Танцу отдам я ноги,

Руки отдам музыке,

Всего себя отдам песне!

Ибо я — артист,

Рождён быть артистом,

Чтобы нести радость,

Нести сиянье! Свет!

Сиянье! Свет! Сиянье! Свет!

Сиянье! Свет!

Вот моя судьба

И не молю богов о иной! Голос его был силён и мелодичен, движения танца — гибки, легки и пластичны. Да, безусловно, юноша был очень талантлив, но кроме этого от него исходил магический магнетизм, струившийся от него в зрительный зал и завораживавший зрителей. Не сводила с него восторженных глаз и Дина и Рахом не мог этого не заметить. Рахому сделалось больно и досадно за свой возраст. Ведь когда-то в свои восемнадцать лет он был так же красив, как этот юноша-танцор. Если бы Дина увидела его, Рахома, в дни его молодости, то, возможно, предпочла бы его танцоришке. Ах, как же он разминулся во времени с этой девушкой! Но даже если бы Дина родилась на несколько десятилетий раньше, его ровесницей, разве он смог бы жениться на ней, нищий, абсолютно нищий? Сейчас он богаче даже её отца, но и теперь отец не отдаст её в жёны Рахому. Потому что Чандр не допускал Рахома даже в друзья, в отличие от своего младшего брата. Да, Чандр относился к той породе людей, что выбирали себе знакомых не по принципу материального положения тех, жрец-звездочёт ценил людей учёных и обладающих высокими знаниями, мудрецов из жреческой элиты. Из рассказов Атания о старшем брате Рахому было известно, что Дина, единственная дочь Чандра, обладала способностью развить в себе такой же дар, как и у отца — общение с богами. Знал он и то, что Чандр имел собственные планы на свою дочь: помочь ей высвободить из себя этот дар, обучить общению в богами, а после вместе с ней служить на благо Локаде и повелителю проводниками богов. И то, что Чандр нашёл ей жениха, какой удобен ему и, конечно, он никогда бы не отдал её Рахому, даже будучи осведомлённым, что тот несметно богат. Вот Атаний мечтал о богатом женихе для дочери и с удовольствием бы отдал её в жёны Рахому. Да и сама Энатана, казалось, была не против этого. Девчонка была амбициозна и жадна до денег и имущества и ценила больше всего в мужчинах обладание ими. Рахом видел её несколько раз в гостях у Атания и в павильонах развлечений. Да, внешне девушка была красива: чёрные брови вразлёт, раскосые карие глаза, маленький аккуратный носик, высокие скулы привлекали внимание мужчин. Точно так же, как отталкивали её странности и причуды, полоумный блеск в глазах и диковатый гогочущий смех и желание женить на себе состоятельного мужчину. Она пыталась флиртовать с многими, в том числе и с Рахомом, делала это она, стремясь похвастаться знаниями, якобы полученными в школах наук, но лишь выставляла себя в невыгодном свете, производя впечатление идиотки. Рахом лишь в тайне посмеивался над кокетством Энтаны, презирая её и воспринимая, как клоуна. Но Дина ему была нужна. Один только вид её наполнил Рахома жизненными силами. Да, теперь он снова обладал ими и мог снова иметь цель и идти к ней. Только теперь изменилась и сама цель. Это была не власть, не приумножение богатств, как прежде. Это была сама Дина. Обладание ею, этой почти незнакомой девчонкой, полное обладание, как частью самого себя. Он не знал её совершенно, но у него родилась странная навязчивая идея, что он не сможет существовать без неё. Да, отныне он будет бороться, чтобы она принадлежала ему и если потребуется, он использует для этого даже её родного дядю Атания. Между тем, внимание Атания было приковано к Рому. Прежде он никогда не видел этого артиста в этом павильоне. Атания трудно было удивить талантом и искусным танцем, за всю жизнь он повидал множество достойнейших зрелищ и выступлений. Но теперь, наблюдая за юношей-танцором на сцене, он ловил себя на том, что восхищается его голосом и танцевальными движениями как-то особенно. Да, артист источал необычную энергетику, которая как бы рассыпала огненные искры, разжигая в душах многих настоящее пламя. Наконец, выступление Рома было завершено и зрительный зал восторженно и зрительный зал восторженно зашумел, зрители хлопали ладонями себя по бёдрам, стучали кулачками по столам, восхищённо выкрикивая: «Ха-на! Ха-на!» Зарам вырос перед Атанием как из-под земли:  — Господин, тебе понравилось? — спросил он.  — Неплохо, — сдержано ответил Атаний, будучи от природы скуп на похвалы. — Кто этот юноша? Такого успеха не имел ещё ни один артист Зелёного зала.  — Вот именно, хозяин! — ответил Зарам и принялся хлопотать перед Атанием за Рома, чтобы тот позволил тому выступить на конкурсе в «Волшебных звёздах», что назначался на конец зимы. Рахом услышал это и нахмурился. Ром очень не понравился ему из-за того, что Дина смотрела на Рома влюблёнными глазами. В груди Рахому полыхала самая настоящая ревность, какой он не знал прежде и теперь страдал от неё. Но Атаний не разделял антипатию Рахома. Довольно добродушно усмехнувшись, он поманил Рома со сцены:  — Ну-ка, подойди сюда! Дину это смутило. Ром сильно понравился ей и то, что он сошёл со сцены и приблизился к её дяде, а значит, и к ней, вызвало в ней трепет. Атаний заговорил с Ромом:  — Ты, как все артисты Локады, конечно, мечтаешь выступать в моём павильоне. Но если это у тебя и получится, то в дальнейшем тебе придётся много трудиться, чтобы твоё будущее сияло, как звезда…  — Будущее туманно, а звёзды гаснут, — ввернула Дина. Она и сама не понимала, почему ей захотелось сказать гадость юноше, который ей так сильно понравился.  — Хватит, Дина, не кривляйся! — строго осадил её Атаний, вновь окинув суровым осуждающим взглядом её полуобнажённую фигуру. Он дал своё согласие Рому на выступление на конкурсе в его павильоне и Рому от счастья едва не сделалось дурно, да и Зарам, покрывшийся пОтом от волнения, возносил похвалы богу Чиону, покровителю зрелищного искусства. Дина поплелась к выходу из Зелёного зала и Рахом, словно зомби, последовал за ней, забыв обо всём на свете. Дина даже не заметила этой слежки за собой, настолько Ром поглотил её мысли. Она была сама намерена следить. За Ромом. Ей очень захотелось хоть что-нибудь узнать об этом юноше, например, где и с кем он живёт. Они приблизилась к стоянке для гионов слева от входа в павильон «Волшебные звёзды». Стоянка представляла собой площадку с длинными рядами перекладин, к которым привязывали гионов те, кто прибыл на них верхом. Дина отвязала своего, радуясь, что верно выбрала сегодня своим транспортом это животное, а не клеомбу.Клеомба слишком грохотала по мощёной камнями мостовой, на ней невозможно было бы двигаться за Ромом и остаться незамеченной. А лапы гиона ступали мягко и бесшумно. Оседлав гиона, Дина погнала его к одному из выходов из павильона «Волшебные звёзды», которым пользовались работники и артисты малых залов. Из него должен был появиться Ром. Перед этим выходом из павильона тянулась аллея не очень высоких деревьев ЕЛЕС — с мелкой, но густой листвой жёлтого цвета и серо-жёлтым стволом. Ветви этого дерева были раскидистыми, они расходились по всему стволу — от основания у корня до самой макушки. Это было декоративное городское дерево. Дина нашла, что в его ветвях очень удобно прятаться, не слезая с гиона и вести наблюдения. Она даже не подозревала, что из-за соседнего дерева елес на неё взирали огненные глаза Рахома, так же не покидавшего седла гиона. Наконец, из чёрной дыры выхода из павильона появилась долговязая фигура Рома. Он уже переоделся в обычный повседневный «наряд»: серую безрукавку и выцветшие голубые шаровары, а на ногах его были обычные шлёпанцы. ” — Как же он бедно одет! — подумала Дина. — Он же нищий!» Под мышкой Ром нёс свой сценарный костюм, аккуратно свёрнутый в рулон. Он находился на седьмом небе от счастья. Атаний не только согласился на его участие в конкурсе в его павильоне, но и взял его на постоянную работу: выступать в Зелёном зале. Это, безусловно, доходнее и престижнее, чем петь и танцевать на чужих праздниках. Да, не даром он потратился на дорогой сценарный костюм — пригодится. Он бодро шагал вдоль аллеи елесов, весело насвистывая и даже не подозревая, что Дина неотступно двигалась за ним, укрытая листвой елесов, а за ней неслышной тенью шествовал Рахом на своём гионе. Затем аллея кончилась, Ром сворачивал за дома, в переулки, переходил широкие улицы, огибал ограды — Дина не отступала, Рахом — тоже. Ром шагал очень долго, оказалось, что его жилище находилось на окраинной улице, где заканчивался тротуар. Дине стало забавно: она снова потешилась, что выбрала гиона, а не клеомбу. Лапы гиона были способны преодолевать любое бездорожье, а вот в клеомбе не уедешь за пределы мощёной дороги, её колёса к этому не приспособлены. Улица, на которой снимал жилище Ром вместе со своей матерью, состояла, преимущественно, из старых обветшалых домов не выше трёх этажей. Здесь ютились бедные люди, едва сводившие концы с концами. Возле дома, где квартировались Ром и Чанта, протекала небольшая речка. Ром приблизился к ней и, присев на корточки у кромки воды, принялся черпать её пригоршнями и умываться. Дина вывела гиона на песчаный берег речушки. Тень её гиона и её накрыла Рома. Ей очень хотелось заговорить с юношей, но она понятия не имела, как и о чём. Она почувствовала себя из-за этого полной идиоткой и начала злиться. И не придумала ничего лучшего, как заговорить с юношей высокомерно и грубо:  — Танцоришко, не знавший лучшей аудитории, чем зеваки на пыльных улицах, попал в Зелёный зал павильона «волшебные звёзды» с благословения самого Атания! — громко и насмешливо прокомментировала она. Рахом спешился и вместе со своим гионом притаился за старой деревянной заброшенной будкой, вероятно, когда-то принадлежавшей мелкому торговцу. Из-за угла этой будки Рахом отлично видел Дину и Рома и мог слышать их разговор. Ром оглянулся на голос Дины и мрачно посмотрел на неё исподлобья. Теперь, вблизи, он мог хорошенько рассмотреть её, эту девушку из Зелёного зала, бесстыжую и в одежде и в поведении. И он узнал её. У него была отличная память на лица людей, когда-то обидевших его. Да, это была та самая девочка, когда-то сильно избившая его на пристани в самый первый день его появления в Беросе. Десять лет назад. Но как же она выросла похорошела! Только вот красота её вызвала в нём лишь досаду.  — Ты всё такая же злобная, — проговорила он, — как тогда, в детстве. Не по заслугам тебе досталась твоя красота. Не соответствует твоей душе — уродливой и безобразной. Дина засмеялась в ответ:  — Ты так говоришь только от обиды, что я не твоя невеста. Знаю я таких. В грязь готовы втоптать девушку, если не могут коснуться её красоты. Однако, почему ты вспомнил детство? Ты же не мог меня знать в детстве, я не играла с детьми нищих, живущих на окраинных улицах. Глаза Рома начали гореть от гнева, словно раскалённые угли.  — Ты не играла, — сквозь сжатые зубы проговорил он, — ты избивала! Нещадно. Тех, кто слабее. Вспомни-ка, десять лет назад. Пристань. У меня тогда была сломана рука, иначе я бы не позволил так себя избить, хоть я тогда и был мал ростом, тощ и слаб! Дина чуть наморщила лоб, стараясь что-то извлечь из глубин своей памяти. И вдруг её жёлтые глаза блеснули весёлым озорным огоньком.  — А-а-а, и я что-то припоминаю! Так ты — тот тощий наглый мальчишка, сидевший на тумбе, которого я хорошенько отделала? Она громко засмеялась, из-за этого Рома прямо затрясло от ярости. Она направила своего гиона к высокому валуну, находившемуся в четырёх шагах от Рома прямо в воде, перебралась на него из седла. Ром не сводил с неё злых возмущённых глаз и сжимал кулаки. Дина выпрямилась на валуне:  — И что? Хочешь поколотить меня за ту детскую выходку теперь, когда ты стал выше ростом и сильнее? Отомстить сейчас?  — Хорошо бы! — угрюмо ответил юноша. Да, он на самом деле мечтал об этом — давно… Дина снова громко расхохоталась:  — Взрослые люди не поступают так, не мстят за детские обиды. Мы оба уже взрослые. Вот и поступай, как взрослый. Забирайся сюда, ко мне, на валун! Судорожно сжатые мускулы лица Рома расслабились, гнев в глазах начал угасать. Одним прыжком он заскочил на валун и оказался рядом с Диной, напротив неё. на улыбнулась, подняла лицо и вытянула губы, как для поцелуя. Нервы Рахома, не сводившего безумных глаз с той сцены, перенапряглись Ревность жгла его, как адский огонь. Он был готов выскочить из своего убежища и броситься на Рома. Но тут произошло неожиданное. Ром, казалось, в мгновение ока позабыл детские обиды и собирался припасть к губам девушки, но та вдруг пихнула его обоими руками в грудь. У Рома, до сих пор не оставлявшего увлечения маянской борьбой, оказалась отличная реакция: падая в реку, он успел ухватить за запястье Дину и увлечь за собой. Оба барахтались в воде и руки Рома, окрепшие, как сталь, не по возрасту сильные, прижали Дину к груди так, что у неё заболели плечи и поцеловал в губы — грубо, почти укусив. И тут же отпихнул её от себя так резко, что она ударилась о воду, подняв каскад брызг.  — Видно, рождённые злобными, не меняются и взрослыми! — с сердцем проговорил Ром, выбираясь на берег.  — Я отомщу тебе за это! — тяжело дыша, пообещала Дина, поднимаясь из воды. Намокшие шальвары плотно облегали её полные тяжёлые бёдра, они сползли вниз, до самого лобка. Но девушка и не подумала подтянуть их повыше и, кое-как доковыляв до своего гиона, вскарабкалась на него и, развернув, погнала прочь. Рахом облегчённо вздохнул. Ему показалось, что пути этого юноши и этой девушки разошлись навсегда. Он успел за короткое время после того, как увидел Дину, придумать её по образу и подобию той женщины, какая понравилась бы ему. Он наделил её гордым нравом, в его иллюзиях она терпеть не могла нищих танцоришек, стремясь при любом удобном случае осадить и унизить их. Зато богатый ухажёр ей был по нраву и не важно, если он оказывался намного старше. Его Дина умела ценить в мужчине умение добиваться своей цели и щедрость, а не молодость и смазливость. Передвигаясь верхом на гионе по вечерним улицам, на которых уже зажглись фонари, Рахом непрерывно думал о Дине. Никогда ни одна женщина не занимала столько его внимания. Разве что покойная супруга Гера, чёрная вдова, с которой постоянно надо было находиться на чеку, чтобы самому не стать покойником, как три предыдущих её мужа. Остальные женщины были лишь транзитом, чем-то вроде мимолётного сновидения в его жизни. Ни к кому из них он не испытывал таких странных чувств, как к Дине — в короткий отрезок времени он помешался на ней, совсем её не зная. И им владело наваждение, что он знаком с ней давно. ” — Не встречался ли я с ней в прошлых воплощениях? — рассуждал он. — И что это было?» Ему хотелось видеть её снова и снова. Всегда. Всю жизнь. Он даже не помнил, как добрался с окраины города на улицу Солнца, где находились только дома очень богатых людей и сама улица крУгом окаймляла царский дворец. Дом на этой улице ему достался в наследство от Геры, а ведь могла бы в нём жить и по сей день, если бы не пожелала прибавить к своему богатству и то, чем владел Рахом. ” — До сих пор я получал всё, что хотел, но это касалось богатства, — размышлял Рахом, отдыхая вечером на широкой кровати в своей спальной. — Но смогу ли я завладеть Диной? Как это могло бы сложиться?» Он напряг мысли. Итак, кто может помешать ему обладать Диной? Сама девушка не в счёт. Она всего лишь девушка, малолетняя женщина, слабое, безвольное существо, как большинство женщин. До встречи с Герой Рахом считал их всех такими до единой, после — только многих. Да, женщины мало на что способны, кроме редких исключений. Вот и Гера была весьма твёрдым орешком, ум её был остёр, как кинжал, она едва не победила его, а всё же проиграла ему, мужчине. Но Дина — не Гера. Дина — всего лишь изнеженный цветок, способный существовать лишь в определённых условиях и совершенно негодный для борьбы. Другое дело, мужчины, опекающие её. ” — Чандр, безусловно, был влиятельнее и могущественнее меня до того, как тяжёлая болезнь уложила его в постель без сознания, — думы мешали Рахому уснуть. — Но он вряд ли выживет. Атаний горевал по этому поводу, он настолько уверен, что его брат не выживет, что уже даже смирился с этим. Хотя и продолжает водить докторов и навещать его. Ещё Атаний сокрушался, что после смерти Чандра всё его имущество достанется его жене — женщине глупой и блудливой, которая, конечно, не станет спрашивать совета у него, Атания, и растранжирит всё добро, что досталось Чандру от родителей и что он нажил сам. Это было бы выгодно мне. Чандр умер бы, его глупая жена и юная наивная дочь растеряли бы всё наследство, в этом им можно было бы даже помочь с моими-то связями. Обе, конечно, стали бы приживалками в доме Атания. Разумеется, Атаний, который их не любит, пожелал бы поскорее избавиться от обоих и отдал бы Дину мне в жёны. Убедил бы девчонку, поведал бы о том, каким богатством я владею, она бы не устояла. Но… Ведь у неё есть богатый жених. Она может успеть выйти замуж за него до того, как разорится после смерти Чандра. А может, если даже я успею их разорить слишком быстро, этот Гимор захочет взять её в жёны даже без денег и имущества? Наверняка он влюблён в неё.» Рахом взволновался и сел на постели. Глаза его сверкнули в темноте. Ещё раньше он видел Гимора в «Волшебных звёздах», Атаний указал ему на него, как на будущего родственника своего брата. Гимор был внешне недурён собой, высокий, с кудрявыми чёрными волосами. Его можно было бы назвать красивым, если бы надменное и мрачное выражение его лица не портило его. Создавалось впечатление, что он не умел ни веселиться, ни улыбаться и раздражение не покидало его. ” — Это не степи Урр-Шту, где я мог многих без проблем убирать со своего пути, — Рахом повернул лицо к окну, за которым сияли разноцветные звёзды. — Гимор — сын богатых и влиятельных людей, убей я его, так поднимется серьёзная шумиха, пока не найдут убийцу. Не уймутся. Видимо, придётся искать иной способ отвадить его.» Сон сморил Рахома и он уснул сидя, склонив голову себе на грудь. Прокрасться домой поздним вечером в мокрой одежде оказалось делом непростым. Охранник у ворот удивлённо оглядел одежду Дины, выбравшейся из седла и заводившей на приусадебный участок гиона. Вероятно, он завтра расскажет об этом Маране. Ну и пусть. Дина придумает какое-нибудь правдоподобное объяснение. Да стоит ли вообще воспринимать всерьёз мать, которая не воспринимала всерьёз её, Дину? Другое дело — отец. Вот кому следует подчиняться беспрекословно, иначе он может наказать одним только взглядом, что серьёзнее порки. Но отец, неподвижен, лежит в своей постели и кома не отпускает его. А значит, Дине некого бояться в этом доме. Просто именно сейчас ей не хочется ни с кем разговаривать. Поэтому она как можно тише пробралась в свою спальную, постаравшись никого не разбудить в доме. Она сама разожгла светильник, унесла его в ванную, где сбросила с себя мокрую одежду, развешала её сушиться на турникет для полотенец, а сама переоделась в домашнее платье. Затем, опасаясь, что кто ни будь из рабов проснётся, например, Мазу, заметит, что она не спит и начнёт задавать вопросы, она потушила огонёк и улеглась в постель. Но сон бежал от неё. Она злилась на Рома, что он дал ей отпор, ответив грубостью на грубость. Одновременно это сексуально возбудило её, как никогда, ей даже пришлось помастурбировать, чтобы успокоиться хоть немного. Однако, несмотря на то, что её мысли были полны Ромом, в снах ей почему-то привиделся Рахом. Мельком, вскользь промелькнуло в сновидении его лицо, но этого оказалось достаточно, чтобы пробудиться недовольной и раздражённой. Дядя Атаний, слышала она, обещал Рому оставить его в Зелёном зале на постоянной работе, если тот даже и не победит на конкурсе артистов. Ещё бы, после того, в каком восторге был от выступления Рома весь зал! Атаний не был бы владельцем лучшего павильона развлечений в Беросе, если бы не умел угождать вкусам публики. Значит, отныне почти каждый день Рому будет появляться на сцене Зелёного зал. Но Дина не сможет насладиться его выступлением, ведь он унизил её, ей следует быть гордой. А ей так хочется снова увидеть этого талантливого красивого юношу! Чтобы перестать думать о нём, после завтрака Дина позвала в свою спальную Мазу и, улегшись на гору подушек на широком диване, сказал няньке, что хотела бы услышать сказку. Толстая Мазу хитро улыбнулась. Она знала, какого рода сказки любит этот господский ребёнок, которого она нянчила с самого дня его рождения. С тех пор, как Дина начала разбираться в отношениях между мужчиной и женщиной, её интересовали истории с пикантными подробностями о их любовной близости. На этот раз нянька поведала Дине о некем то ли существующем на Саломе, то ли несуществующем там царе Амгаме, живущем якобы за океаном так далеко, что из-за дальности расстояния никто не слышал о его государстве Шемаль, разве что знала одна Мазу. И однажды в этого царя влюбилась одна очень могущественная волшебница Атжога. Но у царя уже была красавица-жена. Обратилась Атжога в ветер, прилетела в его спальную, где он занимался любовью со своей красивой молодой женой. Тут, к удовольствию Дины, Мазу начинала в подробностях описывать, как это происходило. Захотелось Атжоге ласк Амгамы. И она наслала очень крепкий сон на его жену, когда та завершила занятие любовью со своим мужем. А Амгама отправился в подвал своего дворца, где находились бочки с вином, чтобы выпить вина. Тут Атжога предстала перед ним в образе красивейшей женщины и соблазнила его и они занимались любовью в большом кувшине с вином. Тут Мазу снова порадовала Дину подробностями интимной близости Амгамы и Атжоги.  — Так Атжога удовлетворила свою похоть, — продолжала Мазу своим негромким, но выразительным голосом, — а после охладела к нему и больше уже у неё не возникало желания сближать вой живот с его животом. Но волшебнице не хотелось, чтобы после её ласк Амгама возвращался к своей красавице-жене. И Атжога, покидая царя, так заколдовала дверь в подвале, что дверь уже не могла открыться никогда. Но он не умер от голода и жажды. По воле волшебницы у него в подвале всегда была еда и вода. Вот только царство своё он потерял. Ибо сидящий взаперти не может быть царём. А когда ещё Аджога прощалась ним, она произнесла на прощание такие слова: