то, чтобы Дина стала любовницей Бино, но не уступала ему до тех пор, пока он не вернёт в её владение герровые плантации. Дина выслала министру финансов письмо, сообщавшее, что она очень хочет вернуть себе земли, принадлежавшее её отцу. При этом она так надушила бумагу, что это послужило знаком: за эти земли она готова дать Бино всё, что он желал. Бино поторопил было события, попытавшись напроситься к ней в гости раньше, чем побеседовал с отцом о возвращении ей плантаций, но она ответила вежливым письменным отказом, сославшись на недомогании. Бино пришлось побеседовать с отцом, убеждая его вернуть герровые плантации дочери Чандра, который так много сделал для Локады и для повелителя лично. Но Джамби колебался с ответом: да, Чандр был нужным человеком, но его больше нет, а кто такая его дочь? Всего лишь одна из жительниц Локады. Бино, никак не справляясь в упрямством монаршего родителя, переставшего почему-то поддаваться на уговоры снова и снова пытался явиться в гости к Дине, но той всё недужилось и недужилось и она намекала, что это от печали по утраченным отцовским землям. Выздоровела она внезапно и быстро, когда Бино всё же убедил отца подписать для Дины дарственную на герровые плантации её отца. Она, наконец, спросила: как ему удобнее вручить ей эту дарственную — в его кабинете или у неё дома? Бино примчался в гости в тот же день с пеналом в руках, в котором находились документы на восстановление владения Диной герровыми плантациями. Дина встретила его приветливо, любезно обращалась, усадила его за роскошно накрытый стол, всем видом давая понять, что он готова отблагодарить за возвращённые ей земли так, как хочет он. Бино сильно поглупел от радости, он много ел и много и бессмысленно болтал, перескакивая с одного на другое, не к месту заливаясь смехом. По окончании обеда Дина предложила Бино показать комнаты дома, в котором жил великий Чандр и выросла она. Она водила царевича из комнаты в комнату и когда они оказались в её спальной, она просто остановилась напротив него, ожидая его действий. Он поглупел окончательно, принялся обнимать её, целовать, стягивать с неё одежду. А затем оба оказались в постели… Бино был горяч и неистов в постели, в которой провёл с Диной часа два. А затем пришла пора возвращаться в свой дом и ночевать в нём, чтобы не вызвать подозрения, в супружеской измене. Он много говорил на прощание Дине о любви к ней — она улыбалась и любезно кивала. затем он выразил желание увидеть её загородный дом возле герровых плантаций, который, оказывается, был отремонтирован за счёт казны. Она ласково ответила, что всегда рада принять в этом доме такого гостя. Она проводила Бино до самых ворот, неподалёку от которых находилась его клеомбы. Когда он забрался в неё и она отъехала, в глазах у Дины потемнело и она упала без сознания. Она очнулась на лежанке в прихожей, увидав лица последователей ордиема, склонившиеся над ней. Видимо, её занесли в дом, когда она находилась без сознания.  — Ты долго не приходила в себя, — заметила одна из женщин. — Этот человек чем-то расстроил тебя и тебе стало плохо. Дина перевела на неё дикий взгляд, не поняв, о чём это она. Память заблокировала её свидание с Бино, которое произошло в этот же день. Больше ей с Бино встречаться не пришлось. На следующий день вернулась его жена с детьми, так и не доехавшая до своих родственников в Самахе. она была встревожена и объясняла своё возвращение тем, что в пути ей довелось увидеть дурной сон, якобы вещавший, что Бино угрожает зло. Царевич принялся успокаивать её, твердя, что сон её пустой и не предвещает ничего плохого, затем вновь возобновил все усилия, чтобы отправить её всё же к родне и получить возможность гостить у Дины. Дина же решила взглянуть на плантации герровых деревьев и загородный дом, в каком они были состоянии. Она знала, что после конфискации земель все рабы были распроданы и деревья герров сдавались в аренду крестьянам. Дина решила, что это неплохо — получать деньги за аренду, не нагружая себя заботой о содержании плантационных рабов. можно было бы со временем отремонтировать маслобойню при плантации и тоже сдавать её в аренду, как и казармы, в которых прежде обитали рабы — для рабочих маслобойни. Отреставрированный казной дом тоже сдавался в аренду, но Дина решила, что дом может пригодиться для клана на случай, если в нём появятся новые члены. Значит, аренду следовало закрыть. Она отправилась в клеомбе в своё загородное поместье, с ней за компанию увязались Мантака и Лурис. Но едва они выехали за пределы Бероса, как ей стало дурно и им пришлось возвращаться. С того дня она начала сильно слабеть и случалось, часами пролёживала в постели. Всё чаще у неё темнело в глазах и она теряла сознание. Люди Бино, знавшиеся с рабами Дины, доносили ему, что она часто испытывала недомогание, но он не воспринял это всерьёз, подумав, что это что-то временное. Он мечтал лишь выпроводить из страны жену и детей и снова встречаться с Диной. Вот тогда её недуги пройдут — он был в этом уверен. Однако, рабы в доме Дины не могли подслушать, когда Гурус вошёл в её спальную, где она отдыхала в полутьме и сообщил:  — Наши покровители предали для тебя новость: твоя миссия окончена. Тебе повезло больше, чем всем нам. Нам ещё предстоит служить и неизвестно, какой ценой. А твоя служба окончена. ты свободна и вскоре тебе предстоит иная работа: становиться аури.  — Я умру? — тихо спросила Дина.  — Тебе осталось немного. Так сказали ОНИ. Надеюсь, ты не боишься?  — Мне страшно… Немного…  — Возможно. Но свой остаток сил ты должна вложить в последний шаг: составить завещание. Твоё богатство нужно клану. Возможно, наш клан будет расширятся, одни будут приходить, другие уйдут. Ты же понимаешь, чем последователи ордиема богаче, тем им проще действовать в этом мире. Надеюсь, ты это понимаешь? Ты же не хочешь, чтобы после того, как тебя не станет, твой дядя-гитчи стал богаче на два больших дома, два рынка и герровую плантацию?  — Я понимаю, — пробормотала Дина. — Я всё сделаю. Она составила завещание, оставив всё своё состояние клану, поделив на доли на каждого члена клана. Но большую долю она всё-таки оставила Лурису, жалея его: он страдал, глядя на её медленное умирание и ей хотелось хоть как-то утешить его. После окончания всех формальностей в составлении завещания Дина слегла окончательно, не в силах даже подняться с кровати. Такое состояние продлилось всего несколько дней, но её ра успело внести свои коррективы, не только сотворив тень изумрудных Брегов, но и восстановив снятое было ордиемом проклятие Рома. Тогда Дина не справилась со своим ра. Она умерла ранним утром и Мазу, служившая одной из её сиделок, первая обнаружила её мёртвой. Она подняла страшный вой и рёв — это была трагедия существа, боявшегося потерять хозяина, при котором было сытно, спокойно и безопасно. На её вопли сбежались все члены клана и домашние рабы. Мазу плакала и причитала, стоя на коленях на коврике возле кровати своей госпожи. Рядом с ней рухнул на колени Лурис и зарыдал ещё горше — без голоса, но слёзы хлынули в три ручья. Члены клана смотрели на мёртвую Дину с завистью. Рабы пугливо ежились и переглядывались, не зная, что дальше ждать от судьбы. Когда Бино узнал о смерти Дины, он не тонул в слезах и ни один мускул не дрогнул на его лице. Но в считанные секунды изменилась вся его душа: она невероятно ожесточилась, озлобилась, очерствела. Он был привязан к миру гитчи, наполнен его чайрами, он не мог оставить его, но был способен ненавидеть — возненавидел. Он любил Дину и хотел быть с ней, но обстоятельство вырвали её у него и он не получил желаемого и не мог этого простить миру, где существовала смерть. Душа его стала настолько холодной и жёсткой, что заблокировала даже любовь к Дине, как это было когда-то с Ромом. На следующий день после известия о её смерти он уже снова был погружён в повседневные дела и мечты о власти. Но теперь это были мечты не преемника мудрого и справедливого Джамби Великого, а тирана, готового злоупотреблять терпением и смирением послушного и пассивного народа, больше всего ненавидевшего бунты и революции. Бино хладнокровно и расчётливо ждал смерти своего родителя и дождался — через три года после этих событий. И бы избран народом Локады на престол — подавляющим большинством голосов. За эти годы изменилась жизнь Диты. Она ждала возвращения мужа из паломничества, патрульные отряды несколько месяцев искали его в степях Урр-Шту, считая, что любимец повелителя, великий артист и владелец самого престижного павильона развлечений в Беросе мог попасть к разбойникам. А потом решили, что он сгинул навсегда и забыли о нём. Дита терпела вдовство три года, чтя память мужа. Она пролила много слёз вместе с безутешной Чантой. А затем время развеяло горе и нашлось немало мужчин, желавших утешить молодую и богатую красавицу-вдову Рома. И Лита выбрала из них землевладельца Парлипа, тоже вдовца, жизнерадостного, с толстыми румяными щеками и мягким покладистым характером — в нём не было ничего от предыдущего мужа Диты. Дита переехала за город в дом Парлипа возле его туресовых плантаций, оставив детей от первого брака бывшей свекрови и матери. Вскоре она забеременела от нового мужа, это сделало её счастливой и совершенно отбило охоту навещать сына и дочь, оставленных в городе. Вирана сделалась просто невыносима и у неё начали проявляться первые признаки сумасшествия. Да и Кир измучил всех в доме: ему пришла пора посещать школу, но он боялся туда ходить туда без бабушек и нянек и бабушкам стоило нервов хоть раз в несколько дней отправить его туда. на уроках он постоянно плакал, создавал хлопоты учителям и служил предметом насмешек у своих соучеников. Так изменилась жизнь в семье Рома после его смерти. А затем во всей Локаде подул ветер недобрых перемен — сначала слабый, но зловещий, а после — набирающий силу…