====== Глава 13. ======

Она так и сделала.

Отсчитывая монеты, она даже не услышала, как следом за ней в молельную на цыпочках прокралась Азара, которая теперь стояла за её спиной и наблюдала. Дина вернула ящик в дидалу и, развернувшись, натолкнулась на Азару.  — Тебе чего? — резко спросила она, пряча монеты в кошелёк.  — Младшая хозяйка, ты воруешь у своего мужа? — удивлённо спросила рабыня. Дина оторопела, не поверив своим ушам, что слышит такую дерзость от рабыни.  — Да как ты смеешь? — щёки её налились кровью от гнева. — Всё что принадлежит моему мужу — то и моё, могу ли я красть у себя? Как же мне надоела твоя наглость и глупость!  — Нет, это деньги хозяина, ты взяла их без спросу… Терпение Дины лопнуло и она с размаху ударила рабыню по лицу. Затем ещё и ещё. И даже не заметила, как из рукава её платья выпала записка, полученная от Луриса. Отхлестав Азару по щекам, она отправилась восвояси — к постоялому двору, выручать Луриса. Азара постояла несколько минут в оцепенении. Она отвыкла от хозяйских побоев и теперь испытывала сильнейшую обиду: мало того, что младшая хозяйка обворовала собственного мужа, так ещё и так жестоко избила Азару и за что? За правду! Отпустив глаза, она вдруг увидала на потёртых плитках пола клочок бумаги и не замедлила подобрать его и прочесть. Она была обручена грамоте вместе с Замзуром своими родителями. Текст в записке поразил её, возмутил, её затрясло от гнева: ей показалось, что к Дине обращался с просьбой её любовник. ” — Эта тварь смеет изменять нашему хозяину! — Азара едва не закричала от ярости и с огромным трудом взяла себя в руки. — Но ничего, это даже к лучшему. Теперь она будет разоблачена, хозяин разведётся с ней и вышвырнет прочь из дома! Тогда он сможет жениться на Дите и всё будут счастливы!» Азара попросила у Чанты разрешение покинуть дом и со всех ног понеслась к «Волшебным звёздам», сжимая в запотевшей ладони записку от Луриса к Дине. Когда Ром прочёл эту записку, он понял всё так, как поняла Азара: ему показалось, что жена ему действительно изменяет. Лицо его начало наливаться синевой от бешенства, а глаза — кровью от ярости. Оставив комнату для репетиций, ничего не объяснив ни музыкантам, ни танцовщицам второго плана, он спешно выбежал на площадь перед павильоном, нанял клеомбу и указал адрес, что был написан Лурисом на клочке бумаги. Всю дорогу Рома трясло, как в лихорадке, от ревности и обиды. Когда он подъехал к постоялому двору, первое, что бросилось ему в глаза, это была роскошная розовая клеомба Дины, странно смотревшаяся рядом во скромным зданием постоялого двора, окружённого деревьями, между которыми суетно сновали простые люди. Затем из-под ниши входа в постоялый двор появилась и сама Дина, но не одна: с ней рядом шагал незнакомец, совсем ещё юный, примерно её ровесник, одетый просто. И она обняла его и он положил ей руку на плечи. Это были, скорее, родственные или дружеские объятия, но Рому они померещились любовными. Дина и её спутник о чём-то весело говорили, затем забрались в её клеомбу. Ром приказал водителю клеомбы везти его домой. Его трясло от бешеной ревности. Он решил вышвырнуть из дома все вещи жены, а затем выгнать её саму и развестись. Дома он казался раньше Дины и уже в прихожей заорал поджидавшей его Азаре, чтобы она выносила из гардеробной все вещи младшей хозяйки. Но Азара едва развернулась, чтобы подняться по лестнице на второй этаж, как дверь в прихожую распахнулась и в неё вошла Дина. Лурис остался на крыльце. Оказавшись на чужой территории, принадлежавшей незнакомым людям, а не только его двоюродной сестре, он вдруг оробел и начал настаивать, чтобы Дина сперва рассказала о нём своим домашним — тогда он войдёт в этот дом. Дина лишь пожала плечами, открыла дверь и шагнула в прихожую. Перед ней выросла высокая фигура её мужа и разъярённое лицо его, страшный взгляд огромных глаз напугал её. Ей сразу пришло в голову, что Азара, должно быть, рассказала ему, что она взяла его деньги и это взбесило его. Но она забрала всего лишь несколько монет — зачем же так гневаться?  — Как же ты решилась предать своего мужа? — сдавленным голосом проговорил Ром и глаза его, пылавшие огнём вкупе с покрасневшими белками сделались так ужасны, что Дина в страхе прокричала:  — Ром, прости меня, умоляю! Я совершила это только один раз, но больше я так не поступлю! Ром приблизился к ней. Лицо его уподобилось свирепой маске.  — Больше всего на свете я ненавижу гавов, ордием и неверных жён, — голос его сделался неузнаваемым — слишком низким и тихим. — Как же так получилось, что именно ты стала неверной женой? Ведь я так любил тебя! А ведь там, в храме Амалис, когда мы совершали обряд бракосочетания, ты клялась быть верной! Ты клялась, клялась! — завопил он и с размаху ударил её по щеке. Удар был так силён, что сбил Дину с ног, она упала на ковёр. Её никто никогда ни разу не бил так сильно, она пришла в ужас, решив, что её муж сошёл с ума.  — За что же, Ром? — закричала она.  — За то, за что только что попросила прощения!  — Я только взяла немного денег! Мне было очень нужно!  — Для своего любовника?! За спиной Рома в прихожей возникли очертания фигур Чанты, Сулы, Диты, Замзура, Азары, Мазу, Жары и горничных. В окнах прихожей начали появляться любопытные физиономии рабочих из артели строителей, реставрировавших дом снаружи. Ром швырнул Дине в лицо записку от Луриса и она, держась за щеку, по которой пришёлся удар, пробежала глазами по тексту записки. Ром решил, что это — послание от любовника?! Она начала попытку всё объяснить:  — Но это же… Но Ром перебил её:  — Я знал с самого начала, что ты дрянь! — он тяжело дышал. — Что в тебе немерено порока, что ты злобная и коварная, так нет же, прельстился твоей красотой, поверил тебе! Сколько мы женаты? Не прошло и двух месяцев, как у тебя появился любовник, потому что я не мог удовлетворять тебя, я уставал вечерами, потому что трудился на износ, чтобы обустроить дом для нас! Но в моём доме нет места шлюхе, — он наклонился ко всё ещё сидевшей на полу Дине, сжал её руку повыше локтя и с такой силой, что она закричала от боли. Он рывком заставил её подняться на ноги, потащил к выходу и распахнул дверь. На пороге стоял Лурис. Ром оцепенел: он не ожидал такой наглости от любовника, как он считал, жены.  — Я слышал ваш разговор, — промолвил Лурис. — Ты обвиняешь мою сестру в прелюбодействе, шурин?  — У неё нет братьев! — прорычал Ром, продолжая стальной хваткой сжимать руку бледной и корчащейся от боли Дины.  — Плохо ты её знаешь. А вот и есть. Я — сын Кити, родной сестры её матери!  — Двоюродный брат вполне может быть и мужем, и любовником двоюродной сестре! — Ром был готов вцепиться Лурису в глотку.  — Но это не наш случай. Мы с Диной спали вместе только в колыбели и то всего один раз — так мне рассказывала тётя. Мы были друзьями в детстве — играли, резвились, делились тайнами. Мы и сейчас друзья. Я попросил денег у моей сестры не в дар, а в долг. Я не любовник у неё на содержании, как ты, должно быть, подумал.  — Текст записки от тебя ей говорит иначе! Почему я должен тебе верить?!  — Я могу доказать свою и её невиновность! При мне пенал в документами, свидетельствующими о том, что с двенадцати лет я учился в Пальвах в закрытой высшей музыкальной школе и только недавно окончил её, а до сей поры я не покидал её. пойдём на пристань, там ещё стоит в гавани корабль, на котором сегодня утром я прибыл из Пальв в Берос, там многие, кто служит на этом корабле, подтвердят, что я плыл там. Когда же я успел стать любовником твоей жены, Ром? Если тебе и этих доказательств мало, я согласен дать страшную клятву у алтаря богов, что я не любовник Дины!  — Покажи свои документы и пойдём на пристань! — ответил Ром, отпуская руку Дины и шагая за порог. Дину била дрожь от ужаса и позора. Она поспешила укрыться в спальной и запереться в ней, подальше от посторонних глаз. Она села на коврик возле ложа и плакала, плакала, плакала. Ром вернулся где-то через пару часов, получив все обещанные доказательства от Луриса, что тот не любовник его жены. Ром успокоился и ему стало стыдно, что он без всякой вины избил жену и едва не выставил её из дому. Он потеплел и к Лурису, он мирно беседовал с ним обратной дорогой, сидя на одном диванчике в клеомбе, разрешил тому жить в своём доме, сколько тот захочет. Он испытывал чувство вины перед Диной. Отыскав её в спальной, он принялся ласкаться к ней и просить прощения. Она смягчилась и помирилась с ним. Они забрались на ложе и занялись любовью — горячо, страстно, долго, давая волю истомившимся по близости телам. Лурис был предоставлен заботам Чанты и Замзура. Старшая хозяйка похлопотала, чтобы для него был накрыт хороший пышный стол, а управляющий отправился в лавку готовой мебели, чтобы приобрести кровать для нового гостя. Кровать доставили под вечер, когда Дина, довольная и успокоенная, с огромным синяком на правой половине лице и на левом предплечье, наконец, вышла из спальной. Увидав, как в прихожую заносят кровать, купленную для Луриса, она вдруг подумала, что неплохо бы поселить Луриса в пустующей комнате рядом с комнатой Диты. Кто знает, может быть, Лурис и Дита обратят внимание друг на друга и ей больше не придётся ревновать Рома. Она распорядилась, чтобы кровать отнесли на второй этаж и установили в комнате рядом с комнатой Диты. Между тем, Лурис уже успел заметить, как выросла и обрела женскую привлекательность Жара. Он помнил её ещё ребёнком в доме тёти, она играла с ним и Диной, как с равными. А теперь она так изменилась! Она не была красавицей, как у всех чистокровных шаро у неё были грубоватые черты лица, но у неё так аппетитно раздались и выпятились ягодицы и груди налились и стали соблазнительно объёмны… Получив комнату с кроватью, Лурис первым делом заманил туда Жару. Он принялся ухаживать за девушкой и, поскольку его ухаживания ей явно не были противны, он сумел уговорить её сесть к нему на колени. Между тем, Замзур каким-то чутьём уловил неладное и дерзнул без разрешения заглянуть в комнату Луриса. Ревность сделала его храбрее, он поднял самый настоящий скандал, крича на Жару, упрекая, что она обещала выйти замуж за него, а сама отирается с гостями господ. Его вопли услышала Дина и поспешила на них. Выяснив, что произошло, она выгнала из комнаты Луриса и Замзура, и Жару. И заговорила с двоюродным братом:  — Я не хочу, чтобы моя рабыня родила мне от тебя моего двоюродного племянника. Что я буду делать с родственником-рабом?  — Но я же должен с кем-то развлечься, — Лурис пожал плечами и улыбнулся. — Я люблю девушек.  — Ты прельстился Жарой, потому что ещё не видел нашу гостью, двоюродную сестру Рома Диту! Увидишь за ужином. Она очень красива, она — дочь владелицы обувной мастерской, но жениха у неё до сих пор нет, потому что всё это время она училась в высшей жреческой школе. Видишь, она ещё и образована! Мало того, при всех этих достоинствах она скромна, мила в обращении, кротка. О такой невесте мечтает каждый, Лурис. Вот и я мечтаю, чтобы твоя невеста была достойной девушкой. Лурис засмеялся, упал на кровать и развалился на ней, как балованный ребёнок:  — Мне рано жениться, сестрёнка! вокруг столько приятных девушек, как же я из них выберу только одну? Дина улыбнулась. Её двоюродный братец всё ещё оставался мальчишкой, но как это забавно! Даже трудно рассердиться на его легкомыслие.  — Лурис, эта девушка не просто приятная. Она редкостно красива — увидишь сам. Слова Дины заинтриговали Луриса, он не мог дождаться ужина, чтобы увидеть за общим столом эту самую Диту, что сестра расхвалила ему. Наконец, горничные накрыли в столовой большой овальный стол и хозяева и их гости начали занимать пуфики вокруг этого стола. Внешность Диты на самом деле вызвала у Луриса восторг.  — Да она красивее тебя! — шепнул он Дине и та сердито пихнула его локтём в бок.  — А что? Косы-то у неё толще! — не унимался он. Он откровенно пялился на Диту, не сводя с неё масляных вожделеющих глаз. Девушку это явно смущало, она сидела с опущенным ресницами, притихшая, скованная. Дину это вполне удовлетворило: Дите становилось дискомфортно в её доме и не до того, чтобы смотреть сияющими глазами на Рома. После ссоры и примирения с Диной Ром не вернулся в «Волшебные звёзды» до следующего утра. В тот день у него не было концертов и он счёл, что иногда возможно пропустить часы репетиции ради любимой и несправедливо обиженной жены. Приревновав Дину даже без вины, он ощутил новую нахлынувшую волну страсти к ней, какая у него была до свадьбы. После свадьбы ему пришлось целиком погрузиться в работу и подавлять тоску по Дине. Но встряска и ревность вернули ему мысли о любви к ней. О ссоре Рома и Дины стало известно Рахому в тот же день от помощницы кухарки Читы, с которой на рынке подружился Цихар. Рахом задумался: «После их свадьбы прошло так мало времени, а уже случилась серьёзная ссора с побоями, которая едва не закончилась разводом. их брак, видимо, не будет долог с таким началом. В этом я не сомневаюсь. К тому же, та рабыня говорит, что Дина перечит свекрови. Это тоже не укрепляет брак. Всё идёт к их разводу, надо только немного его подождать. Меня больше беспокоит другое: Чандр. Старик не умер и выздоравливает. Рабы из его дома говорят, что он гуляет по саду, правда, поддерживаемый рабами. И он в своём уме, а значит, его трудно будет провести. Надо отдать Чандру должное: он мудр и проницателен. Если я умыкну его дочь и подброшу труп дохлой цветочницы, это его не успокоит, он может заподозрить, что это обман и поднять шум — с его-то связями человека, приближённого к самому царю! Значит, надо подумать о том, что могло бы подорвать здоровье Чандра, чтобы он поскорее сдох.» Размышляя об этом, Рахом вышел на полукруглый балкон, окружённый каменным полукольцом и, настроив подзорную трубу, взглянул в неё на усадьбу Рома. Ром и Дина гуляли между саженцев, взявшись за руки. На небе было темно, но мужа и жену озаряли яркие звёзды и свет фонарей, которые вечерами зажигал Замзур в саду ближе к дому. Дина была одета в короткую жёлтую бюстовую кофточку и пышную, до пят, розовую юбку, державшуюся на бёдрах лишь за счёт ажурного пояса. Живот её был обнажён. Они о чём-то говорили с Ромом, весело смеялись, то и дело касаясь друг друга плечами. Вдруг Дина опустилась на землю и томно откинулась на спину. Ром встал рядом с ней на колени, склонился над ней и принялся целовать её нагой живот вокруг пупка. Рахом не сводил с этого зрелища пронзительных глаз. Он пожелал в эту минуту стать Ромом и так же касаться губами живота Дины — по кругу возле пупка. Он возжаждал этого так, что ему стало нехорошо: поднялось давление и он сел в изнеможении на каменный пол балкона. А Ром, поднявшись, подхватил на руки Дину и понёс в дом. Между тем, в доме разразился скандал — именно в ту минуту, когда Ром и Дина оказались в прихожей. Виною всему был Лурис. Чанта, её гости и рабы разбрелись по спальным местам, когда он понял, что ему не спится и до умопомрачения хочется женской ласки. Он возбудился, как мужчина, созерцая за столом красоту Диты, но при этом он не упустил из виду и красивое лицо Азары, прислуживавшей в гостиной. Догадавшись, что Дита — девица строгих правил, Лурис решил попытать счастья с рабыней-полукровкой. Наощупь в темноте он добрался до двери её комнатушки и, приоткрыв дверь, подкрался к лежанке Азары, забрался к ней под одеяло и обнял её. Ощутив на теле мужские руки, Азара пришла в такой ужас, что на некоторое время обезумела. Она закричала во всю мочь своих лёгких и, не переставая вопить в голос, оттолкнула Луриса, подскочила, как ошпаренная и выбежала прочь из комнаты — в коридор и через нишу — в прихожую. Глаза её были дико выпучены, она столкнулась с Ромом и Диной, повторяя, как в бреду: «Пусть он не насилует меня!» Из темноты ниши на свет огней светильников в прихожей выплыл Лурис с виноватой физиономией.  — Клянусь богами, я не насиловал её! — пробормотал он. — Я только её обнял… Дина бросила злой взгляд на дрожавшую с выпученными глазами Азару. Она возненавидела рабыню за то, что та отдала Рому записку от Луриса, из-за которой Ром её, Дину, ударил и едва не выгнал из дома. Ром сам ей и поведал о том, что именно Азара принесла ему эту злосчастную записку.  — Лурис, тебя никто ни в чём не обвиняет, — спешно проговорила она, — мы знаем, что эта рабыня дерзкая врушка, от неё в доме нет покоя. Её нужно хорошенько отхлестать вугой и продать! В прихожую начали сходиться встревоженные криком Азары Чанта, её гости, рабы.  — Вот видишь, что ты натворила! — закричала Дина и, схватив Азару за плечи, сильно тряхнула. — Ты всех разбудила, не дала никому спокойно уснуть, ты сделала это нарочно, по злобности и наглости! И по злобе решила выставить меня блудницей перед мужем! Ты думаешь, я тебе это прощу?! Ты думаешь, я позволю тебе лишать покоя этот дом? — она так затрясла Азару, что у той заходила ходуном голова, несчастной рабыне стало дурно и она начала оседать на пол. Но Дина не собиралась её щадить и продолжала сжимать её плечи. Чанта и Дита, испугавшись, принялись уговаривать Дину не убивать Азару, Лурис присоединился к ним, твердя, что он не сердится на девушку и просит Дину её помиловать. Наконец, Ром оттащил Дину от Азары и обнял, гладя её волосы и спину. Это успокоило Дину и она отправилась с ним в спальную.  — Мы же продадим эту рабыню? — шагая вверх по лестнице, спросила она мужа.  — Это не мне решать. Я подарил эту рабыню своей матери и без её согласия я не могу отнять подарок и продать его.  — Свекровь не согласится на это никогда! Ей жаль эту гадкую рабыню больше, чем меня, свою невестку!  — Значит, придётся смириться. Я не могу огорчать мать, сделав что-то не так, как она хочет. Она вынесла много страданий в бедности, довольно с неё. Дина раздражённо поджала губы. Конечно, Чанта не отдаст эту дрянь на продажу. Хотя бы назло ей, Дине. Но Азара всё равно получит своё за то, что посмела вмешаться не в своё дело. ” — Я буду бить её каждый день, — мстительно размышляла Дина, — я согну её унижениями, придирками, тяжёлой работой. Она пожалеет!..» На следующий день в гости пожаловала Марана. Лурис успел послать любимой тётушке Жару с запиской, в которой он оповещал о своём пребывании в доме мужа Дины. Марана расцеловалась с Лурисом, затем намеревалась обняться с дочерью, но оторопела, увидав на лице той ужасный чёрный синяк. Она начала приставать с вопросами и Дине пришлось нехотя рассказать матери о ссоре с мужем.  — Вот не так давно поженились, а он уже бьёт тебя?! — в гневе прокричала Марана. — Ах, негодяй! Ты должна развестись с ним!  — Но мы же помирились. Ром понял, что я не изменяла ему с Лурисом и попросил прощения.  — Ах, он попросил прощения! — голос Мараны сделался ядовитым. — Ещё бы, ведь ему оказана такая честь: дочь самого великого Чандра стала его женой! Только не похоже, что он ценит эту честь!  — Какая честь тут, отец даже не дал за мной приданого и не вернул долю за свадебный пир! — усмехнулась Дина. — Ром любит меня саму, а не высокое положение моего отца и его деньги. Вот за это я готова многое простить.  — Когда этот бешеный ревнивец убьёт тебя от беспричинной ревности, прощать будет поздно! — колко ответила Марана. — Ты бы только видела себя со стороны, как он изуродовал твоё лицо, которое когда-то было таким нежным и красивым. Будь благоразумна, дочь. Собери сейчас свои вещи и распорядись отвезти их в дом твоего отца. Не оставайся здесь! Мы найдём тебе нового мужа, который на самом деле будет для тебя хорош!  — Нет, мама, я люблю Рома и не уйду от него.  — Ну, как знаешь! Терпи его побои! — Марана пришла в такой гнев, что Дина и стоявший неподалёку Лурис испугались. Марана распалилась не на шутку и помчалась в покои Чанты и, ворвавшись туда без разрешения, подняла страшнейший скандал, обзывая Рома последними словами, проклиная его и выговаривая Чанте за его дурное воспитание. Чанта принялась заступаться за сына, а Сула — за Чанту и по всему дому неслись истеричные вопли трёх женщин. Дина и Лурис присели на небольшой диванчик в прихожей.  — И почему в этом доме нет счастья? — вырвалось у Дины.  — Потому что в этом доме слишком долго мучали людей, — раздался голос со стороны ниши. Дина и Лурис повернули к ней головы и увидали рослую плечистую фигуру Замзура.  — Во всех этих комнатах истязали рабов, — продолжал он, — каждая комната была камерой пыток. Дому несколько десятков лет и все эти годы он, его стены, впитывали в себя такие страдания, о которых добрый человек ужаснулся бы услышать. Мне загоняли иголки под ногти, в детстве заставляли стоя спать, ломали кости, но они срастались. Азару родила наша мать после того, как её изнасиловали сразу пять мужчин лата, друзей нашего бывшего хозяина, которым он отдавал её на потеху. Да и саму Азару бывший хозяин насиловал чуть ли не каждый день с девяти лет… Глаза Дины округлились от ужаса. Она не верила своим ушам. Она не слышала о таком, чтобы кто-то из тех богатых людей, у кого были рабы, проявляли такие зверства с невольниками.  — Почему же комиссия по защите рабов не вмешалась? — спросила она.  — Чтобы это произошло, надо чтобы в комиссию донёс вольный лата, да не один, раб ведь не имеет права жаловаться сам. А бывший хозяин истязал нас без свидетелей, да и знался он только с теми, кто с ним был заодно. Замзур внимательно всмотрелся в выражение лица хозяйки и понял по нему, что услышанное от него ужаснуло её. Этого он и хотел добиться: разжалобить её, вызвать чувство сострадания к провинившейся перед ней Азаре, чтобы смягчить её гнев. Он продолжал:  — Младшая хозяйка, я понял, что ты строгая, но при этом добрая и справедливая. Прошу тебя, не наказывай слишком сурово мою неразумную сестру. Она не хотела причинить тебе вред, она лишь сильно предана нашему хозяину, она любит хозяина, как самая верная рабыня. Ведь он пожалел нас обоих и выкупил у злого хозяина в тот самый день, когда увидал, как мне под ногти всаживают иголки! Да, он пожалел нас и не пожалел денег, переплатив тому слуге ордиема, он нас купил и в его доме мы зажили счастливо, как никогда! ” — Как же мой Ром благороден! — с восторгом подумала Дина. — Как добр, как сострадателен! Лучше его нет и не может быть!»  — А как истязал бывший хозяин Азару! — в глазах Замзура появились слёзы. — Я видел это и боялся заступиться! А ведь тот зверь не просто насиловал её, а ещё и боль причинял: рвал за волосы, выкручивал руки, сжимал груди так, что она теряла сознание, бил по лицу… Она столько мук приняла, прости её, младшая хозяйка, сжалься! Диной на самом деле овладела сильная жалость по отношению к Азаре. Эта рабыня едва не разрушила её семейную жизнь, но такие страдания для неё — это уж слишком.  — Хорошо, — произнесла Дина, — если уж она пережила такое и, должно быть, по сей день не в себе, на первый раз я прощу её и не буду ей мстить. Но больше она ошибаться не должна. Иначе я продам её даже вопреки воле свекрови. Не куда ни будь, а в бордель! — жёстко добавила Дина, вспомнив, что именно из-за Азары её побил любимый муж и едва не выгнал из дома. Замзур передал сестре слова и угрозу младшей хозяйки.  — Я уговорил младшую хозяйку простить тебя, я разжалобил её, рассказав о том, что ты пережила, но смотри, Азара, постарайся больше не злить её. Не вмешивайся не в свои дела. Если даже она не продаст тебя в бордель, то жизнь невыносимой сделать может в этом доме. Не досаждай ей! Она совсем неплохая хозяйка, при ней можно приспособиться жить совсем недурно, я понял это, только не надо идти против неё! Азара выслушала брата, но не преисполнилась чувством благодарности к младшей хозяйке за то, что та простила ей очень серьёзную провинность. Она восприняла только угрозу, что за очередную ошибку она может оказаться в борделе. Дина показалась ей ещё опаснее, чем прежде, Азара начала бояться её ещё сильнее, лелея в душе желание и стремление нанести по своей младшей хозяйке сокрушительный удар… На Луриса произвёл сильнейшее впечатление рассказ Замзура, он, как и Дина, пришёл в ужас от услышанного. Когда Замзур отправился восвояси, он произнёс:  — Бедная Азара, как много ужасов она пережила! А я, того не зная, попытался лечь в её постель! — голос его был полон раскаянья. — Сестра, ты же не будешь мстить ей точно? — в голосе его завибрировали нотки мольбы, он повернул к Дине лицо с просящим выражением.  — Я же сказала: на первый раз прощаю — значит, прощаю! — с досадой ответила Дина. — Хотя, может и зря я проявляю к ней такую мягкость. Ведь это из-за неё у меня такой синяк на лице, теперь я целыми днями не смогу выходить из дома, пока он не заживёт! — Дина положила ладонь на правую щеку, на которой чернело пятно синяка. — А ведь мне очень нужно выходить из дома из-за этой Диты! Потому что она не пропускает ни одного выступления моего Рома, она ходит на его концерты, почти на все подряд и восхищённо пялится на него! Она явно влюблена. Я не могу верить ей и отпустить её на концерт моего мужа одну. Вдруг после его концерта ей взбредёт в голову зайти в его гримёрную и объясниться ему в любви? Вот я и вынуждена сопровождать её на каждый концерт, хоть мне её общество и неприятно.  — Ты ревнуешь? Именно к ней? Ведь у твоего мужа много поклонниц, наверняка в него в люблены десятки тысяч женщин!  — Да, но к ним он всегда был равнодушен. Он восхищается внешностью Диты и для меня это больнее всего. Лурис задумался. Брат и сестра помолчали несколько минут.  — Если хочешь, я вместо тебя стану сопровождать Диту на концерты Рома, — наконец, произнёс Лурис. Глаза Дины блеснули живым огоньком и повеселели.  — Ооо, это было бы хорошо! — промолвила она. — Ты избавил бы меня от её неприятного общества, да и сам бы, ухаживая за ней, возможно, добился бы её расположения и стал бы её женихом. Ведь ты, должно быть, убедился, Лурис, что эта девушка полна ценнейших достоинств.  — О да! — мечтательно вздохнул Лурис. — Я бы женился на ней с величайшей радостью Одна красота её чего стоит! Для Луриса потянулись дни, полные удовольствий, которые после закрытой школы, в которой за малейшую провинность секли розгами по голым ягодицам, дом сестры показался ему настоящим раем. Добрая тётушка Марана, разругавшись со сватьей и прощаясь с племянником, сунула ему кошель с деньгами. И в тот же день Лурис приобрёл себе на них в лавках на рынке ворох нарядной одежды, в которой он сам себе казался красавцем. Теперь он выполнял обещание, данное сестре, которое ему было приятно: он сопровождал Диты на концерты Рома, даже не подозревая, что этим отравляет ей удовольствие от них. Лурис болтал без умолку, шагая рядом с ней к «Волшебным звёздам» и от них — к дому сестры, говорил он и во время выступления Рома, наклонившись к уху девушки, мешая слушать, как Ром поёт. Он вызвал у Диты смертельное раздражение, она никак не могла отделаться от него и дома, он докучал ей, разыскивая её повсюду, напрашивался даже в компанию Сулы и Чанты, когда она находилась с ними и изо рта его лился непрерывный словесный поток, не позволявших другим и рта раскрыть. Дину это вполне устраивало. Лурис вместо неё ходил с Дитой на концерты, делал пребывание Диты в доме Рома не совсем уютным — Дине это было на руку. Ухаживая за Дитой, Лурис не обделял вниманием и других женщин в доме Рома, не брезгуя горничными и помощницей кухарки. Нравилась Лурису и еда в доме сестры. В закрытой школе кормили не очень сытно и не очень вкусно, в доме Рома же на стол подавались разносолы и между застольем можно было выпросить у помощницы кухарки лакомый кусок. Дина пребывала в доме, пока у неё заживал на лице синяк, не показывалась даже в сад. Присутствие брата в доме немного успокаивало и ободряло её, она даже могла спать по ночам. Но её терзала скука, ей хотелось отправиться в какое ни будь увеселительное заведение, чтобы развлечься там зрелищами — Ром теперь оставлял ей деньги для этого. В гости к Дине повадилась её единственная подруга и родственница Энтана. С ней было не так скучно, она хоть и говорила много колкостей и гадостей, язвила и по поводу синяка на лице Дины, но с ней можно было всласть посплетничать. У Энтаны, как и у Дины, не было других подруг. С горем пополам она закончила высшие школы, где с таким же горем пополам училась, почти не подчерпнув никаких знаний. И теперь она занималась лишь тем, что периодически посещала литературный клуб, чтобы повидаться там с Гимором или собирал сплетни и слухи у рабынь из своего дома, бывавших на рынках, а затем несла эти слухи и сплетни Дине. Затем синяк окончательно сошёл с лица Дины. Общество Энтаны напоминало ей беззаботные дни девичества до встречи с Ромом, когда Чандр лежал в коме и она была свободна, как ветер, не зная слёз и тревог. Она отыскала в одном из сундуков в своём гардеробу ворох запретной одежды — шальвары ниже пупка из прозрачных тканей, короткие бюстовые кофточки и заниженным декольте, юбки, едва прикрывавшие бёдра… Ей снова захотелось облачиться во всё это и публично продемонстрировать красоту полуобнажённого тела, вызывая вожделение мужчин и зависть женщин. Она наряжалась в эти одежды и покидала дом, накинув сверху какой ни будь балахон, опасаясь, что кто-то из дома может рассказать Рому, она вышла на улицу одетой нескромно. Ром этого не любил и наверняка бы рассердился. Выдя за ворота, она сбрасывала балахон, пряча его в клеомбе, а по возвращении домой снова его одевала. Энтану, обычно составлявшую ей компанию, эта конспирация смешила до слёз, как и Луриса, увязывавшегося за ними в парк на карусели или в театр. Полунагое тело Дины в нескромных одеждах заставляло мужчин не просто вожделеть её, но и приставать с ухаживаниями и непристойными предложениями. Её принимали за особу лёгкого поведения, её это сильно злило, она грубила ухажёрам, показывала им брачные браслеты, упрекая в том, что они пытаются совратить замужнюю женщину. Затем Дине надоели эти домогательства и ей пришлось отказаться от нескромных одежд, вновь облачаться в длинные, до лодыжек, платья с рукавом до запястий или по локоть с воротником, закрывающим декольте до ключиц. С ревностью Рома шутки были плохи. Однажды Чанта поведала Дине, как когда-то, когда ещё жила с сыном на окраинной улице, Рому предложила свою постель жена владельца маленькой хлебной лавочки. Ром сильно разгневался и жёстко ответил, что такие неверные жёны, как она, достойны только постели между жерновами. До женитьбы у Рома не было женщин, он был девственником. Дина и не подозревала, что не менее сильно, чем Ром, её ревновал Рахом. Его рабы по-прежнему следили за её передвижениями и он спешил туда, где оказывалась она. Её открытые одежды вызвали в нём ревность и ужас, он ненавидел всех мужчин, что пытались с ней знакомиться и ухаживать за ней. Ему казалось, что она вот-вот сорвётся и заведёт себе любовника и от этого ему было так больно, как будто Дина могла изменить ему, а не Рому. Цихар и Разна успели подружиться с многими рабами из дома Рома, которые были готовы подслушивать и подглядывать за младшей хозяйкой из-за денег, что им дарили. Эти рабы знали даже о том, что Ром и Дины не часто сближались в постели и это радовало Рахома и одновременно пугало, что Дина заведёт себе любовника. Дина вновь начала замечать, что всё чаще встречает Рахома там, где бывает сама. И, как прежде, он не сводит с неё пылающих глаз, смущая и пугая её. ” — Старик явно неравнодушен ко мне и следит за мной, — рассуждала она, — но как же он страшен! Не потому, что стар, а оттого, что создаёт впечатление, что зла в нём гораздо больше, чем все думают. Или мне это только так кажется? может, на самом деле он — добропорядочный, достойный человек, если в обществе его принимают именно таким?» Именно встречи с Рахомом особо повлияли на Дину оказаться от открытой одежды и вновь облачаться в дорогие яркие одежды, красочные, но глухие и скромные. Рахом начал сниться ей и из-за этого она просыпалась в холодном поту от страха. Рахом также в последнее время часто видел один и тот же сон. В сновидении перед ним открывалось обширное озеро, наполненное кровью и он знал, что это кровь тех, что он убил. Он видел Дину, купающуюся в этой крови. ” — Я превращу для тебя кровь в золото!» — кричал Рахом и озеро обретало золотой цвет. Рахом входил в это озеро, желая приблизиться к Дине и обнять её, но девушка куда-то исчезала, а золотая вода превращалась в огненную лаву и Рахом ощущал на теле жар и боль и пробуждался от этого с воплем в состоянии ужаса. Сон повторялся неоднократно и старик понимал, что он не к добру. К тому же пожаловали очередные плохие новости: танцором и певцом Ромом Огненной Искрой заинтересовался сам повелитель Джамби Великий и до такой степени, что пригласил его в свой дворец для выступления, вместе с ним была звана и Дина. Рахом применил все свои связи, чтобы узнать, что произошло во время встречи Рома с повелителем. Оказалось, что Джамби Великий был основательно впечатлён танцами и пением Рома Огненной Искры, счёл его не просто талантливым артистом, а наделённым особым даром богов покорять сердца зрителей. Царь Локады также пожелал, что артист отправился в турне по Изумрудным Берегам, давая концерты в Пуне, Акире, Нолах, Пальвах. Локадийцам, кроме хлеба, требовались ещё и зрелища, чтобы быть ещё миролюбивее и послушнее, а танцы и песни Рома Огненной Искры — зрелище великолепное. Милость повелителя означала новый статус для Рома: артист не утратит свою популярность через два-три года, вероятно, слава его растянется на более долгое время и имя его войдёт в историю, как любимца Джамби Великого. Джамби Великий был чем-то вроде божества для народа Локады, святым, кумиром и всё, чего он касался, тоже становилось священным. Теперь даже если бы Ром сам по себе опостылел публике, на его концерты всё равно ходили бы толпы зрителей только за то, что он являлся царским любимцем. Тогда, во дворце повелителя, в Дину безнадёжно и сильно влюбился один из царских отпрысков, которого звали Бино. За всю свою очень долгую жизнь Джамби был женат всего пятнадцать раз и пережил всех своих жён. Каждая из них оставляла ему от одного до нескольких детей и, поскольку цари всех государств материка Шамулы избирались своим народом на пожизненный срок, а престол не наследовался, дети Джамби, не ожидая себе со временем заполучить отцовский трон, разбредались по разным странам континента, находили себе богатых и высокопоставленных супругов и редко гостили на родине. С царственным отцом проживал лишь в виду своего малолетства царевич Бино, юноша шестнадцати лет. Перед началом турне, рекомендованным повелителем, Ром потребовал себе у Атания отпуск хотя бы в десять дней, потому что он начал выдыхаться и терять силы от многочисленных концертов и бесконечных репетиций. Он хотел отдохнуть и провести время с женой. Атаний не посмел отказать ему в этом. Обычно Атаний выжимал все соки из своих звёзд, которых возвышал, пользуясь временем их популярности, пока они не надоедали публике. Но Ром оказался в ином положении: пригретый самим повелителем, он мог диктовать свои условия, такого артиста следовало беречь и лелеять. Ром планировал отправиться вместе с Диной в романтический отдых в городок Атли между гор Анктариона. Перед поездкой между Ромом и Диной вспыхнула очередная ссора. Собирая в дорогу вещи, Дина заметила мужу, что по возвращении домой из Атли она бы хотела не застать здесь Сулу и Диту, съязвив, что крыша в их доме чинится уж что-то слишком долго. Рома очень рассердили эти слова и он ответил:  — Хорошо, что ты сказала это мне, а не им. Они бы обиделись — я бы тебя не простил. Я никого не прощу, кто их обидит. Или я не говорил тебе, что мы с матушкой всем обязаны Суле?! Он говорил сурово и с гневом. Дине стало больно и она даже усомнилась в эту минуту в любви мужа. Он так злится на неё — из-за кого? Из-за этой проклятой Диты и её матери? Дина сильно побледнела, лицо её сделалось несчастным, она выронила из рук лёгкое платье, что собиралась уложить в кожаный короб и выбежала прочь из гардеробной, разрыдавшись. Обида мешала дышать, она почувствовала, что сейчас что-то натворит… Если не согрешит, увидав снова мир ордиема. Да, ей нужен грех, грех назло этому миру, в котором живёт её муж, который её не любит и проклятая соперница, которую нельзя прогнать из своего дома. Рому сделалось её жалко, он понял, что уж слишком жёстко разговаривал с ней и теперь ей на самом деле очень плохо. Он бросился за ней следом, поймал в коридоре, обнял, прижал к себе.  — Дина, Дина, ведь я так тебя люблю! — проговорил он. — Почему ты совсем не понимаешь меня? Спустя несколько минут они сидели на кровати в спальной, друг против друга.  — Тебе трудно понять меня, Дина, потому что ты росла не просто в сытости и довольстве, у тебя было больше того, что необходимо для проживания — роскошь. Поэтому ты не знаешь, что самое страшное — это крайняя нищета, когда ты не знаешь, будет ли у тебя завтра дом и еда. Так жили мы с матерью. Моя мама тяжело трудилась в садах и огородах только за еду себе и мне, не все давали за работу ещё и деньги. А ещё мама собирала на берегу моря растения, выброшенные волнами и пекла их в костре, чтобы как-то насытиться нам, научилась делать украшения из ракушек, чтобы продавать их и выручать кое-какие деньги зимой, когда прекращались работы в садах и огородах. Отец не умел прокормить нас, он только страдал. Именно Сула спасла нас, именно благодаря ей я здоров и силён, могу работать и сделать нас богатыми, Дина. Я же столько тебе рассказывал о том, сколько Сула сделала для нас, помнишь, я тебе говорил ещё до нашей свадьбы, когда мы встречались у реки? Неужели ты не исполнилась чувства благодарности к этой святой женщине за то, что она помогла выжить мне, тому, кого, как ты говорила, любишь?  — Я ничего не имею против Сулы. Меня бесит её дочь!  — Я думал, вы подружились, глядя на вас, как вы почти каждый день сидели рядом на моих концертах…  — Нет, в подруги она мне не годится только из-за того, что в первый же день её появления здесь ты слишком открыто восхищался ей и слишком уделял внимания за столом!  — Так ты всё это время ревновала меня? — Ром улыбнулся. Ему понравилось, что Дина ревновала его, ревность означала в его понятии и любовь. Он смягчился к Дине, принялся целовать и ласкать её, чувствуя себя виноватым в том, что слишком строго говорил с ней в гардеробной. На следующий день они отправились в дорогу. От Бероса до городка Атли, находящегося на границе Изумрудных Берегов и Ал-Шту тянулась мощёная дорога, по которой можно было добраться в Атли из столицы в клеомбе или верхом на гионе, если ехать весь день. Чтобы не утомиться от вождения клеомбы и не заблудиться в пути, Ром и Дина наняли клеомбу в водителем, хорошо знавшим дорогу в Атли. Атли был небольшой, но очень красивый городок. Его окружали горы, красные от плантаций цветов гарцей, росших на их склонах и эти горы были видны из любой части городка. В Атли находилось множество усадеб богатых владельцев плантаций гарцей. В этом городке также находилось множество гостиниц, в которых отдыхали, в основном, молодожёны или любовники — Атли считался городом любви, так называемой любви, то есть, состояние лёгкой влюблённости или плотского влечения, которое не считалось злом у зорков, а только удовольствием. В Атли не было трущоб, здесь запрещалось проживать бедным. Все задания в городке были аккуратны и ухожены, городок изобиловал клумбами и декоративными деревьями, которые особенно украшали гостиничные дворы. Ром и Дина поселились в одной из гостиниц, здание которой было облицовано розовыми плитками и построено в вычурном стиле с арками, колоннами, пилястрами и балкончиками с резными ажурными перилами. В гостинице находились зрелищный зал, ресторан, бассейн. Рахом последовал, а Атли вслед за ними, наняв в качестве любовницы одну из беросовских куртизанок. Впоследствии он не притронулся к этой любовнице — все мысли его занимала Дина. Наличие любовницы ему было необходимо только из-за того, что в Атли было не принято снимать номера во многих гостиницах без пары. Он хотел во что бы то ни стало поселиться в номере рядом с Диной и уговорил постояльца одного из соседних её с Ромом номеров уступить ему номер за денежное вознаграждение. В тот же день по приказу Рахома Цихар и Разна пробуравили отверстие в стене, отделяющей его номер от номера Рома и Дины. Через эту дырку Рахом намеревался вести наблюдение за Диной и её мужем. Но Дина и Ром редко бывали в гостинице. В тот же день Дина, выходя из номера, столкнулась в коридоре с Рахомом и едва не потеряла сознание от ужаса. Старик пугал её всё сильнее, она уже не сомневалась, что он преследует её. Следовало бы пожаловаться Рому и попросить у него защиты, но не хотелось скандала, Ром вспыльчив, он мог серьёзно поссориться с Рахомом, а такого врага, как Рахом, иметь не хотелось. Она уговаривала Рома ежедневно покидать гостиницу на долгие часы, лишь бы меньше проводить в ней времени в соседстве с Рахомом. Ром не возражал. Атли и окружавшие его, покрытые красными цветами горы — всё казалось ему невероятно красивым, восторгало. Дину же больше не восхищало ничего в мире гитчи после того, как ей удалось узреть мир аури. Она просто поддакивала Рому в ответ на его восторженные слова о Атли и природу, окружавшую городок. В Атли Ром приобрёл своего первого гиона и начал обучаться езде на нём. Он с завистью наблюдал за Диной, обучавшей его этой езде, как она уверенно держится в седле и управляет гионом, заставляя делать летящие прыжки над рядами гарцей, уходящих к пикам гор и аккуратно приземляться на дорожки между ними. Рахом умудрился отыскивать Рома и Дину и в горах на цветочных плантациях. Прячась за валунами, он с упрямством мазохиста издалека наблюдал в подзорную трубу, как Ром и Дина миловались среди горных цветочных ковров, сходя с ума от ревности и зависти. Вечерами он заглядывал через дырку в стене в номер Рома и Дины, чтобы увидеть, как они занимаются любовью. Он представлял себя на месте Рома и занимался мастурбацией, одновременно страдая и ревнуя. Дине не давало покоя соседство с Рахомом и, несмотря на бурные занятия любовью с Ромом, она долго не могла заснуть ночами. Ром посмеивался над её долгим утренним сном, замечая, то его жена, оказывается, лентяйка. В Атли Ром впервые подарил Дине драгоценные украшения: пару серёг с изумрудами и с таким же камнем перстень. Если бы не соседство с Рахомом, Дина могла бы признать, что она снова счастлива, как в дни свиданий с Ромом до замужества. Она даже не подозревала, какие тучи сгустились над их с Ромом судьбой. Музыкант Ланх теперь страдал не меньше Рахома — от зависти. С тех пор, как он увидал лицо Дины, зависть не давала ему покоя до такой степени, что он утратил вкус к жизни. А выступление Рома во дворце Джамби Великого вовсе лишило рассудка. Он понял, что не может допустить дальше процветание Рома. Он убьёт его, отравит — Ланх сумел раздобыть яд. Пусть даже преступление Ланха будет раскрыто и его казнят в яме с жуками-гавами, ну, что ж, значит, закончатся его страдания на этой планете. Он с нетерпением ждал возвращения Рома и Дины из Атли. Когда Ром и Дина вернулись в свой дом, они не узнали его: внешние его недостатки были исправлены, снаружи он выглядел ново отстроенным, с переложенной крышей. Изменился он частично и внутренне: в прихожей, столовой, на ступенях лестницы расстилались плитки мозаичного пола — новые, сверкающие в лучах солнца, проникающего в окна. На лестнице старые шаткие перила были заменены на новые — металлические, с ажурным плетением, как во всех богатых домах. В прихожей и столовой стены были оббиты синей тканью с позолоченными узорами.  — Ого! — удивлённо и с восхищением проговорила Дина, рассматривая эти обновления. — Да у тебя прекрасный вкус, дорогая свекровь! — с улыбкой обратилась она к Чанте, показывавшей ей и сыну обновления в доме.  — Ой, что ты! — смутилась Чанта. — Я простая женщина, почти всю жизнь ютилась в бедных жилищах, разве я смогла бы так обустроить дом! Это всё подобрала Дита, вот она-то в этом разбирается, ведь в Пуне у неё были подруги из богатых семей, она гостила в их роскошных домах и знает, как должен выглядеть престижный дом! Свет померк в газах Дины. Так. Эта негодяйка Дита не только загостилась в её доме, но и хозяйничает в нём, как в своём собственном. А Дине ещё и понравилось это! Дине стало настолько плохо, что ей захотелось уйти из этого дома, как ей казалось, осквернённого Дитой. Она сослалась на то, что ей необходимо навестить родителей и сбежала в дом отца. На самом деле ей нестерпимо хотелось увидеть прекрасный мир аури, чтобы хоть немного угомонить кошмар, творившийся в её душе. Проезжая по улицам Бероса в клеомбе мимо домов, лавок, садов за оградами, она лила слёзы. Появилось навязчивое чувство, что Дита лишила её дома и она не имела понятия, как дальше в этом доме жить. Чандр словно не заметил её заплаканного лица и принялся гневно упрекать её за то, что она слишком долго не являлась на его уроки.  — Я слишком слаб, чтобы ради того, чтобы давать тебе уроки, ездить в дом твоего мужа! Разве ты не понимаешь? Или ты забыла о своём долге перед богами и Локадой? Он ругал её и ругал, Дина молча выслушивала это всё, ожидая, когда это всё кончится. Когда-то она больше всего на свете боялась отцовских порицаний, но теперь они померкли перед тем, что творилось в её доме. Чандр принялся штудировать с ней жреческую книгу и это протянулось несколько томительных часов. Наконец, урок был закончен и наступило время медитативного сеанса. Однако, в этот раз Дина не увидала прекрасного мира аури. Ей только явилось лицо Махи, приказавшей ей немедленно возвращаться домой, потому что Ланх намерен отравить её мужа. Дина спешно покинула дом родителей, ничего не объясняя и не прощаясь и, забравшись верхом на своего гиона, помчалась к дому мужа. У ворот приусадебного участка Рома к ограде был привязан гион Ланха. Дина похолодела от ужаса: слова богини ордием походили на правду. Она застонала и со всех ног бросилась к дому. В столовой Ланх уже разлил красивое синее вино по бокалам — шипучее, искристое, ценное, потому что было доставлено аж из-за океана в столичную лавку вин.  — Ланх, — Дина тяжело дышала от быстрого бега и волнения, — твой гион… Он запутался в поводьях… Они обвили ему шею, он задыхается… Ты же не оставишь его?.. По лицу Ланха побежала нервная судорога, тем не менее, он поставил свой бокал на стол и большими шагами покинул столовую.  — Помоги ему! — сказала Дина мужу и тот поспешил за Ланхом. Всего-то осталось поменять бокалы и ждать, дрожа от нервного напряжения… Они вернулись — Ром и Ланх и взялись за бокалы, наполненные вином… Отравление началось всего через несколько минут — яд оказался очень сильным. Ланх рухнул на мозаичный пол, извиваясь в конвульсиях и на губах его выступила серая пена…  — Ром, он перепутал бокалы, он хотел отравить тебя! — закричала Дина. Вскоре в доме Рома оказалась полиция и врач, определивший смерть Ланха от яда по серой пене на его губах. Позже выяснилось, что в последнее время Ланх был невменяем и даже говорил своим соседям о том, что отравит Рома. Рома привела в ужас эта история. Он не мог понять, из-за чего его лучший друг сошёл с ума и решил его убить. В ночь после смерти Ланха Ром долго не мог уснуть, переживая, и Дина мучилась бессонницей вместе с ним.  — Ты мой талисман, — сказал ей в эту ночь Ром, — моя удача, боги даровали мне тебя, как счастье и спасение. Дине стало невероятно сладко от этих слов — это после такого дня и столь ужасного события!  — Я люблю тебя так, — продолжал он, что мне, порою, становится страшно, что я совершаю грех: нельзя слишком сильно любить жену. И мне, порою, становится больно, что жизнь проходит, а у меня так мало времени, чтобы проводить его с тобой…  — И мне, Ром… Мне тоже от этого больно… Он повернулся к ней, обнял её.  — Однажды я стану так богат, что мне не придётся работать вовсе — и мы всегда будем вместе. Я построю свой собственный павильон развлечений, не хуже «Волшебных звёзд» и на меня будут работать лучшие танцоры и певцы, обогащая меня, как я сейчас — Атания. И я назову его в твою честь — «Дина». Чтобы вся Локада знала имя моей любимой жены. Я сам буду сочинять песни и все они будут только о моей любви к тебе. Слова Рома растрогали Дину до слёз — слова мужа о любви к ней показались ей невероятно красивыми. Они мечтали до утра о грядущем счастливой жизни, а на следующий день был выходной у Рома. В этот день Ром вновь сделал ей подарок: серьги, перстень и пару браслетов из чистого золота с драгоценными розовыми каменьями САФКА.  — Пусть это будет в память о том, как твоя любовь спасла мне жизнь! — прокомментировал он, вручая ей украшения. Дина решила одеть их на свадьбу Энтаны, которая должна была состояться через несколько дней. Рому пришлось раскошелиться и на подарок для Энтаны: он не хотел осрамиться и велел Дине приобрести для родственницы подарок, какой могут вручить только богатые люди. Энтана выходила замуж за Гимор — её мечта о богатом женихе сбылась. Дина не знала, сделало ли это счастливой Энтану или нет, но хотелось как-то подтрунить над ней, как та это делала с ней, когда у Дины был на лице синяк. Она приобрела мужскую брошь в дар Гимору, а Энтане, зная о болезни её волос — набор золотых гребешков. Ром и Дина отправились к дому Атания и на крыльце вдруг столкнулись с рослой фигурой Рахома, облачённой в тёмные одежды. С тех пор, как Дина в состоянии наркотической невменяемости осмеяла его алый наряд, Рахом предпочитал носить только тёмные и строгие цвета. Увидав Дину, Рахом вдруг заговорил с ней:  — Как забавно, Дина, что день твоего рождения, твоего семнадцатилетия совпал с днём свадьбы твоей родственницы. В Локаде, да и во многих других государствах Саломы было не принято отмечать торжественно дни рождения. Этот праздник считался печальным, приближающим к смерти. Но это не значило, что о чьём-то дне рождения не должны были знать родные и близкие. Ром смутился. Он не знал, что день рождения Дины в конце весны, она ему об этом никогда не говорила, а он не спрашивал — в голову не приходило.  — Ты знаешь о моём дне рождения, уважаемый Рахом? — пробормотала Дина. Рахом широко улыбнулся:  — Об этом ведь знают все, кроме твоего мужа, — он засмеялся, как бы давая понять, что упрёк его шуточный. Но Рому шутка не понравилась и он нахмурился.  — Что стало с теми шаро, что пытались похитить Дину? — спросил он. — Выяснено ли, кто их послал? Ты ведь взялся их тогда отвезти в полицию, уважаемый Рахом.  — О да, я поручил это моему рабу Цихару, везти фургон, в котором лежали эти шаро, а сам опередил его и ждал у ворот полиции. Но пока Цихар вёл клеомбу, шаро пришли в себя и сбежали, выскочив наружу. Но я непременно найду их и их хозяина! — Рахом вновь улыбнулся, но глаза его не смеялись, они были полны злобой и безграничной ненавистью. Дина тянула под руку Рому, чтобы скорее войти в дом и избавиться от общества Рахома. Когда Энтана увидала Дину в пиршественном зале, она даже загарцевала на своём брачном диване, предвкушая перепалку словами. Когда Дина приблизилась к ней, она ядовито захихикала:  — По твоему лицу вижу, как ты сожалеешь, что упустила такого богатого жениха и он достался мне!  — Твой жених — не любимец повелителя Локады! — парировала Дина.  — О да, я бы позавидовала тебе, если бы к царской любви прилагались обширные земли и более тысячи рабов — самое ценное и надёжное, что только может быть в Локаде.  — А разве это не так? — улыбнулась Дина. — Быть любимцем самого царя означает любовь и граждан всей державы, а значит, неиссякаемую славу, что влечёт за собой богатство. Приложатся нам и земли и рабы! А вот ты ли твёрдо уверена, что они приложатся к твоему жениху! — Дина фыркнула и протянула Энтане шкатулку с гребешками.  — А зачем он мне без земли и рабов нужен! — махнула рукой Энтана, открывая шкатулку. Уголки её губ кисло поползли вниз, но она усилием воли снова направила их вверх.  — Недешёвый подарок, — заметила она, — это передала Марана?  — Нет, это от меня и моего мужа.  — Папочка дал денег на гребешки для меня и новые украшения тебе?  — Нет, их дал муж.  — Неужели?!  — Желаю и тебе, чтобы твой муж был так же щедр по отношению к тебе! Дина заметила: Рахом вновь не сводил с неё пристальных глаз. Из-за этого она ощущала такой сильный дискомфорт, что не могла дождаться, когда хозяева и гости будут достаточно пьяны, чтобы иметь возможность сбежать с пира незамеченной. Ей удалось легко уговорить Рома сделать это. Через несколько дней начиналось турне Рома по городам Изумрудных Брегов. Рому требовался новый музыкант-рэмист вместо Ланха и Дина уговорила его взять на это место Луриса.  — Лурис обучался музыке в высшей школе и он очень талантлив, — убеждала она Рома. — Уверена, ты не пожалеешь ни о чём, если на рэме у тебя будет играть Лурис. Если, конечно, тебе позволит его нанять Зарам, — добавила она.  — Зарам? — встрепенулся Ром. — Может мне чего-то не позволить? Нет, всё решаю я сам! И он подтвердил это на деле. Зараму на самом деле не хотелось брать в музыкальную группу неопытного и совсем юного музыканта, но Ром настоял — Лурис был принят. Перед самым началом турне Дина посетила дом отца, чтобы сообщить ему, что снова не сможет брать его уроки, потому что отправляется с мужем в путешествие. Но главной её целью была вновь провести медитацию, увидеть Маху и поблагодарить её за спасение мужа. Чандра возмутила новость о том, что его дочь отправляется с мужем в продолжительное турне.  — Это отнимет много времени, — сказал он, — мы и так его потеряли. Откажись от путешествия и живи у меня, пока твой муж в отлучке! — повелительно произнёс он. Дина заспорила, твердя, что не может столько времени не видеть Рома. Чандра, это привело в негодование, он ответил, что такая сильная любовь к мужу — плохое чувство и она обязана ему противостоять, потому что нет ничего важнее, чем долг перед Локадой и правительством, её личное счастье значения не имеет.  — Ты не любишь меня, отец? — вырвалось у Дины, но Чандр проигнорировал этот вопрос и продолжил свою тираду о её долге. Затем был очередной урок и медитация. Дина принялась благодарить Маху за предупреждение о том, что Ланх хотел отравить Рома, но та перебила её:  — Тебе не за что благодарить меня. Ордием не старается продлить гитчи счастье в их низшем мире. Мы решили спасти твоего мужа, чтобы он не умер и тебе не пришлось бы вернуться в дом отца, снова стать его ученицей, затем проводником зорков и стать миру гитчи во благо, а нам — во вред. У Дины похолодела душа. Вот тебе и раз! Собралась благодарить врагов, как будто от них можно ждать искреннего добра, как будто ордием — не зло! Как глупо!  — Я всё исправлю! — ответила она. — Я буду прилежно учиться у своего отца, научусь вступать в контакт с зорками, стану им прилежно служить и искуплю грех, что на мне из-за бесед с вами! Вы меня прельстили!  — И ты прельстилась. Тебе по вкусу пришлась красота нашего мира. Теперь ты видишь её. А раньше, до этого воплощения, тебе это было не дано.  — Я очень сожалею, что поддалась этому искушению!  — У тебя не было другого выхода, так что не сожалей. Твои нервы не выдержали бы такого напряжения, если бы мы не успокаивали их силой своей энергии. Любовь в мире гитчи заставляет тебя страдать. И у зорков ты не вымолишь покоя. И не сможешь уже стать их проводником, даже если захочешь. Мы спасли тебе мужа, ты приняла наши услуги и теперь мы имеем доступ к твоей душе. Поверь, это совсем не плохо. Ты же видела, как хорош наш мир. Мы поможем тебе войти в него, если примешь нашу сторону.  — А Ром?  — Ром слишком завязан с миром гитчи, мы не можем договориться с ним, это бесполезная трата времени и энергии. Ты — нет. Постарайся выколотить влюблённость в Рома из себя. Не так ты сильно любишь его, как тебе кажется.  — Он спас меня от врагов… Он нёс меня на руках тогда, в ночи… Мы так сладко целовались между цветущих саженцев… Мы были счастливы там, на изумрудных берегах реки, когда шли, обнявшись, вдоль кромки воды по рыжему песку вперёд, долго-долго… Как всё это перечеркнуть?  — Ты видела, как красива любовь в нашем мире? Как хороши наши мужчины? Что в сравнении с этим то, что было у тебя? Жалкая пародия на любовь. А сейчас? Где твоё счастье? Где твой спокойный сон? Ты смертельно устала душой, а сна нет. Ты огорчена из-за этой гостьи в твоём доме? И правильно. Она хочет твоего мужа. Хочет твой дом. Хочет твоих рабов. Твои вещи. Твою жизнь. Сильно хочет. Её бы отшвырнуть подальше, да не позволяет тот, кого, как тебе кажется, ты любишь больше всех. Расскажи ему о своих страданиях. Скажи, что чувствуешь в Дите соперницу и плохо спишь из-за этого. Как думаешь, поймёт он тебя? Найдёт способ успокоить? Дина молчала, не находя аргументов. Богиня аури говорила слишком горькую правду. В доме Сулы уже давно переложили крышу, но она по-прежнему жила вместе со своей дочерью в доме Рома. И её дочь всё больше проникала в жизнь Дины, хозяйничала в ней. Чандр огорчился, что снова не состоялся контакт между зорками и его дочерью.  — Жаль, что я утратил дар общения с богами, иначе я бы выяснил, почему это у тебя никак не получается. Дина побледнела от страха. Если бы отец узнал, сколько раз она вступала в контакт с ордиемом, он бы, наверно, отдал её жрецам из монастыря Атама. Эти жрецы проводили специальные обряды над контактёром с ордиемом, предателем мира гитчи, после которых умирало тело, а душа прикреплялась к орбите планеты и была вынуждена долгое время томиться среди живых. Такое ужасное наказание ждало любого, кто оказывался уличённым хотя бы в малейшем контакте с ордиемом. Дина долго думала об этом, даже на другой день на корабле, на котором отправилась в турне вместе с Ромом и его свитой, вопреки воле отца. Корабль для турне Рома был арендован Атанием, знавшим, что стоимость аренды окупится концертами Рома в несколько раз. На этом же корабле, чтобы сэкономить деньги, Атаний отправил в свадебное путешествие дочь и зятя. Зять разочаровал Атания. Родители Гимора не хотели давать за сыном приданого — часть плантаций и рабов, опасаясь, что молодожёны по лени и неопытности разбазарят добро. Не собирался потчевать зятя приданым и Атаний. Сваты рассудили: всё равно когда ни будь их дети унаследуют их состояние, к тому времени поумнев и научившись быть хозяевами земли и рабов. А жить могут по очереди в домах родителей — то у Атания, то у Палка. В брачную ночь Гимор понял, что его невеста лишилась девственности до него. Это возмутило его, он решил задушить её и вцепился ей обоими руками в горло. Но Энтана оказалась не из робких и тихих, она сумела не только оттолкнуть Гимора, но и затеяла с ним яростную драку в брачной опочивальне. И, поскольку Гимор не отличался особой физической силой, Энтана сумела справиться с ним. На корабле она открыла секрет Дине, что до свадьбы с Гиомром ей лишил девственности Лурис в одной из городских гостиниц. Дина вознегодовала: так вот какими глупостями занимался её братец вместо того, чтобы завлечь Диту! А она на него понадеялась! Лурис и Энтана продолжали флиртовать и на корабле, ничуть не стесняясь глупого и рассеянного мужа Энтаны. Но Гимор и не замечал этого. Он познакомился с Зарамом и докучал ему чтением своих стихов, пользуясь тем, что тот не решался отказать во внимании зятю хозяина павильона, в котором служил. Наглость Луриса и Энтаны дошла до того, что они заперлись в каюте Гимора, чтобы заняться любовью. Гуляя по палубе, Дина услышала сладостные стоны, доносившиеся из каюты Энтаны и заглянула туда через маленькое зарешеченное окошко. Увидав своего двоюродного брата по материнской линии, забавлявшегося в сестрой по отцовской линии, она осуждающе покачала головой. Так-то Лурис старается стать женихом Диты! Она приблизилась к борту корабля. Перед её глазами мелькал красивый, но однообразный пейзаж: река, тянущаяся рыжая полоска песка вдоль её кромки, плантации туреса, его вечнозелёная ботва, за полями туреса — фруктовые сады или строительные леса. В Локаде, как и почти на всей Саломе осталось очень мало природных диких лесов — почти все леса были насажены искусственно теми деревьями, что давали лучшую древесину, что были рациональнее и нужнее. Дина скучающе смотрела на уходящие берега. Она опять была одна — Ром занимался репетициями даже на корабле. У него был новый рэмист, который до первого концерта в Пуне должен был приноровиться к репертуару Рома. Зарам изнурял репетициями Луриса, но только Лурису было позволено отдохнуть какой-то час, как он потратил его на совращение чужой жены. Краем глаза Дина заметила вдалеке позади их корабля другой корабль, стремительно приближавшийся. И когда этот корабль поравнялся с бортом корабля, у которой находилась Дина, она увидала на нём Рахома. Он стоял, чуть согнувшись и опершись локтями на перила борта. Встретившись взглядом с Диной, он широко улыбнулся ей, как хорошей знакомой. ” — Хоть бы ты утонул! — с досадой подумала она и у неё заныло под ложечкой. — Этот старик откровенно преследует меня, а я ничего не могу поделать, меня некому защитить! Может, пожаловаться отцу? Нет, боюсь скандала.» Совсем некстати к ней приблизился Гимор и начал выговаривать ей, что она никогда не отличалась умом и порядочностью, именно поэтому и променяла его на выходца из трущоб. Дина всерьёз разозлилась на него за эти слова, ей захотелось сделать ему больно. И она не нашла для этого лучшего способа, чем подвести Гимора к окошку его каюты и указать ему на прелюбодейство его жены. Гимор, увидав бурный секс своей жены с музыкантом, просто взбесился. Он начал носиться по всему кораблю, созывая свидетелей, чтобы они увидели неверность его жены, осудили её и помогли в суде ему развестись с ней, подтвердив факт её супружеской измены. Но пока Гимор бегал, созывая зрителей, проворный Лурис, услыхав его вопли и догадавшись, что произошло, успел улизнуть из каюты Энтаны, а Энтана — одеться. И когда Гимор в сопровождении толпы корабельных работников, музыкантов и танцовщиц побежал к окошку каюты, Энтана уже в одиночестве полулежала на подушках на широкой кровати и ела из вазы конфеты.  — Ты!!! — заорал Гимор на Дину. — Это ты меня привела! Ты всё видела раньше! Подтверди!  — Ты с ума сошёл! — бросила Дина и поспешила укрыться в своей каюте. Не прошло и минуты, как туда ворвался разъярённый Лурис.  — Что же ты, паскудная Дина, вздумала на меня указывать чужому мужу! — прошипел он и толкнул Дину в плечи. Она, не удержав равновесия, упала на спину на кровать. В это время в каюте оказался Ром. Ему почудилось, что Лурис не просто слегка толкнул, а ударил его жену. Он метнулся к Лурису и с размаху хлестанул его тыльной стороной ладони по носу. Из ноздрей Луриса хлынула кровь.  — Держи руку в руке, Лурис. Я никому Дину бить не дам! Лурис зажал пальцами нос. Он был рассержен и возмущён: уж слишком много неприятностей ему от сестрёнки.  — Загляни лучше в гардероб своей жены! — посоветовал он, тяжело дыша от злости. — В зелёный короб! Какую одежду она носит в тайне от тебя и ходит в ней по городу! по людным местам! В этих нарядах её принимают за шлюху, хоть она и тычет им брачные браслеты с твоим именем! Ром нахмурился и быстрым шагом покинул каюту и направился в соседнюю — хранилище коробов с вещами. Он отыскал среди них кожаный зелёный короб, раскрыл его, осмотрел содержимое и лицо его потемнело от гнева. Неужели его жена в тайне от него носит эти одежды, публично показываясь полуголой перед посторонними мужчинами? Он вернулся в свою каюту, сжимая в руке вугу, которую обнаружил в этом же коробе. Это была вуга с насадкой в виде розги. Увидав эту вугу в руках разъярённого мужа, Дина даже боялась догадаться, зачем он её принёс. Она полулежала на широкой кровати, опершись спиной на гору подушек, ошарашено глядя то на Рома, то на вугу.  — Ты ещё коварнее, чем я думал! — сдавленным голосом, полным ярости проговорил он. — Я с утра до позднего вечера тяжело трудился, чтобы ты была сыта, чтобы у тебя был дом, чтобы дать тебе однажды роскошь. А ты выходила из дома в одежде, какую носят шлюхи, ты, замужняя женщина, моя жена… Дина молчала, похолодев от страха. Надо было как-то оправдаться, но боязно стало выдавить из себя хоть одно слово.  — Сколько же мужчин в Беросе решили, глядя на тебя, что ты шлюха? — Ром приблизился к кровати. — А я ведь тоже так подумал, когда в первый раз увидел тебя в Зелёном зале «Волшебных звёзд» — так ты выглядела! Но тогда ты была девушкой, ты была не замужем, а для чего тебе это сейчас? Зачем тебе это нужно? Отвечай!  — Прости, Ром…  — Простить?! — заорал Ром. — Значит, ты виновата? Значит, ты имела дурные, очень дурные намерения, делая это? — он хлестанул её вугой по бёдрам. Она завизжала от боли, вскочила с кровати, но розга вуги заходила, свистя в воздухе, по её ягодицам, бёдрам, спине, плечам. Дина кричала, она была непривычна к сильной боли, но Рома не останавливали её вопли — он был сильно разгневан. Лурис, наблюдавший это, не выдержал и бросился к Рому, встал между им и сестрой, схватив его за плечи:  — Ром, остановись! Во имя доброты богов, не бей её так, будь милосерден! Хочешь убить свою жену? Воспользовавшись этим, Дина выскочила из каюты, побежала вдоль палубы, заскочила в большую каюту для рабынь и заперлась там. Тем временем Ром, бросив вугу на ковёр на полу, снова ворвался в хранилище багажей, выволок зелёный короб на палубу, потащил его к борту. Вынимая из короба вещь за вещью, он в бешенстве рвал каждую и швырял в реку. В каюте рабынь Мазу и Жара осмотрели тело Дины. На её спине, ягодицах и бёдрах вспухли розовые рубцы от розги. В этой же каюте находилась рабыня Зарама Фекра и корабельные рабыни, рабыня Гимора и Энтаны Шиля. Все они окружили Дину и любопытством рассматривали на её теле следы от побоев, предвкушая, как разнесут вести об этом по рынкам. Дина не плакала — в ней полыхала злость. Она решила, что Ром перегнул палку. Что плохого в том, что у неё красивое тело и она хочет, чтобы его красоту видели многие, не только муж? ” — Сколько же ханжества в Локаде! — в бешенстве рассуждала она. — Мужья ревнуют жён невесть за что, а женщины вынуждены носить глухие одежды, даже если они не уродливы телом и не имеют нужды прятать своё уродство. Разве красивое тело — это что-то позорное, что надо скрывать?» Она села на кровать Жары, тяжело дыша от гнева. Вскоре к ней явился Лурис — расстроенный, бледный.  — Прости, — пробормотал он, — я не думал, что у вас с мужем получится такая крупная ссора. И я в этом виноват! Но мне казалось, что это всё могло обойтись простой перебранкой. Дина только горько усмехнулась — она и сама так считала. Но какой серьёзный раздор с Лурисом — впервые! Подумать только, как так получилось, что они так подвели друг друга! Лурис сел рядом с ней на кровать.  — Я попытался уговорить его перестать сердиться на тебя, — продолжал он, — но Ром сказал: ” Она заперлась в каюте для рабынь, пусть не выходит оттуда — не ручаюсь, что не оторву ей голову». Не выходи, Дина. На всякий случай, не выходи. Что тебе стоит. Я принесу тебе еды, всё, что скажешь, принесу. Дина почувствовала, что злится ещё сильнее. Она не заслужила такого отношения к себе. Разве она шлюха и изменила мужу, что он так плохо с ней обращается?  — Я уйду от него, — сказала Дина.  — Куда? — спросил Лурис. Дина промолчала в ответ.  — К отцу, — ответил за неё двоюродный брат, — и уже навсегда. Навсегда со стариком Чандром. Я бы не выдержал. ” — И я не выдержу,» — подумала Дина. От досады и злости ей захотелось есть. Лурис принёс ей из корабельной кухни жареные водяные растения, печево, сладости, фруктовые напитки. Она ела и ела, пока пища не встала колом в желудке. Но через некоторое время снова появился аппетит. Она провела всю дорогу от Бероса до Пуны взаперти в каюте для рабынь, потому что Ром никак не хотел её прощать и она не решалась показаться перед ним, да и Лурис отговаривал её от этого:  — Ром зол, всё ещё очень зол. Лучше прячься, вдруг он опять взбесится, тебе нужна ещё одна порка? Дину возмущало поведение Рома, она считал, что не заслужила такого обращения с его стороны. Но она ничего не могла поделать и, чтобы хоть как-то заглушить обиду и бессилие, то и дело принималась за еду. Когда корабль причалил к пристани Пуны, её ждал ещё один сюрприз: Ром решил поселить её в отдельный номер в гостинице. И передал ей эту свою волю через Луриса. Дина обиделась всерьёз и попросила Луриса купить ей место на пассажирском корабле, плывущем обратно в Берос. Она хотела вернуться домой. Но двоюродный брат уговорил её не делать этого и потерпеть, ведь если сейчас она плывёт одна, это может окончательно разрушить её брак. Разве она хочет вернуться в дом Чандра? Дина заставила себя смириться и войти в одинокий номер гостиницы, приготовленный для неё Зарамом. У её появились сомнения в том, что Ром любит ей настолько сильно, как она возомнила себе. Всё шло не так, как ей хотелось и обида с досадой никак не покидали её. Она велела рабыням принести масло из сливок молока ликка — очень жирное и питательное и сдобные горячие булочки. Макая булочки в кремовую массу густого сливочного масла, Дина поедала их с жадностью и ей казалось, что вкус этой еды как-то утихомиривает её раздражение и обиду.  — Молодая хозяйка, да разве можно кушать столько масла ликка! — ворчала над её ухом Мазу и её толстые щёки тряслись от волнения. — Это вредно, сколько раз я тебе говорила! Ты можешь отравиться!  — Отстань! — фыркала Дина. — Масло и булочки меня успокаивают! Однако, нянька оказалась права. Через несколько минут после этого разговора Дине на самом деле стало очень плохо и она упала на ковёр без сознания. Мазу и Жара начали хлопотать вокруг неё, но чувства никак не возвращались к ней. Испугавшись, рабыни позвали Луриса, проживавшего в соседнем номере, но Лурис ничем не мог помочь.  — Надо позвать враца! — наконец, сообразила Жара. — Хозяйка скусала уз слиском много масла! Луриса внезапно озарило.  — Нет, — промолвил он, не зовите врача и молчите о том, что она ела масло, никому не говорите. Я, кажется, понял, как сейчас надо поступить. Он поспешил в номер к Рому. Ром только что принял ванну и выходил из неё с влажными волосами, облачённый в пёстрый балахон. Обладая неплохими актёрскими способностями, Лурис сумел придать своему лицу выражение, а голосу — слёзную дрожь:  — Дина не выдержала горя из-за вашей ссоры! — с порога завопил он. — Она собрала ядовитые шарики, что в гостинице раскладывают для кровососущих жуков и отравилась ими! В Пуне водилось много жуков-гавов, питавшихся кровью людей и животных, как ни в одном другом месте из-за того, что в окрестностях этого города было слишком много животноводческих ферм, на которых разводили ликков. Жуки особенно ценили кровь этих животных-великанов, не брезгуя и человеческой. С ними пытались бороться с помощью отравы — шариков из крови ликка, муки сеса и яда гавов-растений. Услыхав слова Луриса, Ром перепугался и, как ошпаренный, помчался в номер, где проживала его жена. Увидав Дину, лежавшую с закрытыми глазами на ковре, он бросился к ней, поднял на руки и завопил во всё горло:  — Врача! Уложив Дину на кровать, он принялся гладить и целовать её лицо, плача и дрожа:  — Как же ты могла убить себя? Как же мне теперь жить без тебя? Нет, Дина, нет, тебя спасут! Явившийся в номер врач сделал Дине промывание желудка и привёл её в сознание. едва она открыла глаза, как Ром бросился к ней:  — Какая же ты глупенькая, Дина! Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя сильнее, чем положено любить жён в этом мире! Нельзя так любить жену, но что я могу поделать с собой? неужели ты посчитала, что я никогда не прощу тебя, хоть ты и очень сильно провинилась? Ты потеряла надежду и решила выпить яд? Дина удивлённо расширила глаза:  — Я не пила никакого яда! С чего ты решил? Я просто съела слишком много сливочного масла — думаю, обморок произошёл от этого. Ром оглянулся на Луриса, стоявшего за его спиной и посмотрел на него с укором.  — А я подумал, что она отравилась, — пожал плечами Лурис. — Она была слишком сильно расстроена тем, что ты отселили её от себя в другой номер. Ром вновь обратился к Дине:  — Я только хотел, чтобы ты прочувствовала, насколько нехорошо ты поступала, нося такую открытую одежду и появляясь в ней среди других мужчин. Но ведь ты поняла всё, да? Значит, отныне мы будем снова спать в одной постеи и мириться в ней. Рахом наблюдал в дверную щель, как Ром уносит Дину в даль гостиничного коридора. Сам он, также, как и в гостинице в Атли, постарался снова поселиться в номере рядом с Диной и ради этого подсунул взятку администратору гостиницы. Он собирался вновь проделать дыру в стене, смежной с номером Дины, чтобы вести за ней наблюдение. Но планы его сорвались: Ром переселил свою жену в свой номер, а в номере Дины остались лишь Жара и Мазу, туда же Ром отправил своего личного раба Пече. Целеустремлённая натура Рахома и его одержимость Диной вновь заставили его похлопотать. Он в очередной раз отправился к администратору гостиницы и, подбросив тому деньжат, оказался в номере рядом с номером Рома. Концерты Рома должны были состояться в самом большом зале самого престижного павильона развлечений в Пуне «Наслаждение». Зал этот был арендован Зарамом на деньги и от имени Атания. Ром с утра до позднего вечера проводил время в работе. Дина же, чтобы как-то коротать время, проводила его с Энтаной, остановившейся в той же гостинице. Часто молоды женщины гуляли по городу, осматривая его. Прежде им не доводилось бывать в Пуне. Впрочем, этот город мало отличался от Бероса. Когда номер Рома и Дины пустел, Рахом мог буравить в стене, общей между его и их номерами дырку, не опасаясь, что это может кто-то услышать: скрежет буравчика в руках Цихара о кирпичи. Ром вновь возвращался усталый после репетиций и концертов и оказывался не в силах заниматься любовью со своей женой. Это тешило и радовало Рахома. Однажды Ром, вернувшись поздно вечером после очередного концерта в свой номер, застал там гостью — Энтана проводила время с Диной за сплетнями и праздной болтовнёй. Лицо Рома сделалось таким хмурым, что Энтана поспешила распрощаться с Диной и с ним и исчезнуть. Оставшись наедине с женой, Ром бросил:  — Ты должна перестать с ней водиться! Дина удивлённо подняла брови:  — Почему?  — Она блудливая женщина, изменяет мужу. Она грязная! Ты больше не будешь водиться в ней. Дина почувствовала жгучий комок в области солнечного сплетения. От повелительного тона мужа у неё появилось злость и раздражение.  — Она моя единственная подруга и двоюродная сестра!  — Не спорь, — холодно ответил Ром. — Она запачкала себя и не может быть тебе ни подругой, ни сестрой.  — Она — дочь дяди Атания! — Дина возмущалась всё сильнее. — Атания, моего дяди, сделавшего тебя знаменитым, для его павильона ты выступаешь!  — Я помню это и очень благодарен Атанию. Я постоянно благодарю его, отдавая ему половину своих доходов за концерты. Но дочь его не достойна своего отца. Если бы он знал, как она непорядочна! Нет, ты не будешь с ней водиться!  — Я буду дружить, с кем хочу! — запальчиво прокричала Дина.  — Что ж, будем ссориться. Дина опомнилась: её спор не сулил ничего хорошего. Ром мог выгнать её обратно в отдельный номер. Она постаралась улыбнуться, зажав в себе раздражение и очередную обиду, приблизилась к Рому и обняла его:  — Нет… Нет… Я не хочу ссориться. Я больше не буду общаться с Энтаной, если ты этого не хочешь. Ей показалось: её воля вот-вот будет сломлена под напором властности Рома. Лучше прогнуться, чтобы не сломаться. Она перестала ходить в гости в номер к Энтане, находя этому те или иные оправдания, но в свой номер впускала и привечала её, а Рому твердила со слезами, что не решается её прогнать, потому что боится гнева дяди и отца и умоляла Рома, чтобы он сам выставил Энтану вон, объяснив ей, что она — блудница и не достойна общества его жены. Рома это смущало, он понятия не имел, как вышвырнуть из жизни совей жены Энтану и не осложнить при этом отношения с Атанием. В конце концов, он смирился дружбой Дины и Энтаны, удовлетворившись тем, что Дина научилась прощаться с Энтаной раньше, чем он вечером возвращался в свой номер. Дина посещала его первые концерты в Пуне, волнуясь за его успех в этом городе. Но Пуна была вскоре им покорена. В Пуне у Рома оказались невероятно нахальные поклонницы: они карабкались на сцену к Рому, проникали в его номер и предлагали ему свою постель прямо в присутствии Дины. Одной из таких поклонниц Дина разбила голову вазой из металла. Рому пришлось нанять охранников для защиты от таких назойливых поклонниц. Сон Дины, начавший было налаживаться, расстроился вновь. Надвигалась тяжёлая депрессия и Дина боялась её. Она была готова снова войти в контакт с ордиемом, лишь бы они успокоили её слой своей энергии. Ей пришла в голову мысль, что можно было бы обзавестись своими собственными медитативными камнями и ароматическим курениями, чтобы иметь возможность контактировать с ордиемом в любое время, не посещая дом отца. Она обошла несколько аптек и травяных лавок и нашла все нужные ингредиенты для изготовления ароматических курительных кубиков. А вот с камнями дело обстояло сложнее. Она обошла и объездила все лавки камней в Пуне, но не нашла ни одного нужного. В Акире она продолжила поиски этих камней, подключив себе в помощь Мазу и Жару, всучив им списки нужных камней и отправив ходить по городским лавкам камней. Рахом неизменно последовал за Диной в Акир и приложил все старания, чтобы поселиться в соседнем номере и вновь проделать дырку в общей стене. В Акире, как и в Пуне, он почти не покидал свой номер и Дине не довелось столкнуться в ним в коридоре. Он снова наблюдал за её жизнью, старался подслушать, что о ней говорят её рабы. Однажды он услышал разговор Мазу с гостиничными рабынями, жаловавшейся, что молодая хозяйка заставляет её искать какие-то камни из списка, в лавках камней, а ей, Мазу, тяжело подолгу ходить из-за большого живота. В тот же день Разна добыл этот список камней для своего хозяина. Рахом с удивлением прочёл этот список. Ещё в жреческой школе он слышал об этих камнях и знал, что жрецы используют их для медитации. Ему было также известно от Атания, что Чандр готовил Дину к какой-то особой миссии, связанной с частыми медитациями. Но почему Дина сама искала камни для медитаций, если ими, должно быть, владел её отец? Впрочем, его поразило другое. Накануне, ещё на корабле, следовавшем за Диной из Пуны в Акир, он видел необычный сон. Дина говорила ему в сновидении странные слов, которые он никак не мог понять при пробуждении: «Я приду к тебе, я найду дорогу, только положи на неё камни, тогда я отыщу путь, я стану твоей!» Он много думал над этим сном и теперь получил разгадку. Он должен добыть для Дины камни, какие она хотела. Рахом напряг память. Память от природы у него была отличная, спустя долгие годы он не забыл знаний, что получил в жреческой школе ещё мальчиком. Когда-то он видел на картинке в учебнике для жрецов, как выглядят нужные Дине камни и зазубрил их названия наизусть. Ему было также известно, что такими камнями чаще всего владели монахи и отшельники. Наведываясь ещё прежде в Нолы, чтобы узнать, как идут дела на лесопилке и в лесных угодьях, он «краем уха» слышал про отшельника Густава, основавшего высоко в горах небольшой пещерный монастырь, где со своими учениками занимался регулярными медитациями. Почти никому из монахов не удавалось вступить в контакт с самими богами, разве что с аниками или жрецами иных планет. Рахом уже знал, где добудет заветные камни для Дины. И ему не терпелось скорее сделать это, он поспешил из Акира в Нолы. В Нолах он сумел разыскать с помощью Цихара проводника, взявшегося за плату показать ему дорогу в горах к монастырю Густава. Рахом взля с собой в сопровождение верных рабов — Цихара и Рахну и ещё десятерых своих рабов, из которых он воспитал настоящих головорезов. Монастырь Густава состоял из пятидесяти мужчин-аскетов. Они проживали в пещерных кельях, питались туресом и другими овощами и одевались в грубую ткань из воши. Рахом напал на монастырь ночью, его рабы и он сам были вооружены до зубов. Монахи не имели никакого оружия и не умели им владеть, к тому же, спали, когда Рахом и его шаро-головорезы начали их убивать, врываясь в кельи. Рахом и горстка его людей уничтожили монахов Густава всех до одного и самого Густава, затем бросились рыться в их скудных пожитках в поисках медитативных камней. Наконец, камни были найдены — все семнадцать. Завладев ими Рахом улыбнулся сам себе: «Теперь, Дина, ты придёшь ко мне!» Рахом вернулся в Акир, в гостиничный номер в соседстве с номером Рома — за свой номер Рахом проплатил вперёд, чтобы удержать его за собой на время путешествия в Нолы. Ром всё ещё находился в Акире вместе с женой, давая многочисленные концерты. Кроме них он успел принять участие в парадной мистерии в день праздника бога Синая. Он проехал по улицам города верхом на священном ликке, шерсть которого была покрыта гигантской попоной, расшитой яркими замысловатыми аппликациями, кистями и бахромой, гирляндами цветов. Ром пел гимн, восхваляющий бога Синая. В тот день слава Рома выросла невероятно, расползлась по всей Локаде и вышла за её пределы. Дина была счастлива из-за успехов мужа, но в тот день, когда Рахом вернулся из Нолы обратно в Акир и немедленно припал к дырке в стене в надежде увидеть Дину, радость её была омрачена. В Акир Рому было прислано письмо от Диты и Дина решилась его вскрыть и прочесть раньше, чем муж узнает о нём. Дита предлагал для его новых песен стихи собственного сочинения, они были любовного содержания, автор признавалась в них в любви к мужчине, имени которого не называла, но давала явный намёк, что этот мужчина — Ром. Дина не на шутку взбесилась.  — Какая нахалка! — вслух проговорила она. — Признаваться в любви чужому мужу! Ром! Как ты отреагируешь, когда прочтёшь это? Тебе польстит её любовь или ты решишь, что Дита распущена и бесстыдна? Ты отругаешь её, пристыдишь? Напомнишь, что у тебя есть любимая жена? — она упала ничком на кровать, уткнулась лицом в подушки и заплакала. Прорыдав какое-то время, она подняла влажное красное лицо.  — Нет, Ром, ты не станешь ругать её! — снова промолвила она. — Она же может обидеться. А разве можно обижать дочь Сулы? Сула — это же святое, ей и её отродью можно всё и всё, что они ни совершат — то хорошо, будь то самая мерзкая гнусь! — закричала Дина и, вскочив с кровати, подбежала к креслу, на которое было брошено письмо от Диты. Схватив это письмо, она изорвала его в клочки.  — Вот так! — она истерично рассмеялась. Нервы оказались настолько взвинчены, что Дина поняла, что сойдёт с ума, если не отвлечётся хоть чем ни будь. Она подумала о развлечениях в Акире, каких не было в Беросе: это были катания на лодках по речкам между зарослей растения простумы. Акир и его окрестности пересекало множество не очень глубоких и широких рек, дно которых было покрыто особенным илом, питавшим жёлтую осоку, росшую в воде и носившую название ПРОСТУМА. Она тянулась над водой ввысь иногда до двух метров, обычно вдоль обоих берегов речки, оставляя полоску воды посередине, по которой сновали лодки. Простуму собирали, срезая специальными ножами, обрабатывали в специальных мастерских и готовили из неё бумагу. Но кроме практической помощи она приносила доход и акирским лодочникам, бравшимся за плату катать мимо зарослей простумы желающих, считавших это романтичным. Акир прославился этим развлечение: прогулками по полоске воды между жёлтыми остриями простумы, тянущимися к небу. Дина ещё ни разу не участвовала в такой прогулке, ей хотелось сделать это с Ромом, но она понимала, что он слишком занят и даже заговорить с ним об этом казалось немыслимым. Дина решила испытать наслаждение от такой водной прогулки в одиночестве. Она нарядилась в голубое платье с широкими, до локтя, рукавами — нарядное и глухое. Одела на шею ожерелье из золотых пластинок с чеканкой и горошин из этого же металла — подарок Рома в Акире. Едва она покинула гостиницу, как следом за ней тенью выпорхнул Рахом. Она наняла клеомбу, приказав водителю везти её к ближайшей прогулочной реке, Рахом нанял клеомбу, велев водителю доставить его туда же. Дина не заметила слежки. Голова её была как в тумане, душила обида на мужа за то, что он позволил красавице Дите любить его, жить в его доме, что он высек её, свою жену, хотя она не была так уж виновата, а главное, за то, что Дита чувствовала себя в праве писать ему любовные письма без страха быть отвергнутой… Клеомба доставила её на берег прогулочной речки, носившей название Вул. Дина сошла на набережную, покрытую серыми глыбами плит и тут же её обступила толпа лодочников, наперебой предлагавших свои услуги. Дина выделила из их толпы одного — белозубого, кучерявого, лицо которого показалось ей привлекательным и приятным. Она указала на него. Он усадил её в свою лодку под белый навес от солнца и сел за вёсла. Он оказался разговорчивым — без умолку рассказывал смешные истории, происходившие на реке и Дина понемногу развеселилась. Рахом нанял другую лодку и двигался в ней на некотором расстоянии от Дины. Лодочник предложил Дине вина и фруктов — она не отказалась. На душе её стало легко и беззаботно, как в девичестве и она сама не заметила, как начала флиртовать с лодочником, которого, как выяснилось, звали Виру. Услышав её весёлый голос и смех, доносившейся из-под навеса над лодкой, Рахом насторожился. Замужней женщине было неприлично так громко разговаривать и смеяться в обществе малознакомого мужчины. Рахом тяжело задышал, ощутив огненный жар ревности. Между тем, Виру предложил Дине показать особенно красивые места, где простума росла не только в воде, но её заросли покрывали землю на берегу реки. Дина, изрядно захмелев от вина, загорелась любопытством и согласилась. Проплыв ещё немного по полоске воды, лодка Виру свернула прямо в заросли простумы, раздвигая их носом. Наконец, нос лодки ткнулся в берег. Дина не успела опомниться, как Виру спрыгнул в воду, подобрался к ней и подхватил на руки. Он вынес её на берег — она не сопротивлялась. От чего-то ей стало уютно и комфортно на руках этого малознакомого мужчины.  — В зарослях простумы не очень удобно шагать такими нежными ножками, как твои, уважаемая, — произнёс Виру. — Я понесу тебя на руках, мне совсем не трудно, я сильный! — он улыбнулся. Вино, зной и сладкая истома окутали Дину. Виру поднял её на руки и она положила голову ему на плечо и поняла, что не хочет сопротивляться его воле. На секунду в её памяти мелькнул Ром и тут же развеялся, как туман. Она устала душой и не хочет ничего, кроме мимолётных удовольствий. Виру нёс и нёс её куда-то — ей было всё равно, куда. Рахом же, увидав, как лодка, в которой плыла Дина, свернула куда-то в заросли простумы, приказал своему лодочнику следовать за ней. Рахом не мог разглядеть из-за жёлтых плоских стеблей, как Виру поднял на руки Дину, только догадался, что они выбрались на берег, увидав их пустую лодку. И немедленно сам сошёл на берег, приказав лодочнику ждать его. Рахом прислушивался к шуршанию простумы, чтобы определить, куда двигались лодочник и Дина. Между тем, Виру всё больше ощущал, что красивая незнакомка всё сильнее оказывается в его власти. Он решился поцеловать её в губы, затем ещё и ещё. Она не сопротивлялась, а затем ещё и обвила руками его шею. И тогда он уложил её на землю, покрытую простумой, как мягким одеялом и принялся ласкать её, гладить тело сначала по поверхности голубого платья, за тем его горячие ладни нырнули под его подол и загуляли по полным бёдрам Дины. Она закрыла глаза и поняла, что никакая сила не может заставить её сказать «нет» этому мужчине — она вожделела его так же, как и он её. Оба упивались близостью и страстью, даже не заметив приближение Рахома. Увидав Дину, извивающуюся от сладострастия в объятиях другого мужчины, Рахом оцепенел от ревности и потрясения. До этого он видел точно такие же бурные её страсти в постели с Ромом, но с этим Рахом сумел смириться, он принял то, что Ром — пока её законный муж. Но то, что у Дины появился любовник и это был не он, Рахом, причинило ему боль. Возникло странное ощущение, что Дина изменила не только мужу, но и ему. Рахому хотелось наброситься на незнакомца, совращавшего Дину, избить его, переломать кости, убить Но тело отказалось повиноваться, оно словно превратилось в камень. Лодочник стянул с Дины её лёгкое платье, раздвинул её ноги и начала входить в неё, а Рахом смотрел на это и из его глаз градом лились слёзы. Наконец, он кое-как овладел своими ногами и, пошатываясь, побрёл к лодке. Закончив любовные игры с Виру, Дина почувствовала нервное расслабление до такой степени, что её охватил крепкий сон. Она не пробудилась, когда Виру поднял её на руки, отнёс в лодку и, расстелив одеяло на носу лодки, уложил на него Дину. Лодочник разбудил её возле набережной, где она наняла его. Дина раскрыла глаза и принялась протирать их. Память её блокировала эпизод близости с Виру на берегу, она не помнила, что изменила Рому и считала, что проспала всё путешествие из-за того, что было жарко и выпила вина. Виру игриво улыбался ей — она не поняла этой улыбки. С его помощью она вышла из лодки на берег, ощущая вялость в теле и потребность поспать ещё. Лодочник смотрел на неё преданными влюблёнными глазами, но она, зевнув, сунула ему в руку плату за прогулку на лодке и, пробормотав «добра от богов», двинулась к стоящим в ряд наёмным клеомбам. В гостиничном номере мужа она приказала Мазу и Жаре приготовить ей горячую ванну с ароматическими маслами и отдать её голубое платье в прачечную — она посчитал, что ей только кажется, что и её тело, и её платье имеют запах дешёвых мужских благовоний. После ванны она перекусила и, завалившись в постель, проспала беспробудно до следующего утра. Ещё трое суток она спала и днём, и ночью, пробуждаясь на короткое время лишь для того, чтобы поесть и справить естественные потребности. Она и не подозревала, какие страсти полыхали эти дни вокруг её персоны. Рахом то и дело заглядывал через дырку в номер Рома, чтобы увидеть, что делает Дина, но та спала, спала, спала. Рахома мучила ревность, чтобы не сойти от неё с ума, он время от времени наведывался в небольшой ресторанчик неподалёку от гостиницы, чтобы отвлечься, послушать музыку и песни. И однажды, на третий день после прогулки Дины на лодке по речке Вул Рахом вдруг увидал в этом ресторанчике Виру, сидевшего за столиком в компании тощего невысокого мужчины в простой одежде. Рахом постарался занять столик поближе к ним, чтобы услышать их разговор.  — И сколько ты намерен ещё торчать возле этой гостиницы? — с укором проговорил тощий мужчина. — Твоя мать послала меня за тобой! Послушай, там, на реке, сейчас отбою нет от желающих кататься в лодке, ты не понимаешь, какие доходы теряешь?  — Плевал я на них! — фыркнул Виру. — Я не уйду отсюда, пока не увижу её мужа, не встречусь с ним! Я знаю, кто он. Она вела себя так, как будто между нами ничего не было, просто швырнула мне деньги и взгляд у неё был пустой. Но я-то проследил за ней, нанял клеомбу и проследил до самой этой гостиницы! Я сумел и выяснить, кто она и кто её муж. Да, он великая знаменитость, богат и прославлен. Но если я не таков, это не даёт ей права оскорблять меня — пользоваться моим телом, а затем вышвыривать из своей жизни! Я не забава для избалованной бабы!  — А кто же ты? — хмыкнул собеседник. — На что бОльшее ты рассчитывал с ней, с этой женой богатого человека? Виру зло сжал кулаки.  — Но ведь она же изменяет мужу, значит, ей нужен любовник! Так почему бы ей не оставить меня своим любовником? Не проститься со мной более любезно, не назначить время другого свидания? Рахома затрясло от гнева и ненависти: «Ишь, чего захотел! Жалкий простолюдин, тебе ли мечтать о такой женщине? Гордое ничтожество, тебя в пору раздавить, как жука!»  — Её муж артист и, вероятно, скоро увезёт её из этого города, — предположил тощий.  — Я нашёл бы себе занятие и в другом городе, там, где она! — ответил Виру.  — Скорее, она найдёт себе другого любовника.  — Нет, ей придётся сделать своим любовником меня. Я обязательно найду способ сказать ей об этом. Если она откажется из высокомерия, я пригрожу ей, что всё расскажу её мужу. И сделаю это, если она откажется!  — Она станет всё отрицать, скажет, что даже не знакома с тобой!  — А я дам клятву на алтаре богов, что мы были вместе! По тону голоса Виру Рахом понял, что тот настроен решительно и рассудил: «Если этот прохвост поклянётся в храме, что был с Диной в любовной свяхи, Ром, без сомнения, разведётся с ней. И тогда ей придётся вернуться к отцу, а уж из лап старика мне её не вырвать. Ром — другое дело. Он трудится по целым дням, а его жена в это время не сидит взаперти и бывает в разных местах, того и гляди забредёт туда, где мне будет несложно её похитить. Так что мне совсем не нужно пока её развода с Ромом. Но этот негодяй портит мне все мои планы. Нет, я не позволю ему!» Тощий ещё немного посидел в ресторанчике с Виру, затем покинул его, отправившись по своим делам. А Виру остался. Он понурил голову, время от времени прихлёбывая из чаши вино. А затем поднялся и вышел прочь. Рахом поспешил за ним. Виру пребывал в состоянии такой озабоченности, что не заметил слежки за собой. Он покружил вокруг гостинцы, пристально всматриваясь в окна, затем свернул на одну из улиц и двинулся по мощёной мостовой широким шагом. Рахом не отставал. Молодой человек сворачивал то в одну сторону, то в другую. Рахом следовал чуть поодаль от нео, не выпуская из виду. Небо начало темнеть и очередная улица, на которую вышел Виру, была безлюдна, на ней не было фонарей и в домах не горели светильники — очевидно, в них никто не жил, они выглядели совсем старыми, заброшенными, полуразвалившимися. Виру куда-то шёл и шёл мимо мёртвых окон… Рахом понял: пора. Его состарившееся тело ещё хранило молодую прыть и недюжинную силу. Он всё ещё не утратил способность передвигаться стремительно, но бесшумно. Он подлетел к Виру сзади, как тень и одним умелым движением свернул ему шею. Гастроли Рома в Акире были завершены. Пришла пора посетить следующий город Изумрудных Берегов — Пальвы. Зарам начал было хлопотать по этому поводу, но Ром хмуро осадил его:  — В Пальвы мы не поедем.  — Это капризы, Ром? — удивился Зарам. — Ты не можешь от этого отказаться!  — Не капризы, — Ром, страдая от внутренней боли, поведал гереру о своей трагедии в Пальвах, где он оказался свидетелем убийства своего отца. Зарам внимательно выслушал Рома, посочувствовал ему, но сам испытал тревогу за свою собственную карьеру. Если Ром ослушается повелителя, то потеряет славу, а значит, и успехи его, Зарама, сойдут на ноль.  — Ром, то, что ты пережил, это ужасно. Но ты же знаешь, что это воля самого повелителя, чтобы ты выступал в Пальвах. Если ты откажешься, это будет концом твоего успеха на сцене!  — Повелитель говорил, чтобы я выступил во всех городах Изумрудных Берегов, но ведь есть ещё Нолы. Давай отправимся прежде туда!  — Хочешь потянуть время, чтобы подготовить себя к Пальвам? — догадался Зарам. — Что ж, можно и так. Посетим Нолы, но прежде мы можем ещё добавить тебе времени, вернувшись в Берос, чтобы ты мог там напомнить о себе, дав определённое число концертов. Столица не должна забыть Рома Огненную Искру из-за его гастролей! Когда Ром и Дина вернулись в свой дом в Беросе, в нём снова произошли обновления: красивыми тканями с узорами оказались оббиты все жилые комнаты и эти ткани снова были подобраны Дитой. Ром слал в Берос деньги, полученные за концерты и нанятая Ромом строительная артель под контролем Замзура ремонтировала дом Рома — по вкусу Диты. Вокруг дома появилась новая ограда и ворота — цельные, ажурные, крепкие, окрашенные в красный цвет. Смотрелось ярко и красиво, Дита и здесь постаралась. Более того, в доме и в саду появились новые лица: были приобретены рабы — плотник, слесарь, раб, разбиравшийся в уходе за животным и лечении их. Были заново отстроены все сараи и амбары. В усадьбе теперь водилась другая живность, кроме гионов Рома и Дины. Один из сараев был отведён дли ЛАЧИ. Лачи были яйценосными животными, по внешнему виду напоминавшими индюков с белым оперением, только на четырёх птичьих лапах и с узкой удлинённой мордочкой с зубками вместо клюва. Они ежедневно несли крупные яйца, ради которых их разводили. Вокруг сарая была установлена обширная клеть из металлических решёток, внутри которой лачи гуляли и откладывали яйца в рыжую траву. Амбары были полны запасов овощей с огорода в усадьбе, сесом и мукой. Ром только тешился, как славно преобразился его дом: теперь никто не назовёт его нищим! У Дины же появилось горькое и тоскливое чувство, что она вовсе не имеет никакого отношения к дому мужа. Здесь хозяйничала Дита и это нельзя было остановить. Преображена была даже спальная Дины и Рома: стены украшали розовые ткани, потолки — фрески с жёлтыми и синими цветами. Уборную и ванную комнату, примыкавшую к спальной покрывали зелёные плитки. Всё это выглядело великолепно, Дину это вполне устроило бы, если бы всё это возникло не стараниями Диты. Дине вспомнились слова Махи о том, что Дита хочет её мужа, её дом, её жизнь. И аури права: Дита вползает всё больше в её дом, жизнь, занимая в них всё более обширное пространство. И её нельзя вышвырнуть вон. Ром должен её матери, очень должен. И дочь этой женщины требовала вернуть этот долг. Не матери, а ей. Безмолвно требовала. Дине стало нестерпимо тяжело и больно, ей захотелось мстить Дите. Дина собрала в шкатулку все драгоценности, подаренные ей Ромом и отправилась к комнату Диты. Дита сидела у окна за небольшим столиком, заплетая перед овальным настольным зеркалом свои пышные косы. Дина присела напротив неё на пуфик и, раскрыв шкатулку, принялась хвастаться подарками Рома, вынимая одно за другим украшение, раскладывая их на столике перед Дитой. При этом она пересказывала, как именно получала эти подарки, как при этом Ром обнимал, целовал, ласкал её, говорил слова любви. Ей очень хотелось сделать Дите больно, увидеть на её глазах слёзы, перекошенный от горя рот, складку досады между бровей. Но на лице девушки не дрогнул ни один мускул. Она очень спокойно протянула обе руки к украшениям Дины и, не попросив разрешения, принялась трогать их, брать в руки, внимательно осматривать, затем — примерять на себя. Дина опешила от возмущения. Значит, вот как Дита жаждет заполучить ещё и её украшения! Терпение Дины лопнуло. В глазах ей бросился стоявший за зеркалом на столе большой стакан с соком фрукта НЯНУ, цвета тёмных чернил. Дина схватила этот стакан и вылила Дите сок прямо на голову. Синяя жидкость разлилась по волосам и лицу девушки, растеклась по белой хламиде. Дина же, вскочив со своего седалища, ринулась к ней и принялась срывать с неё свои украшения, едва не разодрав ей до крови мочки до ушей. Дита оцепенела от испуга и удивления, почти не сопротивляясь. Дина сложила свои драгоценности обратно в шкатулку.  — Дита, — сквозь зубы проговорила она, тяжело дыша, — мой муж любит только меня. Тебе нечего делать рядом с ним. Не пиши больше для него свои любовные стишки. Ищи себе жениха, бывай в тех местах, где бывают молодые девушки, чтобы быть на виду у молодых мужчин. Не трать зря дни юности в обществе двух старших женщин и чужих рабынь, в хлопотах по обустройству чужого дома — моего дома! Обрати внимание на Луриса — он влюблён в тебя. Я никогда не уступлю тебе место рядом с Ромом! Она покинула комнату Диты, а Дита бросилась в ванную комнату и, открыв кран с водой, принялась смывать с себя чернильный сок. Мать не должна узнать, как Дина обидела её. иначе Сула оскорбится и заставит Диту покинуть дом Рома. А как Дите уйти из дома своего кумира? Девушка плакала, склонившись над умывальником… Тем временем Дина уже выбралась из дома в сад, чтобы побывать в своей беседке, в которой она отдыхала, лёжа в гамаке. Но старой деревянной беседки не оказалось и вместо неё красовалась другая среди саженцев — металлическая, с ажурными плетёнными, как кружевами, стенами, окрашенная в серебро. И там, на металлических крючьях на столбах висел гамак Дины. На нём лежал её плед — скомканный, среди небрежно брошенных подушек. Очевидно, гамаком пользовались, в нём кто-то лежал. Не Чанта — та боялась гамаков, она боялась, что гамак оборвётся, она упадёт, ударится затылком и умрёт. Сула вообще не любила эту беседку, ощущая себя в ней неуютно. Значит, Дита — больше некому. Дита хочет и её гамак. Сон, наладившийся было в Акире, вновь ухудшился до такой степени, что не помогала даже сильнодействующее снотворное. Дина вновь начала навещать отца, чтобы брать у него уроки и обучиться общению с зорками. Её пугали мысли, что все её тревоги и неприятности из-за Диты — это расплата за её грех контакта с ордиемом. Ей очень хотелось искупить его, прилежно изучая уроки Чандра, стремясь к выполнению своей миссии. Но у неё ничего не получалось. Бессонные ночи сказывались на организме, она то и дело засыпала перед жреческой книгой, содержание которой пытался раскрыть ей отец или погружалась в глубокий сон во время медитативного сеанса. Чандра это приводило в негодование. Он ругал и упрекал дочь, она начинала плакать.  — Тебе нужно каждый день посещать храм Амалис, — сказал Чандр, в конец раздражённый её приступами сонливости. — Даже побыть временной жрицей! чтобы заслужить милость богини — бодрость и способность к обучению! Дина подумала: «И искупление тягчайшего греха!» Временным жрецом или жрицей в любом храме мог стать любой человек — просто с улицы, без жреческого образования, желавший какое-то время усердно послужить богам, чтобы вымолить какое-то благо или искупить грех. Такие жрецы выполняли все простые и грязные работы в храме. Им не платили за это денег, даже не кормили, более того, желающий послужить богам был обязан купить себе у храма тёмно-синюю робу, что относилось к акту благотворительности. Чандр сам привёл Дину в храм Амалис и поручил её заботам старшей над временными жрецами. Происходящее показалось Дине кошмаром. Её заставили мыть полы в одном из залов храма. Ей показали, как это делается, но у неё не получалось, она не могла толком держать тряпку в руках, содрогаясь от брезгливости. На неё сердились и ворчали и в конце концов у неё началась сильнейшая истерика, а с порученной работой она так и не справилась до конца дня. На следующий день Чандр снова заставил её идти в этот храм и старшая жрица с фанатичным упорством вновь взялась обучать её идеальному мытью пола. В этот день Рахому стало известно, что Дина служит в храме Амалис временной жрицей. Он рассуждал: «Наверно, она хочет замолить грех прелюбодеяния. Но мне это даже выгодно. Что если мне нанять Адиту, чтобы она стала подругой Дины, устроившись тоже в этот храм младшей жрицей? Адита может легко сходиться с людьми, если захочет, она способна сыграть роль приятной и интересной особы. Став подругой Дины, она найдёт способ отдать ей те камни, что я добыл в монастыре, что хотела Дина. А потом… Потом Адита приведёт Дину в такое место, где мне удобно будет её похитить.» Адита согласилась выполнить поручение Рахома и ради того, чтобы подружиться с Диной, стать временной жрицей в храме Амалис. Адита то и дело напрашивалась выполнять те работы, что поручали Дине, чтобы оказаться рядом с ней. Адита и Дина сошлись, когда им поручили очистить алтарь от высохших цветов. Весёлая, дружелюбная и общительная Адита, как и предполагал Рахом, быстро расположила к себе Дину. Работая у алтаря, Дина и Адита разговаривали и богоугодных делах и религии и Адита сумела подвести разговор к теме о монахах и отшельниках, занимавшихся медитациями с помощью специальных камней и такие камни якобы достались ей, Адите, в наследство от дяди-монаха, но она не знает, что с ними делать.  — Я знаю, но мне никогда такие камне не добыть! — вырвалось у Дины. Адита предложила продать эти камни Дине и цену за них запросила не очень высокую и не совсем низкую. Дина могла заплатить её, у неё были деньги, Ром давал их ей на развлечения в Пуне и Акире, но она мало посещала увеселительные заведения и аттракционы и у неё накопилась кое-какая сумма. У Дины в волнении застучало сердце. Эти камни снова будут искушать её на контакт с ордиемом. А ведь она только взялась отмаливать этот грех! Она уговаривала себя: «Мне нужны эти камни для того, чтобы научиться вступать в контакт с зорками, а не с гнусным ордиемом!» Рахом наблюдал за Диной и Адитой, спрятавшись за одну из колонн храма. В этом зале появилась тощая, облачённая в тёмные одежда, фигура Чандра. Очевидно, он явился, чтобы забрать дочь из храма. Рахом находился за колонной в такой части храма, из которой мог отчётливо видеть лицо Чандра. Приблизившись к алтарю, где его дочь и другая незнакомая жрица завершали порученную им работу, он взглянул в лицо этой жрице и уже не мог отвести от него взгляда. Адита была по-настоящему красива: большеглаза, черноброва, кожа её была нежной и гладкой, волосы, тёмные и густые, искрились, как шёлк. Великолепно было и её телосложение: большая грудь, узкая талия, плоский поджарый живот. Даже роба из воши не портил её красоты. Рахом не мог не заметить, что сухое, надменное, холодное лицо старого жреца изменилось. Черты его расслабились и смягчились, во взгляде появились восхищение и нежность, он рассматривал Адиту, словно диковинный цветок редкой красоты. Рахом всё понял. На следующий день, после того, как Адита продала Дине нужные камни, Рахом попросил её послужить в храме ещё.  — Я никогда не видел Чандра таким, каким он был, когда смотрел на тебя, — сказал Рахом Адите. — Это очень редкая удача, не будем упускать её. Постарайся сблизиться с Чандром. Соблазни его, сделай своим любовником. Я уверен, перед тобой он не устоит, хоть и долгие годы избегает женщин, опасаясь за своё здоровье. Но я не сомневаюсь, что ты сумеешь его искусить. Тебя ждёт очень, очень щедрая награда, Адита, если он умрёт в твоей постели. Адита с сомнением покачала головой:  — Согласится ли он на близость со мной, если это грозит его здоровью!  — О, Адита, я хорошо знаю, на что готов старик, влюбившись в молодую женщину. Он теряет разум, забывает обо всём и становится на всё готовым. Поверь мне. Постарайся, Адита. Забери здоровье и жизнь старого Чандра. За это я подарю тебе один из своих кораблей, он будет приносить тебе хороший постоянный доход и тебе больше не придётся работать.  — Как щедро, Рахом, — глаза Адиты алчно сверкнули. Рахом улыбнулся и поднял вверх указательный палец.  — Но это ещё не всё, — промолвил он. — Есть большая вероятность, что ещё и старик начнёт щедро одаривать тебя. У тебя есть возможность отлично нажиться на его любви.