Изумрудные Берега!

Изумрудные Берега!

Берег ты — один,

Берег я — другой,

Между нами — река!

Марана перебрала струны, готовая с радостью, как покорная рабыня, выполнять все желания этого юноши. Он сделал жест, давая понять, что хочет, чтобы Марана тоже пела, продолжая песню. И она послушно подхватила:

И река нам не помеха!

Изумрудный цвет в глазах,

Будет нам любви утеха,

Словно ветру в небесах!

Затем оба их голоса слились в один:

Любовь — это больно!

Да, это боль!

Миг любви, что уголь на ладони:

Уголь, остывая, рану оставляет!

Из толпы на них смотрела, не сводя огромных тёмных грустных глаз, другая девушка, которую звали Чанта. Она жила по соседству с Адатом с самого детства и уже несколько лет была в него влюблена. Она знала про Адата всё. Он рано потерял мать и жил с отцом, преподавателем в школе танцев, обучившего им и сына. Он сделал Адата профессиональным танцором и вскоре после этого после этого скончался от сердечного приступа. Несмотря на талант к пению и танцам, актёрская карьера Адата никак не желала успешно складываться. Он пытался устроиться выступать в самом престижном развлекательном павильоне в Пальвах, носившем название «Солнце», в самом большом зрительском зале, стяжая славу, большие деньги и обожание зрителей. Однако, там даже не пожелали взглянуть, насколько он талантлив, его грубо и высокомерно прогнали, заметив, что их павильон уже полон самыми талантливыми актёрами. Натура Адата была чрезмерно, до болезненности горда и самолюбива, он не захотел искать работу в увеселительных заведениях рангом пониже и решил выступать на улицах. Он был убеждён, что если обычные уличные зрители увидят, какой талант отвергнут «Солнцем», этот павильон падёт во мнении всего города. Выступая на рынках и дворах, он на самом деле был оценён случайными зрителями, как певец и танцор. Ему хватало уличных заработков, чтобы платить за каморку, которую он прежде делил с отцом и досыта питаться. Так на уличных выступлениях он провёл четыре года, не оставляя мечты, что хотя бы так он прославится на весь город. Ведь он выступал каждый раз в разных местах, чтобы его узнавали повсюду и начинал представление с песни, которую сочинил сам:

Меня зовут Адат,

Великие боги

Подарили мне талант,

И крепкие ноги,

Что не могут

Без танца прожить,

Слава вам, боги!

И голос, что сладок,

Что ласкает вам слух!

Посмотрите же на меня!

Такого танцора и певца

Не увидите вы нигде,

Ни в одной стране,

Лишь в Пальвах на улице

Он поёт и танцует! Он лелеял иллюзии, что однажды сам владелец павильона «Солнце» приползёт к нему с просьбой выступать в его павильоне и попросит прощения за то, что прежде не оценил его. И Адат милостиво согласится. Адату казалось, что вот-вот это произойдёт, ведь его уже узнают и радостно встречают на всех улицах Пальвы! И то, что этого никак не происходило, не огорчало его — у него впереди торжество его победы. А пока он поживёт и так — в своей каморке. Его жилище было комнатой, разделённой пополам дощатой перегородкой, завешанной тряпками. На другой половине жили его соседи — юноша двадцати лет, его ровесник с шестнадцатилетней сестрой. Их звали Анг и Чанта. С ними вместе Адат вырос и играл во дворе, но после окончания начальной школы их дороги разошлись: Адат по целым дням обучался танцам, а Анга его мать устроила учеником в мастерскую по изготовлению сандалий. Мать Анга и Чанты, вдова, умерла вскоре после того, как Адат похоронил своего отца. И Адат, и Анг с Чантой были теперь круглыми сиротами. Когда Чанта отучилась в начальной школе, Анг сумел и её устроить в мастерскую, где работал сам. Брат и сестра всё реже виделись с Адатом, даже поживая почти в одном жилище. Но каждый раз, когда это происходила, от внимания Чанты не ускользало, что Адат превращается в юношу и хорошеет. И ощущала влюблённость в него. Для Адата же она оставалась всего лишь маленькой сестрёнкой друга детства — не более того. В ней не было ничего, что могло бы вызвать в нём иные чувства. Она была очень маленькой ростом, всегда ходила в скромной серенькой одежде, у неё было невзрачное личико, жидкие чёрные волосята, собранные в куцый пучок на затылке, тихий голос скованные робкие манеры. Адат хорошо к ней относился, уважая её тихий, скромный кроткий нрав и то что она умела заботиться о своём брате, но не других чувств у него к ней не было. С годами влюблённость Чанты в Адата не только не угасла, но переросла в любовь, которая причиняла ей страдания. И теперь с болью в сердце она смотрела на Адата, поющего дуэтом с худой, но очень красивой девушкой, и понимала, что у между ними зарождается любовь. Красивая и романтичная, какой у Чанты не будет никогда. Прячась в толпе зрителей, прижимая к груди тяжёлую корзинку с овощами, девушка поневоле восторгалась этой любовью, одновременно мучаясь от ревности. После выступления Адат разделил их с Мараной заработок пополам, хотя его заслуги было больше в том, что он у них появился. Маран ему очень понравилась, можно было утверждать, что это была любовь с первого взгляда. Девушка была тронута его щедростью. До сих пор ни один мужчина не проявлял к ней щедрости, она притягивала к себе похотливых скупердяев, домогавшихся её, но не предлагавших ни подарков, ни угощений. Как-то само собой получилось, что Адат и Марана шли рядом по улице, рассказывая друг другу о себе и сами не заметили, как оказались на окраинной улочке возле старого домишки, где Адат проживал в каморке.  — А вот мы с сестрой и каморку снять не можем, — вздохнула Марана, — уж который год ютимся в ночлежках! Адат пригласил Марану в гости и угостил её, чем был богат: компотом из ягод и фруктов, сесовыми лепёшками и жареным кусом. После ужина обоим захотелось ласк и эту ночь они провели вместе… С тех пор они были неразлучны. Они вместе выступали на улицах и ночевали в одной каморке. Марана не забывала сестру, одиноко ютившуюся в ночлежке. Ей было очень жаль Кити, той по-прежнему нездоровилось, Кити много плакала, чувствуя себя заброшенной и никому не нужной. Марана приносила ей еду, свежую воду, лекарственные отвары, утешала её, рассказывала про себя и Адата.  — Это такой мужчина! — с восторгом говорила она, гладя голову Кити, лежавшую на её коленях. — Я верю в него, он всё сможет, он вытащит нас из нищеты, подарит нам счастье! Он станет богатым и знаменитым, у нас будет огромный дом! Я возьму тебя жить к себе, а потом, если помогут боги, и у тебя, малышка, будет хороший муж! Марана и Адат прожили в счастливых иллюзиях несколько месяцев. Иногда они очень хорошо зарабатывали, иногда — совсем мало, но обоих переполнял оптимизм, им казалось, что вот-вот в их жизнь войдёт какое-то чудо, что избавит их от нужды. И такое чудо почти наступило. Адата пригласили выступать в одном увеселительном заведении, довольно престижном. Это означало стабильный заработок и прощание с нуждой. Только Адата брали туда, Марана им не подошла, её голос сочли слабоватым. Однако, удача выскользнула из их рук всего через два дня. На третий день Адата выгнали из этого павильона прочь, потому, что он умудрился поссориться с самим владельцем этого заведения из-за того, что тот посмел раскритиковать его обувь. Марана впервые разозлилась на своего возлюбленного, даже раскричалась на него:  — Ты разрушил все мои планы! Я рассчитывала, что у нас теперь будут деньги, мы сможем снять жилище получше, пожениться! Неужели ты не мог промолчать, стерпеть?!  — Я не мальчишка и не раб, чтобы мне мог кто-то указывать! — возмутился Адат.  — Но мы бедны, Адат, мы бедны! Разве мы можем позволить себе быть такими гордыми?! Она принялась уговаривать Адата поискать работу в других увеселительных заведениях, ему должно повезти с его талантом и энергией. Поначалу он послушался её и принялся искать себе место в каком-нибудь ресторане или зрелищном доме, но три раза получив отказ, его больное самолюбие заставило его почувствовать себя слишком униженным и он наотрез отказался и дальше ходить по увеселительным заведениям в поисках работы. Марана настаивала, чтобы он не отступал от намеченной цели, но он отвечал:  — Улица меня прокормит! Мне хватит и того, что я зарабатываю на ней!  — Но мне-то не хватит! — кричала Марана. — Я не хочу больше этой нищеты! Я не хочу знать голод! Ах, если бы у меня был такой сильный голос, как у тебя, я бы ни за что не согласилась выступать на улице! Они всё чаще ссорились и однажды разругались так сильно, что Марана ушла в ночлежку к Кити. Ни Адат, ни Марана не желали мириться первыми и размолвка их затянулась. Марана снова выступала на улицах одна, облачившись в своё алое платье, уже потускневшее, выгоревшее от солнца и стирок. Однажды, танцуя на улице неподалёку от храма бога Чиона, она была замечена человеком в очень богатой клеомбе. Клеомба представляла собой транспортное средство — частично карету, частично паланкин, частично автомобиль. Клеомба этого человека была изготовлена из дорогого дерева, древесина которого была красна сама по себе, как коралл, дерево это росло только на нескольких островах планеты Салома и его древесина очень ценилась. Клеомба была также украшена резьбой и инкрустациями из полудрагоценных камней, занавески — из сверкающей золотом парчи. Из этой клеомбы выбрался шаро — коренастый, большеголовый, в бледно-зелёной хламиде и серых шортах. Одежда на нём была настолько добротной, что Маране подумалось, что рабы у иных господ могут быть счастливее свободных. Шаро направился прямиком к танцующей Маране, бесцеремонно распихав толпу вольных лато, как будто он был выше их по положению, и таких же рабов, как и он. Он остановил танец Мараны, представился, сказав, что его зовут Цихар и передал, что его хозяин желает, чтобы она выступила в его доме, за что он щедро ей заплатит. Марана не могла отказаться от этого предложения. Хоть ей и показалось странным, что в богатый дом приглашают какую-то танцовщицу с улицы, а не из престижного увеселительного заведения. Цихар назвал адрес, по которому она должна была явиться в дом его господина и даже оставил ей деньги, чтобы она мола нанять клеомбу или повозку, которая довезла бы её туда. Клеомба, нанятая Мараной, вывезла её на улицу, где находились обширные усадьбы богатых людей и их роскошные дома. У Мараны перехватило дыхание, ей показалось, что она попала в иное измерение. Вот, оказывается, какие места были в Пальвах! Дома из трёх и четырёх этажей, с архитектурными изысками, искусные ажурные ограды, клумбы перед домами, богатые клеомбы, люди в дорогих одеждах. Вот она, иная прекрасная жизнь! Дом, куда её приглашали выступать, оказался одним из самых крупных и богатых. Когда её встретил Цихар и повёл внутрь этого дома, она не на шутку оробела. Когда перед глазами бедной танцовщицы предстала обстановка этого дома, она позавидовала рабам, живущим в нём. Каждый день они ходили по этим толстым коврам, могли дотрагиваться до этой мебели из лучших пород деревьев с позолотой и инкрустацией, этой посуды из серебра и золота. Наконец, она увидала человека, перед которым должна была выступать. Мурашки побежали по её коже от страха. Он был уже немолод, но не был и стариком, хоть и большая часть его длинных волос, падавших на широкие мощные плечи, были покрыты сединой. Он был хорошо и крепко сложён, в теле его ещё ощущалась недюжинная отнюдь не стариковская сила. И черты его лица были породисты, они носили следы былой необыкновенной красоты. К тому же, он был высокого роста, у него была горделивая осанка властного и сильного человека. Мужчина такого типа мог завоёвывать сердца женщин даже в своём отнюдь не юном возрасте. Если бы не его глаза… Его глаза и испугали Марану. Они были очень крупные, выразительные, тёмно-карие, необыкновенно холодные и пронзительные. Это были глаза демона. Однако, он не собирался причинять ей вреда. Он обращался с ней совсем не угрожающе. Он просто объяснил ей, что она понравилась ему и он хотел бы провести с ней ночь. Он посулил ей за это заплатить тию — монету, означавшую для кого-то целое состояние. Так платили обычно только самым дорогим и искусным проституткам. Он даже милостиво заметил ей, что если она откажется, он не станет её принуждать и просто отпустит. Он на самом деле не собирался причинять Маране зла. Она вызывала в нём странные чувства, как будто она должна внести в его жизнь что-то очень важное для него. У Мараны забилось сердце. Тия была крупной монетой из золота в форме восьмёрки с изумрудом посередине. За такие деньги Марана могла бы приобрести что-то, что приносит постоянный доход и избавляет от нужды. И это всего за одну ночь с богачом! Она согласилась не раздумывая. И нашла, что в постели этот немолодой мужчина не так уж плох. Кроме того, было приятно находиться и заниматься этим в огромном доме, в роскошной спальной, на обширной кровати с постелью из нежнейших тканей, среди вещей, каждая из которых являла собой шедевр мастерства тех, кто их создал. Кроме того, перед тем, как она оказалась в спальной, её накормили ужином из восьми изысканных блюд и она впервые в жизни наелась досыта самой лучшей еды, которой прежде не пробовала. А ещё перед ужином её помыли в ванной таким душистым мылом и умастили такими дивными благовониями, что у неё от восторга закружилась голова. И облачили в тогу из газовых тканей, почти неощутимых для тела, как паутинка. Маране захотелось стать если не женой, то хотя бы содержанкой этого богача. Она бы ради этого пошла на всё, она бы угождала ему, как рабыня, если бы он отщипывал ей крохи от своего богатства. Она бы даже сумела забыть, что любит Адата и мечтает с ним помириться. Что ей дала любовь, кроме заботы, обид, раздражения? Она теперь хочет быть не просто сытой и добротно одетой, она жаждет роскоши, красивых вещей, избытка! Но богатый господин не предложил ей стать его содержанкой. Утром он отдал ей обещанную тию и выставил из своего дома, даже не покормив завтраком. Впоследствии она надеялась, что он ещё вспомнит близость с ней и снова позовёт её и будет с ней щедр, но этого не произошло. Марана сумела выгодно распорядиться тией. Она приобрела палатку еды — шатёр на шестах, который устанавливался на арендованном участке рыночной площади. внутри шатра пол устилался циновками, на которые могли присесть желающие перекусить в этой палатке. Там же, в шатре, стояла жаровня, огромная сковородка, разделённая на несколько ячеек, в каждой из которых можно было одновременно жарить разное: овощ кобу, заменяющий мясо, турес, овощи, водяные растения, изделия из теста. Рядом с жаровней стояли ящики с сырыми овощами, бучки с водными растениями, мешки с мукой и сахаром, кувшины с герровым и сливочным маслом, вареньем. Всем этим теперь владела Марана и по целым дням не выбиралась из этой палатки, жаря еду на сковородке и продавая её покупателям. К тому времени Кити уже разрешилась от бремени шестимесячным выкидышем, который, к облегчению обоих сестёр, родился мёртвым. Оправившись после неблагоприятных родов, Кити начала помогать сестре в палатке, потому что одной там было управиться немыслимо. Деньги на жизнь палатка еды давала и сёстры начали выбираться из нищеты. Они сняли комнату в доходном доме и не могли натешиться, что у них, наконец, появилось жилище. Обе могли теперь питаться досыта. Они приобрели себе одежду из более мягких тканей, чем воша. В Локаде выращивали вьющееся волокнистое растение КАР коричневого цвета, обрабатывали его, разделяя на волокна, делали из них нити, из нитей — ткани. Ткани кар были лучше и приличнее воши. Из кара шили одежду простолюдины, которые не были нищими и имели кое-какие доходы и рабы из богатых домов. Марана была бы счастлива, но из её памяти никак не уходил Адат.  — Я тоскую по нему! — вздыхала Марана вечерами, во время отдыха в съёмной комнате.  — Почему бы тебе не разыскать его и не помириться? — спрашивала младшая сестра.  — А как я объясню ему то, что у меня появилась эта палатка?  — Ну, не рассказывать же про того господина! — хихикнула Кити. — Скажи, что получила неожиданное наследство от какой-то тётушки, о которой ты до сих пор и слыхом не слыхивала. Вот не знала её — и всё. А наследство получила. Что плохого в том, что мы, д и он, если вернётся к тебе, сможем жить безбедно? Адат сможет нам помогать, вместо того, чтобы выплясывать на улице, в палатке-то прибыльнее! Марана тепло улыбнулась. Вот за что она так сильно любила младшую сестрёнку: когда та начинала утешать, на душе становилось легко. Кити была оптимистка и умела оптимизмом заражать. Вот и сейчас она всё правильно говорит. Только ы найти Адата! Всё будет хорошо. Однако, искать его не пришлось, он неожиданно объявился сам. Был обычный день, как и всегда. Кити ворочала деревянной ложкой всё, что жарилось на огромной сковородке, а Марана раскладывала это на большие листья туреса и продавала посетителям. Адат неожиданно появился перед ней и она вскрикнула от радости и попыталась скороговоркой выложить версию, предложенную Кити, о получении ею наследства, но он резко перебил её, бросив в лицо:  — Шлюха! Лгать тебе не придётся, я всё знаю! Я выступал на соседнем рынке и рабы того богача, что использовал тебя, как проститутку, много болтали об этом. Ты предала меня, Марана! Я никогда не прощу тебя! Он произнёс это в присутствии посетителей палатки, но Марана проглотила то, что он публично унизил её и принялась заискивающе оправдываться:  — Да, Адат, я поступила так, потому что мы были в размолвке! Я считала, что ты бросил меня, ведь ты же никак не хотел мириться! Если бы ты был со мной, я бы никогда тебе не изменила!  — Я не хочу этого слушать! — закричал Адат. — Дело уже сделано, ты была с другим, значит, со мной ты уже не сможешь быть никогда! Эти слова вызвали у Мараны неожиданный приступ сильного гнева. Так значит, он бросает её навсегда?! И это в благодарность за то, что она мечтала вытащить его из нищеты! Не оценил ничего!  — Не велико счастье быть с тобой! — зло проговорила она и тёмные глаза её сделались холодными и ненавидящими. — Ничтожество! Как же ты меня разочаровал! Не сумел обеспечить мне достойную жизнь, вот мне и пришлось сделать это самой! Гордый голодранец! Ему хватало горстки монет, что ему подавали за уличные выступления! А мне вот не хватало! Тот богач сумел оценить меня, а вот кто оценит тебя? Сдохнешь на своей улице таким же нищебродом, как сейчас! Глаза Адата вспыхнули таким яростным огнём, что Марана испугалась, что он может её ударить. Но он лишь развернулся к ней спиной и, пошатываясь, побрёл прочь из палатки. Слова Мараны, её оскорбления, настолько ранили его, что у него началась горячка. Он едва добрался до своего жилища, чуть ли не на четвереньках вскарабкался на крыльцо, забрёл в свою каморку, а там рухнул на пол и у него начался бред. Ночью слова бреда и стоны Адата донеслись за перегородку до слуха Анга и Чанты. Они вошли к нему, уложили его на кровать и Чанта осталась на его половине, делая ему примочки из холодной колодезной воды до самого утра и молясь богам, чтобы он не умер. Горячка Адата продлилась почти три дня и Анг с Чантой ухаживали за ним и особенно преданно это делала Чанта, охлаждая его колодезной водой и обмахивая его веером. Когда Адат пришёл в себя и понял, что друзья не оставили его в беде, он понял, что единственное, чем он сможет их отблагодарить, это откровенно, как самым близким людям, поведать о своей беде.  — Я всё это время только и думал о ней, — чуть не плача, говорил он, — но я был лишком горд, чтобы первым идти мириться. Но, может, следовало это сделать? Вот, столько времени она была одна, без меня, поэтому изменила. Наверно, не стоило мне быть таким гордым!  — Стоило, — спокойно ответил Анг. — Если женщина способна изменить, она изменит в любом случае. Зато ты узнал, какова твоя любимая на самом деле. Разве ты хочешь прожить жизнь с женщиной, которая ненадёжна?  — Как же так получилось, что я полюбил её!  — Друг, тебя прельстила её красота, а красота женщины — это последнее её достоинство, не главное. Да и любви не следует поддаваться, ты же знаешь, боги предостерегают нас от неё. Адат задумался. Вероятно, Анг правильно рассуждает. Но как теперь избавиться от обиды на Марану? Как не думать о том, что он так сильно любил её, а она предала, унизила? В тот день он заметил, что Чанта не ушла на работу в мастерскую, а занимается домашними делами.  — Чанта, разве у тебя сегодня выходной? — спросил он.  — У меня теперь будет очень много выходных! — усмехнулась она. Адат всё понял. Она потеряла своё место в мастерской, потому что пропустила рабочие дни, ухаживая за ним. В последнее время он начал догадываться о чувствах этой девушки к нему. Потому что ещё раньше, когда она видела его вдвоём с Мараной, она сильно грустнела и этого нельзя было не заметить. Когда же он был без Мараны, Чанта смотрела на него с такой нежностью — и этого нельзя было скрыть. Адат же только жалел её в душе — не более того. Но теперь, став сам страдальцем из-за любви, Адат иначе взглянул на Чанту. ” — В ней нет красоты, — рассуждал он, — но сколько других прекрасных качеств! Она-то уж точно не смогла бы изменить мне с другим. И даже если бы я умер, она осталась бы мне верна и после моей смерти! Она готова ради меня на любые жертвы, не пожалеет и себя ради меня. Терпение и надёжность — не самое ли лучшее, что может быть в женщине? И неужели это должно остаться без вознаграждения?» Он понял, что ему предстоит принять очень серьёзное решение. Он хочет любой ценой забыть Марану, а это возможно только в том случае, если у него появится другая женщина. И не важно, что он не сможет любить эту, другую. Важно, что она будет рядом — верная, добрая, опора, создавая контраст самовлюблённой, заносчивой, злонравной Маране, утешая его этим. Он твёрдо решил: ему нужна Чанта. Она находилась во дворике за домом и маленьким топориком колола лыжу свака на щепки, чтобы развести огонь в очаге и приготовить пищу. Адат приблизился к ней и взял за руку.  — Остановись, Чанта, — попросил он, — прекрати, пожалуйста, работу ненадолго. У девушки бешено застучало сердце: впервые Адат так нежно разговаривал с ней. Она послушно отложила в сторону топорик. Оба сели на вязанку лыж свака, что Анг купил недавно с телеги торговца сваком.  — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — сказал Адат. — Ведь ты же любишь меня, Чанта, правда?  — Правда, — ответила девушка, стыдливо опустив большие тёмные глаза.  — Жизнь и любовь преподали мне жестокий урок, — продолжал Адат, — я теперь знаю цену женской красоте — грош цена! Тот богач переплатил Маране. Чему нет цены, так это твоей доброте и порядочности, Чанта. Это в тебе полюбил я сегодня! Если ты согласишься стать моей женой, ты станешь святым для меня. Я всегда буду уважать тебя и никогда не брошу. Чанта расплылась в торжествующей улыбке. Четыре года она молила богов об этом — чтобы Адат достался ей, чтобы женился. Не любил, у богов нельзя просить любви, потому что она — зло, пусть бы только женился. В очередной раз она убедилась, что терпением можно достигнуть многого, в том числе желанного мужчину. Ждать и молиться — вот главные заповеди успеха. А то, что он не любит её так сильно, как Марану, ну, что ж, любовь ведь это грех, от неё жди беды. Вот и любовь Адата и Мараны закончилась печально: Адат чуть не умер от горячки из-за неё. Свадьба Адат и Чанты была весьма скромной, как это всегда бывает у бедняков. Обряд бракосочетания стоил денег и чем крупнее и богаче был храм, тем дороже надо было платить. У Адата не было ни гроша, но Чанта кое-что накопила, когда работала в мастерской и сумела не только оплатить ритуал в храме, но и взять на прокат свадебные наряды себе и жениху, купить брачные браслеты и заплатить гравировщику, чтобы тот выгравировал на браслетах имя её и Адата. Кое-какие накопления нашлись и у Анга и он устроил небольшой свадебный пир для сестры и друга. Адата тяготили предсвадебные хлопоты. Он сомневался, не делает ли он ошибку, связав свою судьбу с Чантой, но отступать было поздно. Сказать Чанте, что он передумал, означало навсегда потерять дружбу с Ангом, последнего хорошего надёжного друга в этом мире. Адат слишком дорожил этой дружбой и хотел сохранить её любой ценой. Он привыкнет к Чанте. В конце концов, она тоже прекрасный друг, как и Анг и с ней он не будет знать боли. Адат и Чанта совершили обряд бракосочетания в самой скромной часовенке, заплатив жрецу. Брачная ночь их прошла в каморке на половине Адата. А ещё через день Чанта, наконец, лишившаяся девственности, впервые повеселевшая за долгие годы, поспешила на базар и рассказала знакомой торговке овощами о своём замужестве. Чанта сделала это умышленно. Она знала, что эта торговка была болтливой бабой и могла разнести новости о браке Адата и Чанты по всему рынку, вплоть до палатки Мараны. Чанте очень хотелось, чтобы Марана, когда-то счастливая соперница, почувствовала себя проигравшей ей, Чанте, серенькой невзрачной скромнице. Торговка, услыхав такую новость, оставила свой товар под присмотром соседа и не поленилась пересечь весь рынок, добраться до палатки Мараны и, сияя от злорадства, сообщить той:  — Адат женился на Чанте! Вот так-то! А ты как думала? Если у тебя смазливая рожа и палатку эту ты нажила потаскушеством, то он навеки твоим останется? Нет, мужчины ценят в женщине другое! Марана закипела от злости. Ей захотелось наброситься на наглую бабу, говорившую ей гадости, но та был сильнее, поэтому позволяла себе дерзить. Марана почувствовала саму настоящую ненависть к Адату.  — Чтоб ты сдох! — вслух проговорила она. — Со мной ты бы стал счастливым, жил бы без нужды! Ну и сгнивай живьём со своей жалкой голодранкой! Марана продолжила работу, старательно нарезая овощи. Труд не помогал, злоба и бешенство жгли мозг огнём. Ей пришлось оставить палатку на Кити, бежать домой, закрыться в комнате и пережить сильнейшую истерику. Она выла, кричала, раздирала до крови руки и бёдра, рвала на себе волосы. А затем пришло облегчение. ” — Ну и пусть, — подумала она, — не велика потеря. Зачем мне этот нищий, не способный ни на что? Всё к лучшему.» Буквально на следующий день произошло событие, которое отвлекло от личных переживаний. В палатку Мараны зашёл оборванец, маленький, щуплый, потный. Он захотел купить пирожков. Марана сурово спросила:  — А платить у тебя есть чем? Или ты думаешь, что тебе тут всё в долг дадут? Внезапно за её спиной раздался вопль Кити, такой резкий, как будто та ошпарилась кипящим маслом:  — Сестра, сестра, да вот же он, что меня обрюхатил!!! Держи, держи, не отпускай его! Оборванец округлил маленькие хитрые глазки и выбежал из палатки, но Марана кошкой метнулась за ним и вцепилась в его рваную одежду из воши:  — Стой, стой, негодяй! Так это ты моей сестрице набил пузо своим отродьем и сбежал невесть куда! Девушек, девушек обманывать! — она замахнулась на него деревянной ложкой, покрытой герровым маслом, блеснувшим на солнце. Мужчина в ужасе закрыл лицо ладонями.  — Ах, не бей, не бей меня! — взмолился он. — Я слабый, пожалей меня!  — Пожалеть?! — рявкнула Марана. — Ты женишься на моей сестре, иначе я не изобью — убью тебя! Их окружили базарные зеваки, потешаясь дармовым зрелищем. Оборванец как-то сразу согласился жениться на Кити. Его звали Магама, он был батраком-подёнщиком, скитавшимся из деревни в деревню, нанимаясь на любые работы за кров и еду. Таких, как он, было много — безземельных лато, вынужденных работать, как рабы — только за пропитание. Потому что в Локаде было предостаточно рабочей силы: шаро множились и даже многие крестьяне имели рабов и не было нужды нанимать кого-то за деньги. Но если вольные лато были готовы работать за еду, то почему бы не нанять? Еды у крестьян в Локаде всегда предостаточно, а раба ещё надо одевать и отвечать за него. Марана разделила комнату, в которой жила с Кити на две половины, повесив занавеску и отделив часть жилья для молодожёнов. Магаме показалось, что он попал в рай. У него в кои то веки появилась кровать, он мог спать не на земле или соломе, укрываться одеялом, ему подарили новую целую одежду вместо рванья, из цельной воши и он мог много есть. Это было б настоящим счастьем, если бы не свирепая своячница, постоянно гнавшая его на работу в палатку для еды, чуть ли не пинками. Он был тихий, ленивый, прожорливый и жил смирно при своей жене. Между тем, Адат ждал прибавления в своей семье и это заставило его погрустнеть от забот. Заботы легли на его плечи бОльшим бременем, чем он ожидал, после того, как женился. Чанта не торопилась искать себе какую-нибудь работу, чтобы приносить домой деньги, видимо, считая, что муж обязан прокормить и себя, и её один. А когда вскоре после свадьбы выяснилось, что она беременна, то ни о какой её работе и речи быть не могло. Теперь Адату приходилось выступать на улицах вдвое больше часов и если раньше он делал это себе в удовольствие, то теперь это превратилось в тяжкий труд. Чанте надо было питаться за двоих. Жизнь Адата начала терять последние радости. Тяготили мысли, что грядущем придётся кормить и ребёнка, а как это сделать, он не знает. Анг уговаривал его заняться чем-то другим, более прибыльным, например, шить сандалии. Анг пытался обучить его изготавливать сандалии, но у Адата ничего не получалось, он только ранил руки и злился. В положенный срок Чанта родила мальчика, которому Адат дал имя — Ром — «камень».  — Может, как камень, будет твёрд и станешь сильнее меня, — говорил Адат. — И, как камень, вынесешь многое. Мне же такая ноша, как жизнь, кажется, не по силам. Ребёнок на самом деле требовал бОльших расходов, чем прежде, а доходы Адата не росли. Вечно усталый, раздражённый нищетой и неудачами, он переутомился морально и это сказывалось на его физических силах. Анг, у которого было сильно развито чувство родства и привязанность к сестре, помогал, чем мог, давал ей деньги якобы в долг, но и он, и сестра, и зять понимали, что этот долг если и будет возвращён, то очень не скоро. А затем Анг понял, что помогая семье сестры, он сильно обделяет себя. И ему, и Адату стало не хватать денег, чтобы платить за жилище и они нашли себе бесплатное пристанище, отыскав на берегу моря кем-то выстроенную и брошенную хижину и переехав туда. Сразу стало материально легче. К тому же, иногда море выбрасывало на песок съедобные водные растения, Чанта собирала их и варила или запекала, чтобы накормить свою семью, это помогал экономить. Но Анга не устраивала жизнь в хижине. Ему был нужен настоящий дом.  — Я слышал, в Беросе лучше платят в мастерских по пошиву обуви, — говорил он. — Надо попытать счастья в столице. А может, я найду там себе жену, у которой есть дом и мы заберём вас к себе жить. И вскоре он на самом деле уехал в Берос. К тому времени Рому уже исполнилось два года и Чанта поняла, что, оставшись без помощи брата, она теперь обязана сама помогать мужу. Иначе ей не прокормить подрастающего сына. И она начала подрабатывать в садах и огородах у их владельцев. В ту пору в Пальвы прибыл один из учёных жрецов старшего чина храма богини Амалис в Беросе Чандр. Он занимался астрономией и был очень богат. Под Беросом у него были очень большие плантации герровых деревьев. Герровое дерево могло вырастать до десяти-одиннадцати метров в высоту, оно было с чёрной корой и тёмно-синими листьями и коричневыми плодами величиной с крупную сливу. Эти плоды содержали в себе масло и рядом с плантациями этих деревьев на земле Чандра находилась маслобойня, на которой из этих плодов выжимали масло. Герровое масло служило очень важную службу всей Саломе. Оно шло в пищу и служило двигательным топливом для клеомб. Жом от герров использовали для кормления ликков — крупных животных величиной с индийского слона, но по внешнему виду больше напоминавших медведей, стоявших на растроенных копытах, у ликков были носорожьи морды, но без рога. Тела их были покрыты густой коричневой шерстью. Эту шерсть вычёсывали и использовали для изготовления тёплых тканей. Ликк был вьючным животным и он давал густое и очень питательное молоко. Поэтому жом от герров охотно покупали владельцы ликков. У Чандра был двухэтажный дом при этой плантации, был у него и другой дом, четырёхэтажный, в городе, в Беросе, окружённый обширным приусадебным участком с садом и огородом. Кроме того, в Беросе он владел двумя большими рыночными площадями. И дом в городе, и рынки достались ему ещё давно в наследство от родителей. плантации же он нажил сам долгими годами служения повелителю Локады Джамби Великому. Дело в том, что Чандр обладал особым даром — он был проводником зорков и время от времени общался с ними в состоянии медитации. Они предупреждали его о многих неприятностях, что грозили правителю или государству, а Чандр, в свою очередь, предостерегал самого Джамби. Джамби Великий правил Локадой уже пять тысяч лет и он же являлся её основателем, одним из пятнадцати царей, разделивших между собой материк Шамулу и договорившихся соседствовать мирно, оказывая друг другу всяческое содействие в процветании их государств. Джамби пережил их всех, в соседних государствах менялись главы, а он продолжал править своей державой, превращаясь в древнюю высохшую, но живую мумию. Но это лишь вызывало уважение его народа, приписывавшего ему благополучие Локады. Джамби ценил Чандра и доверял ему. И в знак особого расположения подарил ему герровые плантации, которые когда-то перешли в государственную казну от умершего хозяина, у которого не оказалось наследников. Но Чандр поулчал и иную информацию, касающуюся не только престарелого Джамби. Он знал от богов: у него может появиться ребёнок, обладающий такой же способностью, как у него, быть проводником зорков. Ему было так же известно, какая именно женщина способна от него такого ребёнка родить. Чандр был уже не молод, но и не настолько стар, чтобы оказаться не в силах стать отцом. И слабое здоровье тоже не было в том помехой. До сих пор у него не были семьи — ни жены, ни детей, его устраивало его одиночество. Но теперь ему был очень нужен этот ребёнок, который стал бы продолжателем его дела, которое являлось всем смыслом его жизни — общение с богами и предупреждение всех бед и катастроф, грозящих Локаде и её правителю. Чандр был истинным патриотом совей страны и игом, безнадёжно принадлежащим миру гитчи, насквозь пропитанным его наркотиком — чайрами. Он получал от мира гитчи награды за свои старания — богатство, славу, определённую власть, он принимал это, как должное, заслуженное. Но, поскольку его отношение к Локаде было искренним, ему было не безразлично, что станет с этим государством после его смерти. На Саломе было возможно прожить несколько тысяч лет, но Чандр не был так оптимистично настроен насчёт своего долголетия. Здоровье его ухудшалось и только морской воздух Пальв и отличные врачи поддерживали его. И всё же большую часть жизни Чандр проводил в Беросе, ведь там он занимал ещё и должность старшего жреца-звездочёта в храме богини Амалис. В Пальвы же он обычно наведывался осенью, когда жара относительно спадала и останавливался в собственном небольшом коттедже на побережье. И там отдавал себя в руки пальвских врачей. И тем не менее, он не верил, что может прожить ещё хотя бы лет сто. Локаде был нужен переемник Чандра, способный общаться с зорками и узнавать от них всё, что нужно для блага государства и правительства. И он хотел, чтобы этим переемником был его ребёнок, его плоть от плоти, его собственность. И боги открыли ему, кто эта женщина, способная родить ему такого ребёнка. Это была Марана. Прибыв в Пальвы, Чандр быстро отыскал её с помощью наводки богов и решил поговорить с ней без проблем и пригласил её в свой дом, заказав в её палатке почти сотню жареных пирожков с фруктовым вареньем. Марана обрадовалась такому заказу, всё утро они с Кити жарили пирожки, а затем Марана, сложив их в пёстрый короб, отправилась к дому Чандра. Таково было его условие, переданное через посыльного раба: ей заплатят за пирожки, если она принесёт их сама. Когда она разыскала коттедж Чандра, ей пригласили в дом. Марана не могла не отметить: дом хоть был и не велик, но обстановка в нём была роскошная — мебель из дерева ценных пород, посуда из золота и серебра, рабы одеты только в одежду из кара. Сам Чандр ждал её в гостиной, сидя в обширном кресле, украшенном узорами из золотой проволоки и полудрагоценными камнями, сам он был облачён в тёмные одеяния из дорогой ткани. Без предисловий Чандр завёл с Мараной почти деловой разговор, вкратце рассказав о себе и предложил ей стать его женой, чтобы родить ему ребёнка, который ему очень нужен. В награду он обещал ей свою щедрость. Марана не могла поверить услышанному: как, она получила возможность стать женой одного из самых богатых и влиятельных людей Бероса? И не верилось до тех пор, пока Чандр не прислал в её жилище портных, человек шесть, которые должны были в рекордные сроки изготовить для неё свадебный наряд. Марана пребывала в каком-то ином измерении, ей казалось, что всё происходит не с ней: как, она станет очень-очень богатой?! Вот так, просто?.. В таком же состоянии пребывала и Кити, убеждённая, что войдёт в богатую жизнь вместе с сестрой. Однако, оказалось, что Чандр не желал, чтобы Кити и её муж присутствовали на его свадьбе. Он планировал, что его бракосочетание с Мараной пройдёт в храме Амалис в Пальвах вообще без гостей. Чандр как будто стыдился своей женитьбы, стараясь не афишировать её. Марану это огорчало, ей хотелось пышного свадебного торжества, чтобы на нём присутствовали сотни знатных и богатых людей, которые узнают её имя. Но Кити уговорила её не перечить жениху:  — Смирись с тем, что свадьба пройдёт не так, как ты хочешь. Зато после свадьбы какое ждёт богатство! Ведь ты и нам с Магамой поможешь, не оставишь нас в этой нищите, верно, сестрёнка?  — Конечно, не сомневайся. Я заберу вас в Берос, там у Чандра огромный дом, места хватит всем. После свадьбы Маране казалось совершенно странной её новая жизнь: то, что утром рано не надо было вставать, чтобы вкалывать до седьмого пота, можно было хоть сутки валяться на широкой мягкой роскошной кровати, бездельничать, не заботиться ни о чём. Необычным казалось и то, что рабы Чандра прислуживали ей, делая всё, о чём она просила. Она ещё не научилась им приказывать и не ощущала, что они намного ниже её по социальному положению. Когда она была уличной плясуньей, она улыбалась одинаково любезно как лата, так и шаро, всем, кто кидал в её бубен деньги, пожелав заплатить за зрелище, не задумываясь, кого благодарит за это — свободного или раба. В палатке еды она обслуживала простых людей, трудяг, базарных торгашей, тех же рабов — всех, кто отдавал ей деньги. Откуда у рабов могли быть деньги? Возможно, поощрили их хозяева за особую преданность, может, выиграли в азартные игры, может, украли. Какая разница? Марана прислуживала тем, кто ей платил — вольный или раб. А теперь ей самой прислуживают рабы. Ей очень хотелось показать Кити коттедж Чандра, все восемь комнат на двух этажах, роскошную обстановку дума, но муж запретил ей это:  — Я не желаю, чтобы эти люди входили в мой дом и беспокоили меня. Я разрешаю тебе делать сестре подарки, но в этот дом её не приводи. Чандр почувствовал себя плохо, проведя с Мараной несколько ночей. Он даже отложил возвращение в Берос, опасаясь, что дорога утомит его. Маране не терпелось отправиться в столицу, чтобы увидеть своими глазами всё, чем владел её муж. Но Чандр не желал усугублять своё нездоровье плаваньем на корабле и пальвские врачи теперь бывали в его доме чаще, чем обычно. Но вскоре Марана и в Пальвах начала ощущать вкус настоящей роскошной жизни. Чандр, как и обещал, был щедр с ней. У неё появились дорогие наряды и драгоценности. Принарядила он и сестру с зятем — Чандр дозволял делать Кити подарки, только не разрешал приводить её в свой дом. Марана забеременела почти одновременно с Кити и Чандр порадовал её особым подарком — личной клеомбой. Клемба эта была изготовлена из ценной породы дерева БЕЛЬТУК, древесина которого была белой, как снег. Кроме того, эта клеомба была инкрустирована полудрагоценными прозрачными камнями и на солнце клеомба сверкала, как снег. Марана быстро выучилась водить её, но Чандр настоял, чтобы это делал раб-водитель и запрещал ей разъезжать по городу одной. Кроме воителя её сопровождала приближённа рабыня, которую звали Сива. Марана почти ежедневно наведывалась в гости к сестре. Чандр разрешил подарить Кити раба, чтобы тот трудился за неё в палатке еды, а Кити в состоянии беременности могла отдыхать дома. Однажды, возвращаясь домой от сестры, разодетая в самые роскошные наряды, украшенная драгоценностями, надушенная самыми дорогими духами, она случайно увидала Чанту, уныло бредущую в сторону окраины, держа за руку своего трёхлетнего сына. У Мараны тоскливо заныло сердце, стоило ей взглянуть на Рома: мальчик, сын другой женщины так сильно был похож на Адата! Вот оно, живое свидетельство того, что Адат больше не принадлежит ей, Маране. Ревность больно уколола — почти до слёз. Утешал только вид Чанты, ненавистной соперницы. Та выглядела совсем жалко: в изношенном штопанном-перештопанном платьице из воши, в истоптанных сандалиях, лицо её было переутомлённым и измученным. Грудь Мараны переполнилось ненавистью за то, что именно эта ничтожная женщина стала женой того, кого она когда-то так любила. Маране захотелось мстить. Она приказала водителю развернуть клеомбу, нагнать Чанту и тихо ехать рядом с ней. У Чанты был очень тяжёлый день. С утра до вечера она проработала на огороде одного владельца участка земли в городе, а когда пришла к нему за платой, он возмутился:  — Деньги?! Какие тебе ещё деньги? Ты у меня за день три раза жрала вместе со своим дармоедом — вот тебе плата! А ведь уговор был, что кроме питания заплатит и деньгами. Небольшую сумму сулил, и ту не дал, выставил прочь, не тронули слёзы и мольбы Чанты. Марана окликнула её. Чанта оглянулась, подняла лицо и не сразу узнала её в роскоши богатых одежд и сиянии драгоценностей. Кроме того, Марана хорошо поправилась телом и от этого казалась ещё красивее. И когда Чанта поняла, кто её окликнул, у неё похолодело на сердце: она поняла, что эта женщина, что теперь намного богаче и счастливее её, сейчас начнёт её унижать.  — Я нашла себе богатого мужа! — гордо сообщила Марана. — И жду от него ребёнка, — она погладила свой округлившийся под лёгкой позолоченной тканью живот. — А по тебе я вижу, что мой Адат тебе счастья не принёс. Какое счастье может дать женщине нищий? А своим детям? Вот мой ребёнок родится в богатстве, а ты где родила? В той убогой каморке? Или на улице? — она зло и надменно рассмеялась. Чанта не проронила ни слова в ответ и на окаменевшем её лице не дрогнул ни один мускул. Она надеялась, что Марана, сказав ей гадость, удовлетворится этим и поедет восвояси, да не тут-то было. Клеомба Мараны двигалась рядом с Чантой и Марана говорила, не умолкая, злым ядовитым голосом:  — Ты, наверно, очень радовалась, что мой жених достался тебе, да? Невзрачная, некрасивая, незаметная — и отбила мужчину у такой красавицы, как я! То-то тебе было хорошо. Но я вижу, тебе приходится кормить самой и сына и себя? У этого мужчины ведь ничего нет, кроме внешней привлекательности. Ах, да, он ведь ещё и поёт и танцует! Жаль, толку от этого нет. И вот, Чанта, спина твоя сгорблена, руки по локоть в грязи — в земле, да в гионьем навозе! — она злорадно захохотала. Чанта молча слушала это, глотая обиду и оскорбления. Наконец, она не выдержала и произнесла, чеканя каждое слово:  — Как бы трудно мне не пришлось, у меня есть главное — МОЙ Адат! Какой бы н ни был, он — МОЙ! Я нужна ему и это стоит всех богатств. Я нужна. Не ты. Марана опешила, не ожидав такого словесного отпора. Ей расхотелось далее унижать Чанту, получив от неё энергетический удар. Она приказала водителю везти её домой и уже в дороге она расплакалась. ” — Сколько лет я не видела Адата, — рассуждала она, — старалась не думать о нём, не вспоминать, это у меня получалось. Так что же сейчас мне так горько от мысли, что он наверняка забыл меня и я совсем-совсем не нужна ему?» Чанта, добравшись до своей хижины, тоже разрыдалась в присутствии Адата, который сидел на земляном полу и чинил старенькую рэму, что купил по дешёвке на рынке. С нею теперь он выступал и собирался обучить игре на ней маленького сына.  — Что, моя дорогая, почему ты плачешь? — он постарался ласково заговорить со своей женой, которую хоть и не любил, но жалел. — Тебя кто-нибудь обидел? Чанту обижали часто, но она почти никогда не жаловалась мужу. Адат был вспыльчив, мог кинуться в драку, но те, кто обижали его жену, были сильнее, у них водилось множество друзей, которые могли напасть скопом и искалечить его. Но в этот раз ей сильно захотелось рассказать мужу о том, как с ней поступила Марана, вылить из себя боль души.  — Значит, она вышла замуж за богача и думает, что смеет оскорблять тебя, потому что ты простая женщина! — Адат отложил в сторону рэму, поднялся на ноги и сжал кулаки. — Если бы это происходило при мне и я услышал, я выволок бы её из клеомбы и поставил на колени перед тобой!  — Её муж наверняка отомстил бы нам за это. Лицо Адата исказилось от ярости и гнева, в секунду переполнивших его.  — Не сомневаюсь в этом! — сквозь зубы проговорил он. — Конечно, ведь у него же есть деньги! что ему стоит нанять толпу головорезов, чтобы они переломали мне ноги! Ненавижу! Ненавижу этот мир, где нет ничего важнее денег! Где для женщины главное — не любовь, а жир в теле, возможность нежить тело, одевать его в красивые тряпки, набивать сладкой жратвой! И при этом считать себя лучше и выше других! Он ещё долго говорил о несовершенстве мира, в котором проживал, о несправедливости, о власти денег. Чанта боялась его в такие минуты, он становился страшен и она не всё понимала из его пламенных речей. Но теперь ей пришлось это выслушивать весь вечер, пока Адат не выбился из сил и не уснул.