====== Глава 17. ======
Долгое пребывание в холодной воде не только не убило Дину, но и не погубило её здоровья. Она очнулась в хижине промышленника Роя и его жены Риры, лёжа на ворохе соломы.
Именно Рой заметил её почти бездыханное тело в морских волнах и затащил к себе на плот. На ней было дороге кремово-розовое платье, браслеты из золота, усыпанные драгоценными каменьями, перстни, роскошные серьги, ожерелье. ” — Ого! — подумал ушлый мужичок. — Вот это дар моря я раздобыл! Видимо, девка из богатых. Если я спасу её, то её богатые родственники могут щедро отблагодарить меня.» Он сделал ей искусственное дыхание, растёр её тело пучком соломы, на которой спал у себя на плоту, сняв с неё платье. Нагое красивое тело девушки не пробудило в нём никакого вожделения. Этот человек, как и большинство таких же трудяг-промышленников, как он, был озабочен лишь выживанием и все его желания были прибиты постоянным тяжёлым трудом и беспросветной тоской. Растерев тело Дины и разогнав по нему кровь, он завернул её в одеяло из гионьей шерсти и направил плот к берегу, где находилась его деревня. Рира оказалась проворнее своего мужа и поспешила снять с Дины все драгоценности, что на ней были: — Так сохраннее. Спрячу понадёжнее. И облачила Дину в мешковатую хламиду, оставив её на куче соломы приходить в сознание. Муж и жена уселись за неотёсанный стол и принялись обсуждать, сколько денег они могут получить от родственников спасённой ими богатой незнакомки. Мечты их были сладки, как мёд, но когда незнакомка очнулась, оказалось, что она не помнит ни своего имени, ни кто она, ни откуда. — Это ничего, — сказала Рира. — Дадим ей время. Пусть поживёт у нас и всё вспомнит. Она накормила Дину похлёбкой из морских растений и куском лепёшки из сесовой муки. Однако, шли дни, а память к незнакомке никак не возвращалась, зато аппетит у неё рос с каждым днём и продуктовые запасы в доме Роя и Риры начали стремительно убывать. Первой потеряла терпение Рира: — Хватит! Неизвестно, вернётся ли к ней память вообще, а она так и будет нас обжирать?! Пусть отрабатывает каждый кусок — узнает цену еде! Для начала Рира заставила Дину полоскать в море ворох выстиранной в золе одежды из воши. Дина забрела с тяжёлой корзинкой, наполненной мокрой одеждой на деревянные мостки над водой, легла на них животом и опустила в воду одну из одежд, принявшись тщательно полоскать. Но от холодной воды её пальцы, изнеженные и не знавшие тяжёлой работы, свела судорога и она утопила хламиду. Эта хламида была совсем ветхой, в дырах и заплатках, но Рой и Рира взбеленились от такого убытка. Они вместе схватили Дину за косу и повели по всему посёлку и почти все поселяне по очереди нанесли по её телу по одному удару: кто кулаком прямо по почкам, кто хлестанул хворостиной, кто ущипнул, кто оцарапал. От ужаса и боли Дина едва не потеряла рассудок. С этого дня её больше никто ни о чём не спрашивал, вспомнила ли она хоть что ни будь, хотя бы своё имя. Хозяева хижины, в которой она жила, называла её Кама Мана — «капля воды» и следом за ними так её начал называть весь посёлок. Каждый день она была за что-то бита, а иногда и ни за что. Проходящий мимо поселянин мог просто так, ради забавы, толкнуть её, стукнуть кулаком, наступить на ногу, обругать, плюнуть в лицо. Её красота вызывала зависть и злобу у женщин и не смягчала сердца мужчин, понимавших, что такая девушка не для них. Ей поручали почти каждый день очень тяжёлую работу — рубить жёсткие, как камень, водоросли свак, чистить закопчённые котлы и кастрюли, толочь булыжником сес в ступе, чистить от плёнки съедобные водоросли и непременно кто-то из селян становился у неё над душой и начинал критиковать её работу, ругать, потчуя подзатыльниками или пинками. Дина молча терпела это, боясь перечить или огрызаться, предполагая, что за это её и вовсе убьют. Её ненавидели в посёлке за её изнеженность и предполагаемую богатую и счастливую жизнь в прошлом — в противовес тому горестному и тяжкому существованию, что влачили жители деревни из века в век. Но чем больше она приноравливалась к непривычно работе, тем меньше проявляли к ней интереса желающие ударить или оскорбить. Затем её постоянной обязанностью стало ежедневное таскание воды. Путь от деревни у моря до речки с пресной водой, той самой речки, в которую прыгнула Дина из окна дома Рахома, равнялся нескольким километрам и он был отнюдь не гладким. Сначала не менее трёх километров следовало шагать по степной тропинке между бурыми и ржавыми травами, двигаться строго по ней, потому что жёсткая трава могла поранить ноги в кровь. Затем тропинка кончалась оврагом, через который предстояло перебраться, а дальше — пустошь, из песка и камней до самой речки. Казалось бы, рациональнее было бы основать деревню у реки, чтобы не ходить за пресной водой издалека. Но на песках нельзя было разбить огород, хоть скудно, но кормившие овощами жителей деревни. Воду всегда носили женщины, навьючив на плечи бурдюки, свисавшие и сзади и спереди, взяв к руки также по кувшину. Надо было за одну ходку принести как можно больше воды, чтобы не пришлось за ней идти снова. Хождение за водой занимало почти всё утро, а дома каждую женщину деревни ждало ещё очень много работы. Когда Рира в первый раз повела Дину за водой и нагрузила её бурдюками и кувшинами, Дина не выдержала этой тяжести, у неё покосились ноги, она упала и разбила кувшины. Рира в ярости принялась её избивать кулаками и пинать ногами, пока Дина не потерял сознание. Рира привела Дину в чувство, вылив на её лицо воды и заставила всё же нести бурдюки. Второй раз Дина разбила кувшины по той же причине — не выдержав нагруженной на неё тяжести. И снова была жестоко избита. В третий раз она выронила кувшин, спускаясь в овраг. Рира носилась за ней с булыжником по всему оврагу, чтобы убить, но так и не поймала. В четвёртый раз она сорвалась с края оврага, свалившись на его дно вместе с кувшином. Она сильно побилась о камни и Рира добавила ей ещё кулаков и пинков. В пятый раз она нечаянно опрокинула большой кувшин в доме Риры, разлив на земляной пол двести литров воды. И снова следовало жестокое избиение. Затем Дина научилась носить воду, не разбивая кувшины и эта повседневная обязанность перешла с Риры на неё. Шагая через степь по неровной тропинке из бугров и кочек, весной надо было опасаться лишь не подскользнуться в слякоти и не упасть неудачно, сломав или вывихнув себе что ни будь. Затем следовало спрыгнуть вниз с обрыва в овраг. Прыгать необходимо было осторожно летом: там была жёсткая земля и много камней. К тому же, водились мелкие гавы — ядовитые или просто способные ранить зубами. Прежде, чем соскочить на дно оврага, женщины кидали камни, чтобы распугать их. Весной овраг заполняла слякоть по колено. Одежда пачкалась, по возвращению в реки её стирали в море на дощатых мостках. К реке за водой женщины ходили толпами — так было безопаснее. К тому же, спускаясь в овраг и карабкаясь из него, требовалось кому-то передавать бурдюки и кувшины чтобы кто-то подал руку или подсадил, помог вскарабкаться наверх. Женщины никогда не купались в реке: купание расслабляло, а предстоял ещё путь назад с тяжёлым грузом на плечах. В посёлке не было ни храма, ни хижины, только жрец и его хижина. В дни праздников и проведения религиозных ритуалов жрец собирал селян у себя перед домом, вокруг каменной бабы, символизировавшей всех богов, покровительствовавшей Саломе и вёл службу. Религиозные праздники сводились к обычному хоровому пению молитвенных гимнов. ” Мы — дети счастливой, великой и свободной от влияния ордиема планеты Саломы, — похоронными нестройными голосами ревел хор, — слава богам!»
Спасибо родным богам
За наши плодородные почвы,
Изобильные урожаи,
Пышные сес и кобу…
На самом деле у жителей Урр-Шту не было понятия, что такое по-настоящему плодородная почва. Земля степи была нищей и маловодной, сес здесь родился мелкозернистый и жидкий, а кобу в степи вырастить было невозможно, даже серый, степная почва не могла достаточно его напитать, даже обильно удобренная илом, экскрементами и перегноем.
