Мне б навечно остаться

В моих Изумрудных Берегах!

Милее мест в мире нет!

Ах, как жаль, что я

Не бессмертен!

Но если бы я не знал смерти,

То я бы навечно

Избрал мои Изумрудные Берега!

Красивые, богатые

Плодородные Изумрудные Берега!

О боги, благословите

Изумрудные Берега! Он пел и танцевал одновременно под звуки музыки и делал это великолепно, в душе это признал даже Рахом, явившийся в зрительный Красный зал только потому, что ему стало известно, что туда отправляется Дина. Карсный зал «Волшебных звёзд» вмещал в себя две тысячи человек зрителей и подавляющее их число было покорено именно выступлением Рома больше, чем остальным конкурсантами. Атаний онял это и Ром оказался в победителях.

====== Глава 11. ======

Правда, перед этим торжеством, совершенно изменившим его судьбу, ему пришлось пережить приключение, серьёзно напугавшее и огорчившее его. И Рахом был свидетелем этого происшествия.

Рахом, как всегда, с маниакальной настырностью следил за Диной, когда она сумел из зрительного зала пробраться за сцену, в костюмерную, где находился Ром. Юноша был облачён в алый костюм из искрящейся ткани — широкую рубашку и штаны, пошитый так, что, казалось, их носитель облачён в пламя. Ром уже мог позволить себе заказать это костюм, потому что, работая в Зелёном зале до конкурса, зарабатывал неплохо. И после работы вместе с Зарамом занимался репетициями, отрабатывая номер, с которым собирался выступить на конкурсе. Зарам добился, чтобы музыку и стихи для его песни были сложены лучшими композитором и поэтом «Волшебных звёзд», много хлопотал о составе из музыкантов, что аккомпанировали Рому — на рэме, барабанах, бубнах и духовых инструментах. Ром понимал, как обязан Зараму. ” — Если только я стану знаменитым, то Зарам и никто другой станет моим герером! — обещал он себе. — Я никогда и никем его не заменю!» Перед самым выступлением Дина вошла в костюмерную к Рому и обезоружила его ласковой очаровывающей улыбкой. Этого уж он никак не ожидал и поэтому растерялся. Всё это время со дня их последней встречи он боролся с мыслями о этой девушке, навязчиво атаковавших его. Она по-прежнему ему нравилась, несмотря ни на что и это злило его. Он не мог забыть ни её подлого поведения на берегу, ни то, как зверски она избила его в детстве. Юноша не собирался позволять любви проникнуть в своё сердце. Повсюду твердят, что любовь — это зло и Ром верит этому. Тем более, если это была любовь к Дине. Но когда Дина вновь предстала перед ним, шла к нему, чуть покачивая бёдрами и нежно улыбаясь, он почувствовал, что уже не так сердится на неё. И подумал о том, какая же она всё-таки красивая. Девушка, приблизившись, положила ему на плечи разгорячённые ладони, привстала на цыпочки, потянувшись к его лицу и вдруг поцеловала прямо в пухлые губы. Рома так это удивило приятно поразило, что он оцепенел. Дина слегка толкнула его в грудь и, порхнув к двери, у порога произнесла сладким томным голосом:  — Ты не станешь победителем! Она захлопнула дверь, оказавшись снаружи, и заперла дверь на ключ, о изготовлении которого позаботилась раньше.  — Я тебе отомстила за то, что ты унизил меня там, на реке! — крикнула Дина и нараспев продекламировала:

Не бейся головой о стену!

Не колоти рукой ты в дверь!

Не гнутся прочные засовы!

Увы, ничтожен ты теперь!

И, громко засмеявшись, умчалась прочь. Когда Ром понял, что произошло, его охватили ужас и паника. С минуты на минуту ему предстояло бежать на сцену и если он не успеет это сделать, он потеряет свой шанс на победу. Он исступлённо колотил кулаками в дверь, то умоляя Дину одуматься, то проклиная её. Но было похоже на то, что след девушки простыл. Ром понял: ему придётся выходить из этого положения самому. Он ухватился за ручку двери, упершись ногой в косяк и выломал кусок двери там, где был замок. Он распахнул дверь и, словно ветер, помчался на сцену, чтобы победить. Во время выступления он увидал в первых рядах Дину. Он с трудом подавил в себе желание приблизиться к ней и публично залепить пощёчину. Более того, у него хватило воли и сил покорить публику своим выступлением. А может, именно злость на Дину и вдохновила его — победить вопреки её козням и коварству. Рахом проследил за Диной, когда она в костюмерной целовала Рома, а затем заперла того. Рахому показалась эта выходка девушки странной, он не мог понять её противоречивого поведения. Но вскоре у него самого появились необычные желания и чувства: ему безумно захотелось чтобы Дина поступила с ним точно так же, как с Ромом, то есть, соблазнительно поцеловала, а после закрыла именно тогда, когда бы он куда-нибудь спешил. ” — Я совсем схожу с ума от этой девчонки, — подумал он. — Я так много думаю о ней, что он уже заражает меня своим безумием. А она-то точно н в своём уме. Не пойму: влюбила она в танцоришку или ненавидит его? Да, видимо, её любовь не отличается от ненависти.» Рахома пожирала ревность. Он вернулся в зрительный зал вслед за Диной, не сводя с неё пристальных глаз. Ром всё-таки появился на сцене, но Рахома мало заботило, как тот сумел вырваться из своего плена. Он заметил, что это совсем не огорчило Дину, наоборот, на лице её появилось восхищение и оно не исчезало в продолжении всего выступления Рома. Рахом понял: девушка влюблена. И именно тогда у него заболело сердце от тоски и досады. Далее на сцену выходили еже другие артисты, но Дине они, по-видимому, были уже неинтересны и она просто покинула зал, отчего Рахому сделалось совсем плохо, он даже не смог далее следить за Диной. Он с трудом добрался до своей клеомбы, забрался в неё и рухнул на диван, держась за сердце. Ему хотелось стать Ромом. Пусть бы Дина его мучила так же, как и Рома, лишь бы любила! Дома ему стало настолько плохо, что Цихару пришлось привести врача. Полегчало лишь через несколько дней, несмотря на дурные новости. Цихар то и дело доносил, что Дина отправилась в «Волшебные звёзды», в красный зал, где теперь постоянно выступал Ром. Успех Рома в его карьере танцора и певца оказался просто неслыханным. За всё своё время владения лучшими в Беросе павильоном развлечений Атаний не наблюдал такой востребованности у публики артиста, какая оказалась у Рома. Публика требовала его концертов и Рому приходилось давать по два концерта в день и долгими часами репетировать песни и танцы. Сделал весомый скачок в карьере и Зарам, став герером Рома — чем-то вроде худрука и организатора его выступлений одновременно. Зарам, наконец, был оценён начальством: ведь это он привёл Рома в «Волшебные звёзды» и прилагал старания для его победы на конкурсе. У Рома появился свой собственный стиль: он выступал на всех своих концертах только в одежде красного с блеском цвета. И сценарное прозвище — Ленг-Каа (Огненная Искра). Значительно улучшились его денежные доходы — он получал хорошую долю с каждого своего концерта. Он решил переселиться из трущоб в более престижное место. Рому Огненной Искре не пристало обитать среди окраинной бедноты. Как и матери его — работать в мастерской сандалий. Они переехали в многоэтажный дом, находившийся неподалёку от «Волшебных звёзд». Этот дом был громадой из семи этажей, сооружённой из оранжевых кирпичей, без особых архитектурных излишеств, но проживать в нём было куда престижнее, чем в комнатушке в старом доме. Тем более, Ром снял трёхкомнатную квартиру с мебелью и поначалу это жилище показалось ему и его матери необыкновенно роскошным. Но позже Ром понял, что в Беросе бывают дома куда богаче. Вместе с ростом его славы у него появлялось всё больше поклонников из знати, то и дело приглашавших его в свои большие шикарные дома. Поначалу его шокировало всё, что находилось в этих домах: дорогая мебель, декор, обилие рабов, что были одеты лучше, чем раньше, до своей работы в «Волшебных звёздах», был одет он. Затем он привык к созерцанию чужого богатства и сам возжелал обладать большим домом и красивой мебелью. В руки его шли довольно приличные деньги, ни он, ни его мать не отличались транжирством. Он скопил за год очень большую, как ему казалось, сумму, но оказалось, что её недостаточно для покупки большого дома с приусадебным участком в Беросе. Правда, этой суммы хватило бы, чтобы приобрести просто объёмный участок земли, а затем выстроить на нём дом. Но и это оказалось не так просто. Рома поражало, насколько в Беросе держались за землю её владельцы, не желая продавать даже в три дорога. Он ещё не знал, что так было во всех Изумрудных Берегах. Проще было приобрести большой дом без участка или квартиру в два-три яруса в многоэтажном доме. Но Рому и его матери хотелось владеть не только большим роскошным жилищем, но и садом, который окружал бы дом, как роща. Впрочем, в Беросе всё же был кусок земли, который продавался. Он был весьма обширен и обнесён ржавой местами покосившейся оградой, тянувшейся в нескольких метрах от дома, где квартировался Ром, мимо других таких же многоэтажных домов. Да, Ром мог видеть этот участок из окон своей квартиры. На этой земле не росло ни одного дерева, её покрывала ржавая сорная трава по пояс взрослому человеку. Там возвышался старый двухэтажный дом, обшарпанный и неприглядный и поодаль от него — несколько полуразвалившихся сараев. И всё это продавалось, причём, совершенно недорого, но Рому было известно, что не стоило спешить это покупать даже за сумму, до смешного невысокую. Участок никак не продавался, даже не смотря на то, что находился в хорошем расположении в городе: на северной стороне примерно в ста метрах от его ворот находился большой рынок с множеством лавок, на западе — ряды многоэтажных домов, за домом, где теперь проживал Ром — павильон «Волшебные звёзды», на южной стороне — полоса строительного леса из деревьев с зелёной листвой ОР, напоминавших внешне чем-то карагачи, на востоке — увеселительный парк с аттракционами. Да, этот участок был бы лакомым куском, если бы о нём не ходили дурные слухи, что на нём нет деревьев и нет огорода из-за того, что почва его мертва. Такие участки в Локаде разоряли своих владельцев не только потому, что на нём не возможно было что-либо вырастить и получать с этого прибыль, но и оттого, что участок, на котором ничего не росло, облагался значительно бОльшим налогом, чем с садом, огородом или, хотя бы, клумбами с цветами. Таким законом правительство решало часть продовольственной программы, стимулируя владельцев земли выращивать фрукты или овощи для себя или на продажу. Поощрялось и разведение цветов. Считалось, что их красота приносит умиротворение и удовлетворение окружающим миром — это было так же важно, как поддерживать Локаду в сытости. Однажды, проходя мимо ограды этого участка поздним вечером после концерта, закутавшись в тёмный плащ с капюшоном, чтобы укрыться от назойливых поклонниц, Ром услышал дикие вопли, доносившиеся из старого дома на этом участке. Он решил заглянуть туда и сделал это беспрепятственно, благо охраны не было ни у распахнутых, но не закрывающихся от перекошенности ворот, ни у крыльца с полуразбитыми ступенями. Когда он оказался в передней дома, перед его глазами предстало ужасающее зрелище. Несколько светильников освещали кошмарную картину: пожилой лата пытал привязанного к колонне раба, уже до крови исполосованного вугой, загоняя ему под ногти на ногах иголки. Ром был в шоке и не верил своим глазам, что кто-то, оказывается, мог так чудовищно истязать раба. Проживая в бедности и нужде, он, порою, даже завидовал рабам: вот существа, живущие на всём готовом, о них есть кому позаботиться и обеспечить всем необходимым. И в голову не приходило, что хозяева могут быть настолько злы! Ром не мог смотреть равнодушно на зверства, творящиеся на его глазах и бросился к истязателю, хватая его за руки и пытаясь заступиться. Между ними завязался спор и Ром предложил незнакомцу продать ему раба, иначе Рому придётся донести на него в комиссию о защите рабов. В Локаде существовали определённые законы, ограничивавшие права хозяев над своими рабами. Например, был запрещены убийства и изощрённые пытки подневольных людей. Ленивого и непослушного раба разрешалось высечь вугой или наказать голодом, но не более, чем на сутки. Всяким телесным наказаниям была установлена мера и если она превышалась, раба могли конфисковать, а хозяина лишить права на приобретение рабов на несколько лет. Если же хозяин убивал рабов, его могли лишить права рабовладения навсегда. Незнакомец, услышав угрозу Рома, присмирел, явно не желая себе неприятностей. Он даже согласился продать Рому раба, правда, запросив плату в три раза дороже, чем тот стоил. Но раб начал умолять жалобным голосом, чтобы Ром выкупил и его сестру, которую его хозяин почти каждый день зверски насилует. Ром не любил переплачивать, но жестокость по отношению к этому рабу и его сестре настолько ужаснула его, что он решился это сделать. Вскоре он выкупил раба у его хозяина-изувера и его сестру и привёл в дом матери. Этого раба звали Замзур, а его сестру — Азара. Замзур был старше Рома на десять лет, он был рослый, крепкий, плечистый, деловитый и практичный. Азаре же едва исполнилось пятнадцать лет, она оказалась полукровкой, помесью шаро и лата. Бордовая кожа её была светлее, чем у брата, черты более утончённые и благородные, чем у чистокровных шаро, она была красивой, невысокой, хорошо сложённой. Добро Рома обернулось для него добром. Он и Чанта обращались с рабами мягче, чем положено хозяевам, особенно в этом преуспела Чанта. Узнав, какие издевательства вынесли Замзур и Азара у бывшего хозяина, она пришла в ужас. Ею овладела жалость и она начала обращаться со своими рабами ещё снисходительнее и поручая им что-либо по дому, она скорее просила, чем приказывала. Она даже пыталась усадить их за один стол с собой, чтобы принять пищу, как это делала Сула со своими рабами. Но Замзур и Азара знали своё место и не злоупотребляли добротой и простотой своей госпожи.  — Рабам не положено есть за одним столом с господами, — объяснил ей Замзур, — ведь это может повлиять на ухудшение репутации хозяина, а он ведь важный человек, он знаменит. Мы с сестрой примем пищу на кухне. Вскоре Замзур поведал Рому удивительную тайну: оказалось, что земля на участке его бывшего хозяина Авдока вовсе не была бесплодной. Когда-то Авдок владел богатством и множеством рабов и он настолько измучил их бесконечными издевательствами, что они решили отомстить ему. Авдок жил доходами с большого сада, продавая в лавки на рынках большое, очень большое количество фруктов. Но рабы постепенно загубили деревья в его саду, по ночам заливая их корни крутым кипятком. Деревья высохли, их пришлось срезать и выкорчевать пеньки, а рабы распустили слух, что почва в саду стала негодной. Авдок был вне себя от отчаяния и злобы, и он вымещал её на рабах, но хуже им всё равно не стало. Он пытался насадить новые деревья, но саженцы гибли — рабы в ночное время губили и их. Он заставил рабов распахать огород на месте сада, решив продавать вместо фруктов овощи. Днём рабы трудились на грядках, а по ночам лили на посевы тот же кипяток и мыльную воду, в общем делали всё, чтобы урожая было не собрать. Это отразилось голодом на них, хозяин перестал их кормить. Все перебивались, как могли: в тайне от Авдока бегали на рынок и занимались погрузкой товаров за еду, в лес, где собирали дикие орехи КИМИОРА, крали турес с плантаций у реки за лесом. Авдоку пришлось продавать рабов одного за другим, чтобы на что-то жить самому, выставил на продажу и усадьбу, содержать которую ему было не по средствам, но уже год как не мог её сбыть.  — Земля там жива, — говорил Замзур, — смело приобретай её, хозяин. Совсем задёшево тебе достанется то, о чём мечтают многие. Ты сможешь, завладев ею, безотлагательно засадить её саженцами фруктовых деревьев — и налоги тебе придётся платить на несколько порядков меньше. Вот, хозяин, тайна этой усадьбы, открыв её тебе, я имею возможность отблагодарить тебя за доброту ко мне и моей сестре.  — Да, тайна эта очень, очень ценна! — согласился Ром. — Но я никогда не предполагал, что рабы, оказывается, способны мстить своим хозяевам, да ещё так серьёзно…  — Но ты ведь и не предполагал того, что могут быть настолько жестокие хозяева, — заметил Замзур. — Раб рождается в этот мир, чтобы терпеть и он умеет это делать. Мы способны многое вынести, но то, что творил Авдок, вытерпеть уже было невозможно. Накопленных почти за год денег Рому хватило на приобретение земли и дома Авдока. Ром был предупреждён Замзуром, что дом в ужасном состоянии, но его можно было бы со временем отремонтировать и не строить вместо него другой. Но у Рома уже перехватывало дыхание от радости, что он владеет землёй в Беросе. Замзур рассказал также, что был сыном раба-управляющего усадьбой и оказался многому обучен отцом: писать, считать, вести экономику дома и усадьбы, управлять домашними рабами. После смерти отца он тоже занимался именно этим, заняв его место. Теперь он брался отремонтировать и обустроить дом Рома. Чанта также решила навести порядок в их новом с сыном жилище. Она сообразила, что большой дом и усадьба требует много рабочих рук и два раба здесь не управятся. Она решила приобрести их ещё и отправилась в павильон живого товара, где шла торговля людьми и домашними животными. Она прихватила с собой и Сулу, как опытную рабовладелицу, надеясь на её совет по части покупки крепких и здоровых рабов. В зале павильона живого товара торговцы выстраивали в ряды шаро, нагих, лишь в набедренных повязках, чтобы показать, что они не пытаются скрыть дефекты тех, кого продавали. Рабы с отупевшими лицами сонно смотрели перед собой, ожидая, когда это всё кончится и кого-то из них уведут в неизвестную судьбу, а непроданных за весь день отправлять в бараки при павильоне с трёхъярусными нарами. Сула деловито прохаживалась между этими рядами, ощупывала молодых юношей или девушек, как кусок ткани и предмет мебели, заставляла показывать зубы. Чанта, маленькая, растерянная, семенила рядом за ней, всецело полагаясь на её выбор. Наконец, Сула выбрала пятерых юношей и пять девушек, привезённых с туресовых плантаций на продажу в город. Чанте осталось лишь расплатиться и указать адрес, куда должны были привезти купленных ею рабов. Замзур не одобрил её покупку.  — Это же плантационные рабы! — с укоризной произнёс он, рассматривая новичков, толпившихся у крыльца. — Уж я-то могу определить, какой раб откуда, меня не обманешь!  — Но они крепкие и стоили недорого, — оправдывалась Чанта.  — Ну, ещё бы они стоили дорого, если они не умеют работать ни в доме, ни в саду! Их придётся долго многому обучать, это займёт много времени и слит неудобства и хлопоты.  — Значит, я зря потратила читали? — упавшим голосом проговорила Чанта.  — Ну, теперь уж ничего не исправишь. Вести их обратно — их купят у тебя дешевле, чем тебе же продали. Это убыток. Деньги надо экономить, чтобы отремонтировать этот дом. Пусть Азара займётся новыми рабами. Она юна, но наша покойная мать, старшая горничная, обучила её всему, что умела сама, а Азара обучит этих нескладёх с плантаций. В дельнейшем же, хозяйка, если надумаешь приобретать рабов ещё, бери в советчики меня, а не свою подругу. Чанта покорно молчала. Замзур, несмотря на своё невольничье положение, обладая властным и напористым характером, ему сложно было перечить даже его хозяевам. Азара оказалась схожей нравом со своим старшим братцем. Обучая девушек с плантаций уходу за дорогой мебелью, которую Ром приобрёл совсем немного, только для нескольких комнат, она не давала им спуску, заставляла внимательно слушать уроки, была строга и педантична. Вскоре Чанта под бдительным контролем Замзура приобрела дорогостоящего, но опытного раба-садовника и на участке Рома начались работы по внедрению в почву саженцев. Между тем, приобретение было и у Рахома: он стал владельцем участка земли в Урр-Шту возле небольшой речки, устремившейся в море. В степях землю оказалось купить легко, там она почти никому не была нужна, не то, что в Изумрудных Берегах. На утёсе, нависавшем над этой речкой, что даже не имела названия, заключённой в каменные скальные берега, Рахом начал строительство четырёхэтажного дома, наняв множество людей из строительной артели и доставив их из Бероса в Урр-Шту на своём корабле. Рахом не афишировал строительство этого дома в кругу своих знакомых. Этот дом был ему нужен лишь для того, чтобы спрятать в нём Дину после того, как он её похитит. Он будет держать её взаперти до тех пор, пока она добровольно не согласится стать его женой. Он собирался расположить к себе девушку богатством — больше, вроде, уже нечем. ” — Если бы я был молод, Дина, если бы я был молод! — одолевали его горестные мысли. — Нынешнее моё богатство к тем моим годам и красоте — ты точно бы выбрала меня, а не Рома, моя девочка! Я был таким красавцем и не ценил этого тогда. А для кого мне требовалась привлекательность в то время? Для дурнушек из борделей в захолустных городишках? Даже смешно. Да, Дина, видимо, ты падка на мужскую красоту. Но ею я больше не владею и тебе придётся обратить внимание на другие ценности — я тебя научу, я тебя заставлю.» Порою, у Рахома возникали бредовые фантазии и в одной из них он уносил Дину в степи Урр-Шту во времена своей бурной молодости. В них он представлял девушку в пещере, что когда-то принадлежала атаману Хаяле, а после — ему. Он воображал Дину сидящей за каменным столом в роскошных алых одеждах и драгоценных украшениях и ей, а не Хаяле он приносил окровавленную голову атамана Рагара со словами: «Вот, моя прекрасная атаманша, я добыл тебе голову нашего врага и его земли!» Он выкладывал отрезанную голову на каменный стол перед Диной и та, довольно улыбаясь, поднималась, выходила из-за стола. Покачивая пышными бёдрами, она приближалась к Рахому, обнимала его за шею, гладила его грудь и, преданно заглядывая в его глаза, говорила: ” Да, ты многое можешь, я восхищаюсь тобой! Но помни: ты не должен погибнуть, ведь я не смогу без тебя жить.» И она прижималась к нему всем телом, тёрлась о него грудями и бёдрами, соблазняя. Он подхватывал её на руки и нёс на огромное богатое роскошное ложе, какого в пещере Хаялы и быть не могло, но воображение Рахома его всё же туда установило. На нём он страстно целовался с Диной и занимался с ней любовью и она, жарко обнимая его, твердила: «О, как же ты молод и красив!» Такие мечты тешили его, но в реальной жизни всё складывалось вопреки желаниям Рахома. Цихар сообщал ему, что Дина почти ежедневно бегает на концерты Рома, но выбирает места подальше от сцены, видимо, не желая попадаться ему на глаза. Очевидно, она чувствовала свою вину перед ним. Рахому было известно и то, что возвращаясь с этих концертов, девушка подолгу плакала, запершись в своей спальной. А затем Цихар доложил ему и о том, что Дина откровенничала со своей приближённой рабыней Жарой о том, что всерьёз влюблена в Рома и страдает. Жара была ровесницей Дины и в детстве им даже позволяли вместе играть. Но затем к восьми годам это происходило всё реже: господская дочка начала посещать начальную школу, а маленькой рабыне, дочери управляющего в доме Чандра раба Рагаля настала пора обучаться горничным делам, а также парикмахерству, умению делать маникюр, педикюр, массаж, ухаживать за лицом госпожи. Её готовили в приближённые рабыни юной госпожи Дины. Она стала ученицей приближённой рабыни хозяйки Мараны Сивы и неплохо усваивала уроки. А где-то после двенадцати лет Жара уже занималась гардеробом, причёской и руками Дины, но Дина требовала от неё и понимания. Нянька Мазу вряд ли могла его предоставить. Скорее всего, её просто напугала бы влюблённость юной госпожи и она бы поспешила поведать о ней Маране, как о какой-то серьёзной болезни. Жара же была натурой более романтичной и Дина решалась ей доверять свои сердечные тайны. Жара была невысокой, пухленькой, толстогубой, она шепелявила при разговоре. И ещё она была весьма наивна и мечтательна, поэтому жаждала любви и себ, смутно представляя, что это такое. Однако, несмотря на свою наивность и юный возраст, Жара была достаточно умна, чтобы понимать, как она должна хранить тайну о любовных страданиях Дины, не выболтав её тайны даже ненароком. Однако, обе девушки — и госпожа и рабыня так увлекались разговорами о Роме, что, порою, теряли бдительность и случалось, что их подслушивала одна из горничных, которую звали Чеша. Чеша была расторопной и ушлой бабой тридцати лет, с которой Цихар сумел познакомиться в павильоне развлечений для рабов. Он выставил себя перед ней любопытным дурачком, готовым платить деньги только за то, чтобы узнать, как поживают и о чём думают красивые девушки лата в домах чужих господ. Чеша, будучи особой недалёкой и не очень умной и, к тому же, жадной до денег, взялась следить за каждым шагом Дины для Цихара, за что он подсовывал ей каждый раз немного деньжат. Позже Цихар свёл её с Разной. Да, это был тот самый Разна, мальчишка-раб, что вместе с сестрой-близнецом Нисой подслушивал в подвале разговоры Геры для Рахома. Теперь Разна превратился в молодого человека. Рахом не забыл его и после смерти Геры забрал с фермы, сделав домашним рабом и помощником Цихара. Ниса была также переведена в дом Рахома, её обучили делам горничной и она сопровождала своего хозяина всюду, куда бы он ни отправлялся, вместе с его другой доверенной рабыней Югой. По поручению Цихара Разна по целым дням кружил возле усадьбы Чандра под видом лоточника, продававшего конфеты. Его сладости стоили очень дорого и поэтому их никто не покупал и у него была причина не покидать бойкого места до самого вечера: он, якобы, надеялся распродать всё же свой товар возле дома Чандра, где так многолюдно. И редко кто замечал, что лоточник исчезал, когда из ворот усадьбы на гионе или в клеомбе выезжала юная госпожа Дина. Иногда его видели вместе с Чешей, но никто не придавал этому значения: что особенного, что двое рабов из разных домов встречаются. Разна же, являясь в дом сводни на свидание к Чеше, не забывал выведать у неё о Дине всё, что та могла рассказать — невзначай, вроде как из любопытства. И Чеша с удовольствием пересказывала ему о любовных откровениях Дины перед Жарой, он Цихару, а тот Рахому. Новости от Цихара словно жгли огнём внутренности Рахома, он сходил с ума от ревности. ” — Дурные предчувствия сбылись, — горевал он, — девчонка не увлеклась танцоришкой, она влюблена всерьёз. Трудно мне будет вышибать его из твоей головки. И Чандр никак не умирает. Ведь больше года лежит без движения — и всё жив. Жрёт и пьёт из рожка, гадит и мочится под себя на непромокаемую простынь, а смерти не сдаётся. Одна надежда завладеть Диной — увезти её в мой дом в степи. Но следует позаботиться и о том, что когда я умыкну девушку, её родня не принялась бы её искать. А значит, лучше всего выдать её за мёртвую. И сделать это возможно, если подбросить им обезображенный до неузнаваемости труп другой девушки, схожей телосложением с Диной.» Чтобы найти такую девушку, Рахом обратился за помощью к некой Адите, красивой молодой женщине, содержавшей контору частного сыска, но на самом деле выполнявшей любые услуги за приличное вознаграждение. Получив задание от Рахома, Адита, умевшая неплохо шить, сумела наняться в помощницы личной портнихи Дины и узнать все размеры девушки, вплоть до длины пальцев. Затем начались поиски другой девушки, чтобы под эти размеры подходила. Адита смогла отыскать некую цветочницу Надана, чьё телосложение и кожа были схожи с телом и кожей Дины. Правда, простое лицо и огненные волосы девушки не имели ничего общего с лицом и волосами Дины, но для Рахома это не имело значения. Надана занималась выращиванием цветов в горшках и продажей их в лавке, где она арендовала угол. Девушка любила деньги и сокрушалась, что их у неё никогда не бывает достаточно. К ней был послан Цихар с поручением выкупить у неё весь товар, чтобы этим расположить девушку к знакомству. А затем предложить ей работу в роскошной оранжерее его хозяина, в поместье за городом, под Беросом. За труд в оранжерее Надане было предложено жалованье, ощутимо превышавшее её доходы от торговли горшочными цветами и она без колебаний согласилась на предложение Цихара. Цветочница оказалась в загородном доме Рахома, где, кроме отличного жалованья и совсем лёгкой работы, что под её руководством выполняли рабы, её закармливали отличной едой, что он прежде и не нюхала, её приодели, ей прислуживала горничная. Правда, ей было поставлено жёсткое условие: она не имела права покидать владения Рахома без его личного разрешения. Юга не спускала с неё глаз. Но Надана и сама не собиралась никуда выбираться из чужой, но богатой и красивой жизни, к которой ей позволили частично прикоснуться. Ей платили, её баловали — неужели она оставит это всё? К весне был достроен дом Рахома в Урр-Шту. Рахом не жалел денег, нанимал так много людей, чтобы четырёхэтажный дом был возведён в кратчайшие сроки. Когда всё было готово, он принялся закупать дорогую мебель и ковры и отправлять это в Урр-Шту на корабле вместе с Калибой и Нисой, которые должны были позаботиться об обстановке комнат. Рахом собирался держать Дину в роскошном плену, рассчитывая со временем обольстить её богатством. Рахом составил чёткий план, как и когда он похитит Дину. Это должно было произойти в тот день, когда Атаний пригласил его к себе на день юбилея свадьбы со своей женой Зирой. Правда, сама Зира была тяжело больна и не могла участвовать в своём празднике. Она находилась в постели в своей спальной под зорким присмотром сиделок, но гости пировали в большом зале богатого дома Атания в её честь и её мужа. На это торжество был приглашён и Ром. Это была большая честь, потому что Атаний редко приглашал в свой дом в качестве гостей артистов, работавших на него. А Ром был зван именно как гость. На это решение Атания повлияли его богатые друзья, для многих из которых Ром стал кумиром, причём, как для молодых людей, так и для зрелого возраста. Собираясь на праздник в доме дяди, Дина знала, что Ром будет находиться среди гостей, но не в качестве артиста, а как равный им. Девушка решила показаться перед ним. Почти целый год она не решалась на это, тайком наслаждаясь его выступлениями, она чувствовала себя виноватой и наказывала себя. Безответная любовь настолько измучила её, что она стала хуже спать и от частых слёз у неё отекли глаза. Ей хотелось хоть как-то уменьшить свои страдания, но она не знала, как. Не помогала ни хорошая еда, ни обновы. За несколько дней до юбилея дяди Атания и тётушки Зиры она решилась самостоятельно, без контроля отца провести сеанс контакта с богами, но боги эти были не зорками. Она понимала, какой это грех: наблюдать за мирами аури. Однажды она уже сделала это и не на шутку очаровалась им. А ведь ей дали узреть его всего лишь кусочек: озеро, чья вода была прозрачной, как воздух, рыб и других невиданных водных животных, что не водились на Саломе, деревья и цветы, окружавшие водоём, птиц. Это была ничтожнейшая толика мира аури, но она была настолько красивее самых лучших краёв Локады, что, вспоминая её, Дина ощущал, как у неё перехватывает дыхание от невыносимого восторга. ” — Но ведь ордием — злейшие существа, — рассуждала она, — разве они заслужили владеть такой дивной красотой? Жестокие, коварные, беспощадные… И они сумели создать себе чудесный мир, какого нет у нас — хороших? Как же это непонятно и оттого страшно!» Дина старалась не вспоминать этот кусочек красоты, принадлежащей врагам. И в этом помогала ей череда воспоследовавших тогда событий: смерть Бинки, проблемы в театральной школе и неприглядный уход из неё, изгнание её из танцевальной школы, болезнь отца, болезненная влюблённость в Рома, принесшая страдания… Она, вроде бы, почти не вспоминала видения дивного мира аури, но теперь боль от неразделённой любви вдруг всколыхнула их в её памяти и Дине нестерпимо захотелось вновь взглянуть на красоту мира аури. Но теперь боль от неразделённой любви вдруг всколыхнула их в её памяти и Дине нестерпимо захотелось вновь взглянуть на красоту мира аури. Она испугалась этого желания, не забыв о том, насколько оно греховно и преступно для мира гитчи. Она яростно противостояла ему более месяца, а затем оно всё же одолело её. Она могла самостоятельно провести сеанс медитации, во время которого возможно соприкоснуться с миром зорков, и с миром аури. Она отлично знала, что делать с медитативными камнями и с ароматическими кубиками — отец заставил её это выучить наизусть. И снова Дина вступила в преступный для мира гитчи контакт с миром аури. На этот раз враждебные силы показали ей один из своих городов. Его красота и роскошь, дворцы, дома, набережные, скверы, бульвары, аллеи, фонтаны и другие водоёмы довели девушку до морального шока. В первый раз она была восхищена, поражена красотой природы мира аури, но сумела прийти в себя после сеанса. Теперь же, выйдя из медитативного транса, она долго лежала на узком ложе, глядя остекленевшими глазами в потолок. А позже ей стало горько и обидно, что такой красотой владеют враги, а она не может прикоснуться к ней. Ею овладела сильная мучительная зависть, оттеснившая любовные страдания на второй план. Несколько дней подряд она только и думала о неописуемой красоте чудесного города, принадлежащего враждебной стороне. Но в дом её явилась Энатана и сообщила, что, оказывается, на день рождение тётушки Зиры приглашён Ром и Дина снова вспомнила, что влюблена в него. Это был повод снова вытеснять из головы думы о чудесном мире, принадлежавшем не ей. У Дины появилась возможность увидеть Рома не на сцене, а в непосредственной близости. До того, как она провела второй сеанс прикосновения в астрале к миру аури, она чувствовала себя провинившейся и не решалась даже показываться Рому на глаза. Но видение прекрасного, дивного города аури наполнил её решимостью и смелостью. Она ощущала в себе готовность заговорить с Ромом, попытаться помириться с ним. Даже, если нужно, попросить прощения. И когда он её простит, она даст ему знать, что влюблена в него. ” — Он не отвергнет меня, — думала Дина, — ведь явно я нравилась ему. Мне стоит только изменить поведение — и я буду любима им.» Ей очень хотелось очаровать Рома. Красота её лица и волос очевидна, но юноша должен увидеть и красоту её тела, кожи. Дина перебрала весь свой тайный гардероб и выбрала лёгкий, длиной до пят хитон из ткани, прозрачной, напоминавшей органзу. Она набросила его на почти нагое тело — под газовым хитоном на ней не было ничего из одежды, кроме узкой набедренной повязки, напоминавшей стринги. Девушка понимала: она почти голая. В таком виде могли выходить только танцовщицы на сцену и то не в каждом увеселительном заведении или блудницы у борделя завлекать посетителей. Для неё же, девушки из знатной и богатой семьи это неприлично, но ей было на это плевать. Она желала обнажать публично своё тело — и эта прихоть была для неё превыше всего. Из обуви она выбрала туфли платинового цвета на высоком каблуке. И решила отказаться от украшений — они могли отвлекать внимание Рома от её красоты. Дина уже была готова отправиться на праздник в дом дяди Атания, но в прихожей внезапно столкнулась с Мараной, вернувшейся от любовника. Дина закусила губу от досады. Зная, что её мать ещё вчерашним вечером отправилась в гостиницу на свидание к любовнику, девушка рассчитывала, что та пробудет там более суток. Как это Марана так быстро возвратилась? Но выяснить это было невозможно: Мазу ещё в детстве объяснила Дине, что той следовало притворяться, что она ничего не знает о похождениях матери. Марана окинула её осуждающим взглядом с ног до головы:  — Ты же почти голая! — с упрёком произнесла она. — Это — мишень дурного глаза. И это неприлично! Сейчас же одень накидку! — голос её прозвучал приказом.  — Ты чем-то расстроена, мама? — спросила Дина.  — Да, и это тем, как ты одета! — раздражённо ответила Марана. — Одень накидку или ты не выйдешь из этого дома! Я знаю, что если даже сейчас ты оденешь накидку, ты обязательно сбросишь её в доме Атания, но мне будет об этом известно, слышишь? Дина решила не спорить и, поднявшись вверх по ступеням, она вернулась в гардеробную комнату. Отыскав накидку из лёгкой, но непрозрачной светло-делёной ткани, напоминавшую пончо, Дина набросила её на себя. Марана права: она снимет ей в доме дяди. И как хорошо, что Марана не последует за ней в этот дом! Отношения Мараны с Атанием настолько ухудшились, что она ни за что не войдёт в его дом. Тем более, Маране было вовсе не до праздника. Утром её любовник, проведя с ней ночь, объявил ей, что расстаётся с ней, потому что решил жениться на другой женщине. И это несмотря на все подарки, что Маран дарила ему! А ведь это был хороший любовник, потому что и удовлетворял Марану в постели, и устраивал Чандра, потому что был жрецом, из приличных горожан, не замешан ни в чём дурном и не страдал заразными заболеваниями. Поди найди теперь такого! А Дина двигалась в клеомбе к дому своего дяди и сердце её радостно трепетало. Весна, распускавшаяся цветами в садах Бероса, казалась девушке какой-то необыкновенно счастливой. В волнении несколько иного рода пребывало и сердце Рахома. В этот день он планировал похитить Дину из дома Атания, дождавшись, когда гости и сам хозяин будут пьяны до беспамятства. Так обычно кончались все праздники в Локаде: гости пли вина столько, сколько могло в них вместиться. Рабы в доме Атания и охрана не будут препятствовать. Об этом позаботится Ясум, одна из горничных Атания. Разна успел вскружить голову и этой девушке настолько, что она была готова на всё, чтобы в награду Рахом купил её и она служила бы в одном доме с Разной. Ясум взялась напоить снотворным всех рабов и охрану в доме, а когда ей будет дан знак, она подсунет напиток с наркотиком Дине. Прибыв в дом Атания, приветствуя заученной улыбкой всех знакомых, Рахом с трепетом ждал появления Дины. Его одержимость этой девушкой отчасти помутила его рассудок. Ему хотелось выглядит хоть отчасти моложе и привлекательнее в её глазах и он решил облачиться в ярко-алые одежды, расшитые пёстрыми нитями и драгоценными каменьями. Они подчёркивали его старость и злое грозное выражение лица, делая его более отталкивающим, но он сам себя видел помолодевшим и очаровательным, позируя перед зеркалом. Этот наряд дополнял украшениями из золота и драгоценных камней, выбирая их из ларца, который держал перед ним раскрытым Цихар.  — Что, Цихар, ведь я выгляжу гораздо лучше, чем в последние годы? — спросил он раба, самодовольно улыбаясь. Цихар смущённо опустил глаза:  — Хозяин, я глуп, не разбираюсь в таком тонком деле…  — Конечно, глуп! — засмеялся Рахом. — Тебе ли разбираться в чуде очень дорогой одежды: она улучшает внешность даже такого старика, как я. Богатство, Цихар, может дать каждому то, что он хочет. Это проверено. Мне оно подарит Дину. Девушка не устоит перед ним. ” — Если бы ещё твоё богатство вернуло тебе молодость, о которой ты так тоскуешь!» — подумал раб. Кроме яркой одежды и множества драгоценных украшений Рахом обильно надушился, хотя прежде был равнодушен к духа и благовониям. Ему искренне казалось, что в вычурной одежде, сияя драгоценностями и источая сильный запах духов, он может понравится юной девушке.  — Дина посмотрит на меня иначе! — с нездоровым возбуждением приговаривал он. — Дина многое поймёт. Она взглянет иными глазами и уже не сможет стать ничьей, кроме меня! Когда он, наконец, собрался и, покинув дом, сел в клеомбу на диван, оббитый кроваво-красной тканью, им внезапно овладела сильнейшая дрожь. его колотило, как от холода в морозную зиму, хотя весна в Беросе всегда была достаточно тёплой. Он испугался: вдруг ему станет настолько плохо, что он не осуществит свой план. И не получит Дину уже сегодня?! Нет, нет, он не может упустить её, кто знает, останется ли он завтра жив, осуществит ли мечту? В доме Атания уже собралось немало гостей. его пир, как всегда, был щедрым: столы ломились от изобилия еды и кувшинов с вином, между столами плясали полуобнажённые танцовщицы, гремела весёлая музыка. Ром уже находился среди гостей, но чувствовал себя на этом празднике неуютно: его окружала толпа назойливых поклонниц, кокетничавших с ним, как ему не нравилось, старавшихся коснуться его, взять под руки, докучавших глупыми и пошлыми шутками, идиотскими вопросами. Рому очень хотелось прогнать их от себя, но это были девушки из знатных и богатых семей, с этим надо было считаться, быть с ними терпеливым и вежливым. Ему очень хотелось уйти, он то и дело посматривал на входную дверь. Не сводил с этой двери напряжённого взгляда и Рахом, ожидая прихода Дины. Тяжёлая деревянная дверь, украшенная чеканной инкрустацией из зелёного металла то и дело распахивалась, но в неё входили совсем другие люди и Рахому приходилось обмениваться с ними любезными приветствиями тогда, когда его душа жаждала их убить. Наконец, на пороге появилась Дина. Она была прекрасна, как всегда: волосы, роскошные, тёмно-каштановые, убраны замысловатым плетением, длинная, до пят, светло-зелёная накидка шла ей, как абсолютно любая одежда. Рахома удивило, что на такой праздник Дина не одела почти никаких украшений, кроме серёг в ушах и нескольких заколок в волосах с драгоценными камнями ВОРОХ, напоминавшими жемчуг. Рахом заметил: девушка кого-то усиленно искала взглядом и остановила его на Роме. Ром же, насупившись, надул губы. Он также увидал Дину и в нём всколыхнулись старые обиды на неё и особенно последняя, когда она заперла его в гримёрной, едва не сорвав триумф его победы. Он год не видел её и всё это время старался не думать о ней, забыть. Ему было неприятно, что она возникла перед ним снова. Энтана уже спешила навстречу Дине. Как всегда, она была одета экстравагантнее других, она сама придумывала себе фасоны одежда, чтобы выглядеть, как она считала, оригинальнее других и этим обращать на себя внимание. Вкус у неё был неидеальный, её одежда отличалась на вечеринке, но, скорее, нелепостью, чем художественностью. На ней было платье до пят из ядовито-оранжевой ткани, расшитое тёмно-зелёными аппликациями в виде разнообразных геометрических фигур. На голове её красовался тюрбан из множества тряпичных цветов разного цвета, преимущественно, синих и жёлтых. Глядя на неё, Дина хихикнула, но Энтана не обиделась, лишь презрительно скривив рот: тебе, мол, не дано понять. Энтана оказалась единственной из молодых девушек, кого не интересовал Ром. Она принципиально не увлекалась теми актёрами, что нравились слишком многим, желая показать независимость вкуса к развлечениям. Рахом притаился неподалёку за колонной, желая послушать разговор двоюродных сестёр. Энтана без предисловий заявила, глядя на Дину ехидными насмешливыми глазами:  — А знаешь, я встретила в литературном клубе Гимора и он читал мне свои стихи. А позже он сказал мне, что в моём обществе ему приятнее, чем в твоём, — Энтана была полна торжествующего злорадства. Дина насмешливо приподняла брови:  — С каких пор ты начала посещать литературные клубы? Ты, вроде бы, до сих пор интересовалась только наукой.  — Да, но богатый жених интереснее всяких наук.  — Тем более, это мой жених, — едко заметила Дина, усмехнувшись.  — Как знать, может, я отобью его у тебя.  — Ну, ты же понимаешь, что от него ничего не зависит. Выбора делали наши родители и они решили, что я больше подхожу Гимору в невесты. Если наша с ним свадьба до сих пор не состоялась, то только потому, что мой отец находится между жизнью и смертью.  — В брак я и Гимор могли бы вступить и без согласия родителей. Рахом за колонной улыбнулся: не напрасно он надеялся на то, что Энтана захочет увести жениха у двоюродной сестры.  — Гимор не так храбр, — с сомнением покачала головой Дина, — он не решится ослушаться родителей, он в их власти и зависит от них. Тем более, ты же знаешь Озу. Она отколотит вас обоих.  — Мы не будем жить в её доме!  — Собираешься привести Гимора к своему отцу?  — А почему бы и нет? Отец будет рад богатому жениху для меня, даже если я уведу его у тебя! — Энтана самодовольно улыбнулась.  — Особенно если за Гимором не дадут приданого, — в тон ей улыбнулась Дина.  — Но ведь останется наследство и немалое. Столько земли, рабов!  — Наследства можно дожидаться тысячелетиями. Дине надоел этот разговор. Беседуя с двоюродной сестрой, она то и дело бросала взгляды в сторону Рома, окружённого толпой поклонниц. Ревность сжигала её. Она разошлась с Энтаной, сославшись на головную боль, прошла в глубину зала мимо развлекавшихся гостей и пляшущих танцовщиц и присела на один из диванов, угрюмо повесив нос. А когда случайно подняла глаза, то увидала, что Рахом сидит напротив неё на кресле, попивая вино из кубка и, как всегда, не сводит с неё огненного пронзительного взгляда. ” — Опять этот страшный старик! — с досадой подумала Дина. — Ну, почему он всегда так смотрит?» Удивила её и чрезмерно яркая вычурная одежда Рахома и запах благовоний, доносившийся до неё. «-Так красоваться и душиться в пору юноше! — внутренне посмеялась она. — Сумасшедший старик!» Ром как бы демонстративно не замечал её. Он любезно беседовал с окружившими его поклонницами, улыбаясь то одной, то другой. Дине стало больно. Она даже не замечала собственного успеха, как множество мужчин в зале взирали на неё с восторгом и вожделением. Они бы не давали ей проходу, если бы не стеснялись её дядю, в чьём доме они пировали. Дина становилась всё мрачнее и злее, не желая веселиться вместе со всеми, не притрагиваясь к пище и вину. А между тем, гости изрядно захмелели и Рахом, отыскав глазами Ясум, прислуживавшую гостям, кивнул ей. Девушка тут же поспешила прочь из пиршественного зала, нырнув в одну из ниш, которые вела в коридор с дверями в комнаты для рабов. И вскоре возвратилась с чашей в руке, ловко обходя гостей и торопливо направляясь к Дине. Склонившись над девушкой и протягивая той чашу, она проговорила:  — Выпей, уважаемая. Я вижу, ты в печали. От этого напитка ты взбодришься, тебе станет хорошо. Дина тяжело вздохнула и приняла чашу из рук Ясум. На душе у неё было так гадко, что для того, чтобы развеять своё сумеречное состояние, она была готова выпить даже яд. Но в чаше оказался всего лишь коктейль из вин и… растворённый в них наркотик. Девушка делала глоток за глотком, продолжая наблюдать за Ромом. Но он словно забыл о её существовании. Жгучая обида расползалась по её груди. Пьяные гости продолжали добавлять себе хмеля вином. кое-кто из них пробовал плясать на неверных ногах вместе с танцовщицами, хохоча и что-то напевая. Сам хозяин оказался пьян уже настолько, что забывал тех, кого знал. Он полулежал в кресле с остекленевшими глазами, бормоча невнятные слова. Дина ощущала, что мозг её заволакивает что-то иное, чем опьянение, какая-то сила, сбрасывающая кандалы условностей, выпускающая на свободу эмоции. Она поднялась с дивана и стянула с себя зелёную накидку, представ перед пьяными гостями дяди в газовом хитоне, под которым под всеобщим обозрением оказалось её нагое тело. Но окружающие люди, которые в большинстве были настолько пьяны, что не особо впечатлились этим. Дине было это безразлично, она жаждала внимания Рома и добилась его, юноша, наконец, повернул лицо в её сторону и по нему пробежала судорога. Только девушке оказалось этого мало. Неверными шагами она направилась к музыкантам и потребовала, чтобы они начали играть мотив одной известной в Локаде песни. Когда полилась нежная мелодия, Дина принялась танцевать в своём газовом платье и петь, обращаясь к Рому: