====== Глава 9. ======

– Замужем всегда неспокойно, – язвительно заметил Рахом. Гера хмуро свела на переносице густые лохматые чёрные брови. – Я не для того замуж выходила, чтобы иметь тревогу от моего мужа. Мой муж должен доставлять мне удовольствие, иначе я разведусь. Разве не стоит меня ублажать год-другой, чтобы после моей смерти получить такое богатство? Рахом попробовал пошутить: – Но ведь я могу умереть раньше тебя и тогда моей наследницей станешь ты, а моё имущество не меньше твоего. – Может быть, – серьёзно ответила Гера, – если снова по пьяни заберёшься в сарай с саракомами. Ведь там перила всё ещё поломаны, а плотника ты убил. – И что? Пойду в павильон живого товара и куплю нового плотника. А этого, труп этот кинут саракома, как будто плотник свалился туда нечаянно. ” – Я всё улажу, – подумал Рахом, – мне это ничего не будет стоить. Я вытерплю этот год со старой ведьмой, зато заполучу всё и стану вдовое богаче. Я смогу поселиться в Беросе и подружиться даже с царскими чиновниками и обретать больше, чем богатство – власть! Я-то не собираюсь подыхать, как эта старуха, я ещё полон сил и здоровья и проживу ещё тысячелетия. За это время вся Локада станет моей плантацией, а её жители – моими рабами, будь они шаро или лата. Чёрный Камол хочет больше, чем золото, он жаждет всё!” Жизнь с Герой становилась для него всё тягостнее с каждым днём. Он решил было на правах хозяина привести в поместье своих наиболее преданных рабов, но Гера воспротивилась: – – Я не хочу никаких новых лиц в моём доме! Незнакомое мне неприятно и тревожит меня. Не нарушай мой покой этими неизвестными мне рабами. – Ты узнаешь их имена и они будут верно служить тебе… – Не перечь! – глаза Геры загорелись от раздражения. – Не забывай: не я, а ты наследник! Рахом еле сдержал внутреннее бешенство, вместе с ненавистью переполнявшие его. Ему пришлось подчиниться, но чтобы выплеснуть свою злобу, он взял кнут и исхлестал им нескольких ничем не провинившихся рабов, трудившихся в саду. Гера продолжала злоупотреблять тем, что Рахом готов был терпеть многое, лишь бы получить наследство. Она снова потребовала близости в постели, но в этот раз она оказалась ещё омерзительнее, чем в брачную ночь: от неё исходил едкий запах давно немытого тела. – Я дурно чувствую себя от купания, – пояснила она, – и очень редко моюсь в последнее время. – А от близости с мужчиной тебе не дурно? – сквозь зубы проговорил Рахом. – Нет, это помогает мне вообразить, будто я снова молода. Я вижу, друг мой, тебе противно? Я могла бы дать тебе одно средство, которое бы тебе помогло. Она преподнесла ему флакон, наполненный тёмно-синей жидкостью и отмерила из него в рюмку несколько капель. – Выпей это с вином, – предложила она. Он послушал её совета. Средство, которое он получил от Геры и принял, возымело своё действие: он настолько возбудился, как мужчина, что даже сумел преодолеть отвращение к зловонию тела своей жены и взять её. Он провёл с ней несколько бурных часов в постели, но позже ему стало плохо. У него невероятно поднялось кровяное давление, чего прежде не случалось никогда, сильно разболелся затылок, началась тошнота до рвоты. Он проболел несколько дней и самые сильные лекарства почти не помогали ему. Затем ему полегчало и вернулось прежнее здоровое состояние. Но Гера, заметив это, вновь потребовала близости. Рахом снова принял возбудитель мужского естества и снова всё повторилось – дурнота, головная боль и рвота. В третий раз он отказался принимать возбудитель: – Эта жидкость на меня плохо действует, я чуть не умер от неё. Я не стану больше это принимать. А без этого я не могу сближаться с тобой. Ты воняешь! Помойся, по крайней мере, если хочешь, чтобы я лёг с тобой. И не напоминай мне, что я твой наследник. Мне наследство не понадобится, если я стану трупом ещё раньше тебя! Гера не стала спорить и, вроде бы, даже как-то притихла на несколько дней, только постоянно жалуясь на недомогание, к удовольствию своего супруга. Однажды она попросила его объехать всю плантацию, чтобы проверить, достаточно ли хорошо выполняют свою работу рабы и их надсмотрщики на полях. Рахом взялся выполнять это поручение с огромным удовольствием: ему хотелось почувствовать себя полноценным хозяином и этих владений тоже. Оседлав гиона, он пустился на нём вдоль полей, на которых орудовали мотыгами полусогнутые шаро в одних лишь набедренных повязках и женщины в мешковатых полотняных платьях. Рахом до ночи пробыл на плантации, не только обскакав их по кругу, но, как рачительный хозяин, заглянул на склады, в бараки для рабов, на их кухни, поговорил с надсмотрщиками, отдав им те или иные распоряжения, сделав кое-какие замечания. Он умышленно тянул время, чтобы возвратиться домой поздно, так, чтобы ненавистная жена уже спала и не заговорила с ним. Ещё издалека приближаясь к дому, он с досадой заметил, что на крыльце не горел ни один фонарь, ни один светильник. Впрочем, звёзды горели достаточно ярко, чтобы осветить ему ступени и дверь. Но в доме оказалось, что в прихожей горел всего один светильник. Спотыкаясь и ругаясь, Рахом вошёл в нишу, в которой находилась узкая лестница со множеством ступеней, ведущая прямо на второй этаж, где была расположена его спальная. На этой лестнице между перил находилось несколько столбиков с плоскими шляпками, на которые обычно устанавливали светильники с герровым маслом. Но ни один светильник не горел. Рахом снова произнёс смачное ругательство и принялся медленно карабкаться вверх по лестнице, держась за перила обеими руками и носками сапог изучая ступени. И когда он добрался до самой верхней ступени, нога его вдруг соскользнула и он едва не покатился вниз по лестнице, но руки его сильно сжали перила и он лишь отделался вывихом лодыжки на левой ноге, громко закричав от боли. На его вопль сбежалось несколько рабов с настольными лампами в руках. Затем из своей спальной выползла Гера – седые волосы взлохмачены, глаза были злыми и усталыми. – Что опять с тобой произошло? – гневно проорала она. – Ты опять пьян?! – На лестнице не горят светильники! – сотрясаясь от бешенства прорычал Рахом. – Кто из рабов отвечает за то, чтобы в доме всегда горел свет ночью?! Одна из рабынь в жёлтом форменном платье робко выступила вперёд: – Я, господин. Но когда я начала зажигать светильники в прихожей, хозяйке стало плохо и мне пришлось помочь хозяйке, ведь все остальные горничные уже легли спать и прибежали бы на помощь не сразу, позови я их. И госпожа приказала никого не тревожить, пожелала только, чтобы я помогла госпоже, проводила в спальную и пробыла с ней до ночи. Услыхав, что Гере снова было плохо, Рахом немного успокоился , хотя у него нестерпимо болела лодыжка. Он потребовал, чтобы позвали врача, несмотря на то, что было уже очень поздно, почти ночь. – И почему я подскользнулся? – принялся рассуждать он. – Здесь что, разлито масло? – Видимо, светильник перевернуло сквозняком, – предположила Гера. – Масло и пролилось на ступени. – Это глупо – ставить светильники на шляпки столбиков перил! – проворчал Рахом. – Так и до пожара недалеко. Я прикажу сделать, как в моём доме: ввинтить в стены крючья и прицепить на них подвесные лампады. Они лишь покачиваются на сквозняке, но никогда не падают. Вот, масло разлилось, я подскользнулся, вывихнул ногу. Мне повезло, что я успел удержаться обоими руками за перила, иначе бы я упал с лестницы и сломал бы хребет и шею. Он приказал рабам помочь ему добраться до спальной. Один из рабов отправился в город в повозке с запряжёнными в неё гионами. – Однако, врач появится не так скоро, как я бы хотел, – заметил Рахом жене, присевшей на край его широкой кровати, на которую помогли ему улечься рабы. – Почему в усадьбе нет личного постоянного врача для тебя, он мог бы здесь находиться постоянно и прийти к тебе на помощь в любую минуту, если тебе станет плохо? – Мне достаточно лекарств, – ответила Гера, – они сильны и хороши, они достаточно помогают мне. Врач, появившийся где-то через пару часов, вправил Рахому вывихнутую лодыжку. Но нога всё же опухла и продолжала болеть и какое-то время ему приходилось передвигаться с помощью костыля. Когда его нога поправилась окончательно, Гера предложила ему отправиться в Пуну, где у неё, как и в Беросе, находился роскошный дом в городе и за городом, и ферма по разведению ликков. В Пуне было весьма популярно разведение этих животных, потому что там было много обширных безлесных равнин, заросших травой НУК. Эта трава была в человеческий рост высотой, синего цвета, с толстым стеблем. Этой травой и питались ликки на пастбищах три четверти года, кроме зимы, когда трава росла не так густо и обильно и животных подкармливали туресом и жомом от плодов герровых деревьев. Ликки кормили Пуну и её область. Эти животные давали очень густое питательное молоко. В Пуне были весьма популярны небольшие производства, где изготавливались изделия из молока: сыр, сметана, сливочное масло. Эти изделия везли на кораблях из Пуны по всем городам Изумрудных Берегов, в Ал-Шту и Хилл-Шту. Кроме того, ликки давали хорошую шерсть, из них вычёсывали много шерсти, снабжавшей работой прядильные мастерские, а также ковровые и текстильные. Пряжа, ковры, ткани расходились не только по Локаде, но и по всему материку Шамуле. Гере принадлежали не только ферма из нескольких сотен ликков, но и пастбища для них. Кроме того, на её землях находилась сыроварня, прядильная мастерская и красильная. Рахому очень понравилась ферма. Он подумал: “Что ж, ради этого стоит подождать, когда сдохнет взбалмошная старуха. И не надо забывать о её владениях в Акире, которые мне ещё предстоит увидеть.” Он улыбался сам себе от этих мыслей. По целым дням он ездил верхом на гионе по просторам загородных владений Геры, довольно осматривая их. Гера одобряла: – Ты хорошо поступаешь, контролируя хозяйство. Управляющему и его помощникам нельзя доверять полностью, им надо устраивать проверки, когда они не ожидают. Однажды она попросила его: – Необходимо осмотреть помещения складов, не сделали ли воры из соседних деревень подкоп. Я не верю бдительности других, они не осмотрят склады, как надо, наверняка что-то упустят. Я приказала перебросить мост через яму к складам и хотела пройти по нему сама, но силы что-то совсем изменяют мне в последнее время… Прошу тебя, сделай это за меня. – Конечно, я сделаю, – улыбнулся Рахом, – ведь я такой же хозяин всему здесь, как и ты. Амбары и сараи, в которых хранились зимние запасы и изделия мастерских, находились на особой территории, обнесённой металлической оградой с острыми шпилями. Перед воротами же была вырыта глубокая и обширная яма, постоянно наполненная экскрементами ликков, смешанными с водой. Когда требовалось что-то взять со складов для продажи или хозяйственных нужд или заполнить чем-нибудь склады, через яму перебрасывали небольшой мостик из нескольких досок и переходили по нему. Затем убирали, чтобы воры не смогли войти на участок, где находились склады. Рахом верхом на гионе поспешил к этому участку. Мостик через яму, источающую едкий запах животных нечистот уже оказался переброшен. Рахом спешился, привязал гиона к молодому дереву ахоя и, весело насвистывая, направился к мостку. Он ступил на него, но сделал всего два шага, как доски выскользнули у него из-под ног и он плюхнулся в зловонную жижу экскрементов. Он принялся отчаянно барахтаться руками и ногами, вопя во всё горло, чтобы его спасли. Его мозг, наполненный ужасом страшной смерти, осознавал, что вряд ли кто-нибудь ему поможет. Склады окружали загоны для ликков, но пастухи выгоняли с утра животных на пастбище и в загонах было пусто – ни одной человеческой души. Но Рахом продолжал кричать, скорее, от дикого страха и безысходности. Спасение пришло внезапно: перед ним вдруг появились поводья его гиона. Он вцепился в них мёртвой схваткой и они потащили его наверх. Он лежал на земле, поросшей сорной травой, тяжело дыша. Над ним склонились два лица, это были незнакомые мужчины, оба лохматые, небритые, в серых холщёвых рубашках и штанах из воши. – Вы кто? – прохрипел Рахом, дико выпучив на них безумные глаза. – Мы крестьяне из ближнего села, – ответил одни из них, – вот, пришли с бурдюками, начерпать дерьма. Дерьмо ликка очень хорошее, если им удобрить огороды, овощи так и попрут. – Вы не можете ничего утащить со складов, так вы воруете дерьмо, – проговорил Рахом, поднимаясь на локтях и саживаясь на землю, – но мне это, кажется, только принесло пользу. – Мы услышали твой крик, подбежали к яме, увидели, как ты барахтаешься, но не знали, как тебя вытащить. Вот мы и отвязали гиона, подвели к краю ямы и спустили тебе поводья, – наперебой объясняли крестьяне. – Спасибо. Вы спасли мне жизнь и я вас отблагодарю, – промолвил Рахом. – Одного я понять не могу: почему подо мной проломился этот мост? Он казался мне крепким. Сгнили доски? – Доски-то целы, не переломлены, – заметил один из крестьян, – скорее всего, здесь расшатались гвозди. Рахом задумался. Каждый раз, когда Гера ему что-то предлагала или о чём-то его просила, с ним случалось что-то что едва не стоило ему жизни. Его чуть не сожрали саракомы, он болел после постели с Герой после капель возбудителя для мужчин, затем едва не скатился кубарем с лестницы, теперь вот едва не утонул в дерьме. Он рассуждал, направляясь к колодцу, чтобы смыть с себя экскременты: “Но зачем ей пытаться убить меня? Я нужен ей, как мужчина, как опора, как хозяин, который мог бы наводить порядок в её поместье. Ведь не она же ждёт от меня наследство, не я, а она смертельно больна. Или… Не так уж и больна?!” На сердце у него похолодело. Конечно, она не так уж и больна. Она в силах путешествовать, любит бурный секс, не держит поблизости врача. И ещё – она трижды вдова. Рахом вылил на себя два ведра холодной колодезной воды, продолжая размышлять: ” Да, кажется, я угодил в ловушку, не вызнав хорошенько ничего о Гере. До сих пор мне всё давалось слишком легко, само всё шло в руки, я получал, что хотел в Изумрудных Берегах. Вот и потерял бдительность. Но ничего, теперь-то я буду начеку. Пусть старуха думает, что я ни о чём ещё не догадался, не подал вида.” Он решил не торопиться возвращаться в дом. Кое-как постирав сброшенную одежду, он сложил её на седло на спине гиона и вернулся к складам. Он снова привязал гиона к пруту ограды и, забрав мокрую одежду, обошёл огороженный участок кругом и обнаружил ту его часть, которая была прикрыта от людского глаза диким кустарником с фиолетовой листвой. Взявшись за прутья ограды, он поднатужился и, сконцентрировав силы в руках, раздвинул их. Им овладела гордость за свою силу – он также крепок, как в молодые годы! Затем им овладела досада, что до сих пор он не позаботился обзавестись ключами от складов, как будто он не их хозяин. Но он был намерен укрыться в одном из кирпичных сараев и проник в него, ударив кулаком по его кирпичной стене и пробив в ней приличную дыру. Внутри сарая оказался склад принадлежностей для красильни и Рахом развешал мокрую одежду на закрытые ящики с красящими порошками, чтобы посушить её. А сам присел возле дощатой двери, наблюдая в щели между досками, откуда были хорошо видны ворота и яма с ликкскими экскрементами. Время шло, сливаясь в часы, но ничего не происходило. Издалека начали доноситься звуки, издаваемые ликками: что-то вроде ослиного крика, только более низкое, ревущее, сливающее с возгласами человеческих голосов. Видимо, рабы – пастухи вели с пастбища ликков к загонам. Мимо складов проплывали тёмно-коричневые шерстистые громады ликков, сотрясая землю тройными копытами и между ними вертелись юркие фигурки шаро с тёмно-бордовой кожей. Пастухи открывали загоны и, щёлкая хлыстами о землю, гнали туда ликков: “Щок, щок!” Внезапно Рахом услышал возглас одного из рабов: “Смотрите, вот гион нашего хозяина! ” В ответ ему понеслась какофония других голосов из которой трудно было что-то разобрать. Пастухи окружили яму с экскрементами, к ним присоединились дояры и доярки с деревянными бидонами для молока в руках. ” – Так, – подумал Рахом, – они заметили и гиона и сломанный мост в яме. Они решили, что я утонул в дерьме. Посмотрим, что будет дальше.” Небо темнело, приобретая вместо янтарного коричневый цвет. Толпа возле ямы начала рассеиваться. Рахом терпеливо ждал. К яме приближались двое рабов с баграми и подвесными светильниками в руках. Приблизившись к яме, они поставили светильники на землю и, опустив багры в яму с фекалиями, принялись за поиски. ” – Похоже, Гера приказала им извлечь из дерьма мой труп, – догадался Рахом. – Посмотрим, что произойдёт дальше, когда труп найден не будет.” Рабы долго возили баграми в яме с нечистотами и, наконец, отправились восвояси, очевидно, доложить хозяйке о том, что труп не найден. ” – Они исправно ей служат, – сделал вывод Рахом. – Возможно, они больше, чем положено, знают о её делах. Вот поэтому они и запретила мне приводить в её дом преданных мне рабов, чтобы мои рабы ненароком не выведали чего у её рабов. Или чтобы вся сила была на её стороне, а я оказался одинок. Рабы ей помогают, в том нет сомнения. Вот хотя бы этот мостик. Кто расшатал в нём гвозди? Сама Гера? Нет, это оказалось бы слишком заметно. Наверняка это сделал потихоря кто-то из её рабов. И я узнаю, кто. Я выясню, вычислю всех, кто особо предан ей и уничтожу их всех. Ей придётся сражаться со мной один на один. И ещё необходимо выяснить, на самом ли деле она больна. И о трёх её мужьях умерших. Как можно больше правды о ней. Но она не должна догадаться, что я многое понял.” Гера, очевидно, не очень доверяла своим рабам, потому что решила явиться лично к тому месту, где он, как предполагалось, погиб. Её окружала свита: управляющий поместьем, лата по имени Самгар, горничная Плёнка, так самая, что отвечала за освещение в доме в позднее время, горничная Сива – парикмахер и приближённая хозяйки и Ямк, домашний раб, выполнявший все работы по дому, где требовалась мужская сила. В свите находилось и два раба с баграми. У всех в руках были светильники, пылающие огнём. Рахом через щель в двери всмотрелся в это шествие и не мог не отметить, что ноги Геры передвигались бодрее и резвее, чем обычно – в его присутствии. Перед своими рабами она не притворялась больной, как и перед управляющим, значит, эти люди не считали её смертельно больной. – Опускайте багры! – закричала она на рабов. – Вы плохо искали, если мостик сломан, труп должен быть в яме! ” – Ка же тебе этого хочется! ” – с усмешкой подумал Рахом. Рабы на глазах Геры обшарили всю яму. – Этого не может быть! – закричала она. – Его надо найти! Эй, разбудить всех рабов, пусть берт вёдра, черпают дерьмо и несут на огороды, пока дно не покажется! Труп должен быть там! Самгар поспешил исполнить её приказ, помчавшись к баракам для рабов. Рахом не изъявил желания наблюдать, как из ямы с дерьмом начнут выгребать её содержимое. Он выбрался из сарая так же, как и вошёл, полез между раздвинутыми им прутьями ограды и, прячась за ограждения загонов, кругами принялся подбираться к дому. Издалека он увидал охранника, сидевшего на ступенях. Рахому не хотелось попадаться ему на глаза, чтобы тот не доложил Гере о его возвращении. У Рахома были иные планы на встречу с женой. Будь охранник рабом, Рахом, не задумываясь, свернул бы ему шею. Но в Локаде все охранники были из вольных лата. Должность охранника предусматривала физическое воздействие, если бы пришлось защищать дом, имущество нанимателя или его самого. Рабу же, шаро, было запрещено рукоприкладство по отношению к вольному лата, даже если бы тот напал на его хозяина. Поэтому в охранники и телохранители всегда нанимали лата. Рахом бесшумно крался вдоль стены, в её тени, словно шествуя по воздуху – так двигаться его ещё в юные годы научил Хаяла. Оказавшись за спиной охранника, облачённого в тёмную одежду и сжимавшего в руках дубинку, он оглушил его, ударив ладонью по темени. Тот свалился замертво и Рахом беспрепятственно проскользнул в дом. Он сумел также беззвучно добраться до купальни, сам разогрел воду в титане, добросив в топку угля. Мылся он долго и тщательно, но от кожи всё равно в какой-то степени исходил запах экскрементов. Он устал, ему захотелось спать и он отправился в свою спальную и, свалившись на широкое ложе и закутавшись в одеяло, уснул. Пробудился он от того, что его отчаянно трясли за плечи. Он разлепил тяжёлые веки. Над ним нависло безобразное и перекошенное от злобы лицо Геры, её седые космы свисали, как змеи. – Так ты жив? Ты жив? – повторяла она, брызжа ему на лицо слюной. – Ну, конечно я жив, моя любимая жена! – Рахом сладко потянулся. – Так ты не провалился в яму с дерьмом?! – Ты же слышишь, какой от меня исходит дурной запах, – Рахом сел на кровати, потирая глаза. – Не могу понять, почему этот мостик развалился подо мной. В чём причина, как думаешь, дорогая жена? Гера присела на край его кровати. – Как же ты спасся? – ответила она вопросом. Рахом натянул на лицо улыбку, пристально следя за её выражением лица. – Мне просто повезло, – проговорил он, – что двое крестьян решили украсть у нас с тобой немножко дерьма из ямы и как раз в то время, когда я в него провалился. Лицо Геры напоминало каменную маску без мимики. – Эти крестьяне благородно поступили, – заметила она, – хоть и пришли, чтоб воровать. Они спасли тебя, моего мужа, и я хочу их отблагодарить, подарить им по тии. Рахом подумал, что Гера отлично играет свою роль и произнёс вслух: – Я рад, милая жена, что тебе дорога моя жизнь, ты даже готова за её спасение отдать большие деньги каким-то крестьянам! – Конечно. Надеюсь, ты узнал их имена? – Нет, мне было не до того. Понимаешь, я испачкался дерьмом с ног до головы, мне хотелось где-нибудь поскорее отмыться, чтобы не являться в таком виде в дом, вот я и поспешил к речке за деревней. Там было безлюдно, пастухи уже напоили и искупали ликков, ну, и я искупался. И просидел до ночи в рощице, чтобы одежда хоть немного просохла. Ты, похоже, очень волновалась обо мне, дорогая жена? – Разумеется, я волновалась. Я выходила замуж не для того, чтобы так быстро овдоветь. – О да, верю, что вдовства ты, должно быть, боишься очень сильно. Ты ведь потеряла до меня троих мужей! – Да, и надеюсь не овдоветь в четвёртый раз. – Постараюсь изо всех сил, чтобы этого не произошло, – улыбнулся вновь Рахом и глаза его сверкнули огнём. – И ты найдёшь тех крестьян, чтобы дать им денег за своё спасение? Рахом насторожился: ” Она снова о чём-то просит. Будь на чеку!” И ответил: – Да, любимая жёнушка, я как ни будь соберусь и сделаю это. ” – Но для начала вычислю всех, кто помогает тебе!” – решил он. Больше всего его волновал вопрос, кто расшатал гвозди мостика, развалившегося под ним. Это мог оказаться кто угодно. мостик хранился в небольшом сарайчике между загонами, вместе с бидонами для молока и лопатами для разгребания ликкских экскрементов. Сарай никогда не запирался, значит, любой имел доступ к этому мостику. Рахом, расположившись в кресле в одной из беседок в саду под шафрановой листвой дерева МАНИКА, приказал позвать плотника из поместья. Но оказалось, что никто из рабов в поместье плотницкими делами не занимался, когда требовалось что-то починить или смастерить, пользовались услугами плотника лата из ближайшей деревни. Рахом велел явиться в беседку управляющему Самгара для разговора. Тот вскоре предстал перед ним – маленький, толстый, черноволосый мужчина тридцати лет. – Ты, должно быть, слышал, какая неприятность произошла со мной вчера, – сурово проговорил Рахом. – Мостик для ямы возле складов оказался неисправен. Ведь это ты отвечаешь за то, чтобы все вещи, которым пользуются в поместье, были прочны и надёжны. Как же ты упустил из виду этот мостик? – Рахом внимательно наблюдал за выражением лица управляющего. Тот заволновался и на лбу его выступили капли пота. – До сих пор мостик был крепок, по нему благополучно проходили все, кто им пользовался, – ответил он. – И это – оправдание? Я требую объяснить не то, чтоб было до сих пор, а то, что случилось вчера. Неисправность мостика едва не стоила мне жизни. Если мостик до сих пор был крепок, то почему он стал хлипок, когда на него ступил я? Может, я вешу больше других? Нет. Или я прыгал и резвился на нём, как мальчишка? И этого не было. Так как ты мне объяснишь его поломку после того, как я сделал всего два шага на нём? – голос Рахома набирал гнев. – Наверно, прогнил доски. – Нет. Доски были ещё крепки. – Позволь, я выясню это, хозяин. – Да. И поскорее. Уже сегодня я хочу увидеть виновного в том, что я едва не погиб. Внезапно Рахом всё понял. Он вспомнил, как был уложен мостик над ямой: две несущие перекладины были вверху, а поперечные доски – внизу. Да, если ступить на такие доски, которые не очень надёжны прикреплены гвоздями к перекладине, падение обеспечено. Тогда Рахом не придал значения, что мостик лежит как-то неправильно. Но ведь это кто-то сделал нарочно! Выяснять это – значит, задавать вопросы. Это может дойти до Геры и вызвать подозрение у неё, что он догадывается о том, что она не больна и покушалась на его жизнь. ” – Просто следует постепенно уничтожить тех, кого она приблизила к себе, – размышлял он, а главное, уточнить, больна ли она на самом деле или нет. Если здорова, то ведь я могу и устроить ей несчастный случай не хуже, чем она – мне.” Он решил отправиться в деревню и постараться выяснить хоть что-то о Гере у местных крестьян-старожилов. Если Гера спросит, зачем он посещал деревню, у него есть оправдание, он скажет, что пожелал отблагодарить крестьян, спасших ему жизнь. Чтобы расположить к себе крестьян, он одел простые одежды тёмного цвета из кара и отправился в деревню верхом на гионе. Деревня была достаточно большая и её жители, арендовавшие земли у землевладельца, считали выгодным для себя выращивать на полях турес для богатой фермы Геры, для её ликков. В деревне также сажали на полях сес и ещё кое-какие овощи, собирали плоды с фруктовых деревьев, росших вокруг домов. Овощи, фрукты и муку Самгар покупал в больших количествах, чтобы кормить ими рабов. В деревне находился небольшой трактир, где любили проводить свободное время крестьяне Туда и направился Рахом. Вращаясь в высшем обществе в последние годы со знатными и высокопоставленным людьми, Рахом не забыл, как можно сходиться с людьми из низших слоёв общества, если они становились нужны. В нём не угас талант артиста, способного сыграть роль просто добрячка, душевного, щедрого. Следовало почаще улыбаться и не жалеть угощать вином всех подряд, пытаясь развязать язык то одному, то другому. Наконец, он нашёл нужного собеседника – пожилого крестьянина, краснолицего, словоохотливого, весёлого и сумел его подвести к теме разговора о хозяйке соседней фермы ликков. – О, это ведьма, точно это ведьма! – болтал крестьянин, сделавшись ещё разговорчивее от фруктового вина, которое то и дело подливал ему Рахом. – Иначе как бы она женила на себе покойного хозяина этой фермы Патола? Ведь это был очень умный и здравомыслящий человек, я помню его, я сам продавал ему свой турес для его фермы. Вот удивил он нас однажды, когда привёз из Пуны себе невесту! Это была нынешняя хозяйка ликкской фермы, та самая Гера. Никто и понять не мог, что хорошего он в ней нашёл: уже немолодая, нос длинный, зубы кривые, кожа тёмная, солнцем сожжённая. Мы так хотели хоть что-то узнать у домашних рабов Патола, что даже понемножку деньгами сбрасывались, чтоб подарками их задобрить, да вытянуть что-нибудь из них. Они нам и поведали, что эта самая Гера ещё и приданого в дом не принесла. Она в Пуне нищенкой родилась и жила долгие годы, на тачке уголь возила по домам, продавала. И как женила на себе такого богача, вот задача. Видно, ордием помог ей, не иначе. Только это ещё не всё. И года не прошло, как Патол внезапно умер. От разрыва сердца – так определил врач. Говорили, что когда Патола обнаружили мёртвым, на его лице застыло выражение, как будто он чего-то сильно испугался. Никто не сомневается, что ведьма к этому старание приложила. – А что же, следствия не было? – поинтересовался Рахом. – О, следователь, что взялся за это дело, после похорон Патола лучшим другом ведьмы стал. Видимо, хорошо она ему кошелёк отяжелила, чтобы он всё замял. Она и домашних рабов всех распродала, заменила на новых. Из тех, что служили Патолу, только Сива осталась, её приближённой стала. И новые домашние рабы оказались уже скрытными, с нами не сходились, ничего у них выведать невозможно. А ведьма стала богатой вдовой и зажила всласть. Более того, через пару лет она снова вышла замуж за богача из Акира. Это мы уже у её пастухов узнали. Потом года три ничего о ней не слышали, она и не появлялась все эти годы в поместье… – А рабы? – перебил Рахом. – Кто из домашних рабов был с ней? – Только Сива, да ещё Ямк, да Плёнка. С ними она не расставалась, этих троих пастухи и прочие ненавидели, завидовали им. Любимчикам хозяев всегда завидуют, оно понятно. Эти рабы повсюду сопровождали её. А потом дошли до нас слухи, что и второй муж умер у неё. И не как-нибудь, а живьём сгорел в загородном доме вместе с двумя сыновьями от предыдущего брака. Уж неизвестно, как это случилось, только ведьма вдвое богаче стала. Да, видно, всё мало ей. Захотелось ей в Беросе дом и земель под ним. И нашла ведь и третьего мужа с таким приданым. Пастухи рассказывали: буйный был человек, бешеного нрава, каждый день кого-нибудь бил из рабов собственными руками, жену пытался подчинить себе и она, вроде бы, беспрекословно ему покорялась. Да только меньше, чем через год и он умер от нервной горячки… ” – А теперь она пожелала всё, что есть у меня в Пальвах и Нолы, – сделал вывод Рахом, – теперь в этом нет сомнений.” В дальнейшем какое-то время ничего не происходило – царило зловещее затишье. Но Рахом догадывался, что готовится очередное покушение на его жизнь. Шли дни, сливаясь в месяца – и ничего не происходило. Рахом внимательно изучил весь загородный дом, присматривался к поведению рабов, пристально следил за Герой. В доме он так и не обнаружил никаких тайников и скрытых помещений. Домашние рабы не могли рассказать ему большего, чем поведал крестьянин о Гере, а Сива, Ямк и Плёнка вел себя замкнуто. Рахом умело играл роль заботливого мужа и, отследив часы, в которые Гера якобы принимала лекарство, навязывался ей в общество, чтобы она была вынуждена делать у него на глазах. Он замечал: это злило и нервировало её. Она пыталась от него отделаться, но когда ей это не удавалось, она принимала пилюли нехотя. Позднее Рахом не побрезговал исследовать канализационный сток и обнаружил в жёлобе под трубой те самые пилюли, с помощью которых его жена якобы пыталась продлить себе жизнь. Рахом сделал вывод: ” Ну, вот и точные доказательства того, что она не больна. ни от какой смертельной болезни она не умрёт ни через год, ни через два. Да, время лёгких побед окончено. Эта женщина хитра, коварна, сильна и невероятно опасна. Оставаясь её мужем, я очень, очень рискую. Я могу проиграть. Она опаснее даже степей Урр-Шту, которых все боятся.” Несколько дней он пребывал в тягостных раздумьях. Он никак не мог принять решение, выйти ему из серьёзной игры, разведясь с Герой или принять вызов, вступив в суровую борьбу. Всё было слишком не просто. Он не сможет так просто расправиться с Герой, как сделал это с Линой. У Геры слишком много влиятельных друзей и они наверняка не останутся равнодушны, если она умрёт как-то странно. Но он понял: он не может так оставить эту игру, иначе он перестанет уважать себя за то, что принимая лёгкие победы, отказался от сложной борьбы. Он или победит и в награду станет вдвое богаче или умрёт. Иначе как же он смеет мечтать о грядущей власти, не научившись класть на лопатки очень, очень сильных врагов? А кроме того, он владеет козырем: Гера не знает, что он понял, что она не больна и он устроит тайную охоту на неё, как до сих пор – она на него. Рахом искал для себя сторонников. В его борьбе могли пригодиться даже маленькие ничтожные людишки. Чтобы вызвать к себе симпатию крестьян из ближайшей деревни, он отыскал двух мужчин, которые помогли ему выбраться из ямы с дерьмом и подарил им по тие, якобы в благодарность за спасение его жизни. Двое крестьян чуть не обезумели от восторга, такая награда показалась им несметным богатством и они в считаные дни разнесли по деревне весть о доброте, щедрости и благородстве нового мужа “ведьмы”, владелицы ликкской фермы. Рахом на этом не остановился в демонстрации своей добродетели. Он пожертвовал несколько тий на нужды местного деревенского храма. До сих пор в Пальвах он часто вносил деньги на храмы, делал дорогие подарки храмам, реставрировал загородные храмы, перечислял часть своих доходов от водных плантаций на содержание высшей жреческой школы с бесплатным обучением, той самой, в которой когда-то учился сам. Благотворительностью он надеялся убить сразу двух зайцев: искупить всё свои тяжкие грехи, чтобы после смерти избавить себя от наказания рождением на худшей планете и в то же время при жизни обрести репутацию набожного человека, что в мире гитчи было очень важно. Кроме того, что Рахом осчастливил двух крестьян и храм в деревне близ фермы своей жены деньгами, он то и дело творил поблажки и другим крестьянам. Он был всегда любезен в обращении с ними, случалось, покупая у них овощи, он платил им за это чуть больше, чем раньше это делала Гера, а когда они покупали у фермы пряжу, молоко и молочные изделия, он продавал им это немного дешевле. Эти незначительные уступки крестьянам заставили их вознести нового хозяина ликкской фермы до небес, видеть в нём чуть ли не святого. Теперь Рахом был уверен: если с герой приключится смерть от несчастного случая, вряд ли кто-то из крестьян решит, что это дело его рук. Прежде он не придавал значения мнению простых людей. Ведь губил же он их раньше, когда пожелал себе водные плантации. Они догадывались, что все их беды от него, но что они могли поделать? Он во всём надеялся только на деньги и связи, презирая всех, кто был слабее. Теперь же оказалось всё иначе. Он имел соперницу, что, возможно, была сильнее его и теперь ему ничьей поддержкой гнушаться не приходилось. Вскоре эти его убеждения оправдали себя. Гера предложила ему познакомиться кое с кем из её друзей – одним важным власть имущим чиновником в Пуне. – До сих пор ты был хорошим заботливым мужем, – сказала она, – ты заслужил благодарность. Поэтому я хочу оставить тебе в наследство не только свои владения, но ещё и моих друзей. Это хорошие, влиятельные люди и многое могут, если их попросить. К сожалению, этот человек, с которым я хотела бы познакомить тебя раньше, чем с другими, очень занят и не может навестить меня в ближайшее время, чтобы я могла представить ему тебя. И я не в силах отправиться в дорогу. В последнее время мне стало хуже, чем прежде, видишь, я даже не прошу тебя выполнять супружеские обязанности по отношению ко мне. Смерть всё ближе. Но я написала этому человеку письмо о тебе. Он согласен принять тебя в своём доме, как гостя. У Рахома сжалось и похолодело на сердце: старуха снова посылала его в свою ловушку, в том нет сомнения. Ещё страшнее ему стало, когда Гера объяснила ему кратчайший путь от её фермы до поместья её друга, чиновника Сабы. Оказалось, что дорогая пролегал через небольшую рощицу МИРКОВ. Дерево мирк имело красно-коричневую листву и такого же цвета ствол, по внешнему виду напоминая чем-то ясень. Рощ под Пуной было немного, основное пространство занимали пастбища, но кое-где всё же встречались. Рахому становилось всё страшнее и страшнее. Наверняка, ловушка была приготовлена именно в этой рощице. Но что это могло быть? Может, она наняла бандитов, чтобы они напали и убили его? Он решил отправиться в деревенский трактир и расспросить об этой роще крестьян, они наверняка охотно расскажут ему. Оказалось, что когда-то несколько столетий назад в Пуне росли целые леса мирков. Но их пришлось вырубить даже не столько из-за идеи развернуть вместо них пастбища для ликков, сколько из-за того, что они были опасны. В их листве селились змеевидные крылатые гавы, чья кожа ничем не отличалась окраской от листвы мирков. Из всей вегетарианской пищи эти гавы могли питаться только семенами мирков и, как все гавы, они были плотоядны. Их стаи, целые тучи мог притянуть запах даже незначительного количества крови. Они вылетали из лесов в деревни, могли напасть на женщину, у которой были месячные, на ликкицу во время течки, на раненного человека и нередко терзали свою жертву насмерть. Уничтожить этих тварей было невозможно, они очень хорошо маскировались в листве мирков. Оставалось лишь одно: избавиться от самих деревьев, которые питали и прятали гавов. Лес был уничтожен, только кое-где оставались рощи мирков ради животных ПИКОВ. Это были прыгающие животные величиной с мышь, покрытые жёсткой серо-зелёной чешуёй, которая была не по зубам гавам – их зубы скользили по ней. Пики питались семенами мирков и более ничем другим и лишить корма животное, созданное зорками, означало уничтожить его, а значит, совершить серьёзный грех против планеты. Рахом досадливо нахмурился. Он с юных лет гордился своими знаниями, полученными в высшей жреческой школе, они так помогали ему там, в Урр-Шту, особенно знания по географии. Однако, он не мог припомнить, чтобы на уроках географии или истории упоминали о лесе деревьев мирков под Пуной, где несколько столетий назад, оказывается, водились такие опасные гавы, да и существуют по сей день кое-где. В Локаде не любили помнить плохое, хотя бы ради того, чтобы извлекать из этого уроки. Память большинства локадийцев предпочитала держать лишь события, связанные с победами, славой, успехами. В роще, через которую Гера указала Рахому дорогу к поместью своего друга, до сих пор водились эти гавы, питающиеся семенами мирков и звали их миркожоры – миркорахули. Правда, в поселения они больше не вылетали, но в самой роще могли напасть, услышав запах крови. Рахом задумался. Нет сомнения, Гера рассчитывает на то, что в роще на него нападут миркорахули и если не сожрут живьём, то оставят на теле такие ранения, после которых он не выживет. Но как она намерена вызвать у него там, в роще, кровотечение? Может, кого-нибудь пошлёт следом, чтобы тот сделал надрез на его теле, допустим, метнув в него нож, чтобы распороть кожу? Но такой человек сам сильно рискует. крестьяне объяснили, что от запаха крови миркорахули так бесятся, что могут напасть не только на раненного человека, но и на того, кто находится от него даже в ста шагах. Нет, в такой роще никто не согласится пустить кровь из другого. Внезапно у Рахома появилась догадки и он пулей выскочил из трактира, побежав к своему гиону, привязанному к невысокому заборчику. Рахом разгрёб густую серую шерсть гиона, осмотрел его шею, уши, лапы, туловище, проверяя, нет ли на нём небольших ранок, где бы выделялась кровь хоть незначительными капельками. И только заглянув под седло, он обнаружил на свалявшейся гионьей шерсти небольшое алое пятнышко. Так. Животному сделали небольшой порез на коже. Во время скачки разгорячённая кровь начала бы выделяться сильнее, как раз это случилось бы в роще мирков, тут-то миркорахули и набросились бы и на гиона и на седока. Рахом зло усмехнулся. И хитра же старуха! Так мало времени прошло с тех пор, как они поженились, а она целых пять раз покушалась на его жизнь. Пора бы и ему сделать ответный ход, но каким образом? У Геры слишком много козырей и главный из них то, что Рахом находился на её территории и у неё есть помощники, а у него – ни одного. Кроме того, она имеет привилегию, играя роль смертельно больной, не выходить за пределы своей территории, находясь в безопасности, а его то и дело посылать в расставленные ловушки. Рахом оставил своего гиона под присмотром одного крестьянина, у которого взял напрокат другого гиона. Он всё же обязан познакомиться с тем важным чиновником, в гости к которому послала его Гера. Откажись он – и Гера начнёт подозревать, что он всё понял о её кознях. В пути через рощу мирков сердце его трепетало. Он не боялся гавов – миркорахули наверняка пребывали в полусонном состоянии, не чуя запаха крови. Он опасался, что его, возможно, ждут другие ловушки и не исключено, что она есть в доме человека, к которому его послала Гера. Хватит ли у него удачи снова спасти себе жизнь? Однако, всё прошло благополучно. Чиновник, к которому Рахом прибыл в гости, принял его у себя, представившись именем Чалли. Они мирно побеседовали несколько часов и разошлись добрыми знакомыми. Когда Рахом вернулся домой живой и невредимый, Гера проявила чудеса выдержки, ничем не выразив своё удивление и недовольство, что он сумел избежать верной смерти. Но Рахом догадался: она захочет это с кем-нибудь обсудить. Внимательно изучив каждый уголок дома, он знал, что, находясь в подвале, можно было подслушать, о чём говорили на первом этаже, особенно если приставить к потолку подвала трубу из картона. Спальная Геры находилась именно на первом этаже. В подвале было очень удобно подслушивать: потолки были низкими, пространство подвала было заполнено мешками с сесом, мукой и углём, ящиками с овощами и фруктами, бочками с вином. Если бы кто-то появился в подвале посторонний, в любую секунду можно было бы укрыться за бочками и ящиками. Рахому пришлось просидеть около часа в подвале на мешках с мукой прежде, чем он услышал разговор совей жены с рабыней Сивой. – В роще мирков перевелись миркорахули? – прозвучал раздражённый голос Геры. – Ещё год назад они там были и искусали насмерть огромную ликкицу с течкой, за которой не уследили мои пастухи и она забрела в рощу. – Всё это очень странно, госпожа, – ответила Сива. – Странно?! – рявкнула Гера. – Ничего странного нет, просто вы не выполнили того, что я велела!!! – Хозяйка, Ямк на моих глазах сделал надрез под седлом. Может, просто ОН знал о гавах в этой роще? Это же не секрет, что известно многим. Думаю, Ямк сделал надрез чуть больше, чем надо или кровь у гиона плохо сворачивается, вот и начала сочиться из-под седла, а ОН заметил… – Что ж, эта версия походит на правду, – голос Геры зазвучал спокойнее. – Он заметил кровь, заменил гиона и благополучно переехал через рощу… – Как ты думаешь, он мог о чём-то догадаться? – в голосе Геры вновь задрожали нервные вибрации. – О чём, хозяйка? Что надрез сделали кончиком ножа? Гиона мог укусить КЛЁТ, заползший под село – вот и кровь от этого и выступила. Клёт был кровососущим гавом-жуком, обитавшем в огромном количестве в Пуне и её областях из-з разведения в этих краях ликков, которых клёты одолевали. Клёты нападали и на людей, делая надрезы на коже острыми челюстями. ” – Вот я узнал ещё одну правду, – подумал Рахом. – Да, иметь доступ к месту, откуда удобно подслушать – тоже неплоха привилегия. Но ведь я не могу просиживать здесь сутки в ожидании информации. Ах, если бы здесь были мои верные рабы, они могли бы делать это!” Он не мог привести в дом Геры своих лучших рабов, что могли бы помогать ему. И даже теперь не потому, что опасался, что Гера не оставит его из-за этого своим мужем. Нет. Просто его рабы ничем не способны помочь ему, из-за того, что сами оказались бы объектом слежки рабов Геры. Наверняка. Рахом понял: ему необходимо обрести и завербовать себе новых помощников среди рабов. Он решил начать с того, чтобы расположить к себе почти всех рабов на ферме, одновременно настроив их против Геры. Он выбрал подходящий день и отдал приказ управляющему собрать перед крыльцом дома всех рабов фермы. И когда это было исполнено, он объявил толпе шаро, что отныне каждый из них будет иметь выходной день не каждый десятый день, а каждый пятый. Рабы пришли в восторг, толпа их довольно зажужжала. Геру же это решение мужа, принятое им через её голову, привело в ярость и позже, оставшись в ним наедине в одной из комнат дома, она устроила ему грандиозный скандал. Бешенство взяло верх над её выдержкой, она возмущённо кричала, выговаривая ему, что он не смеет распоряжаться в её поместье, обвиняла, что он хочет распустить и разбаловать рабов, сделать их ленивыми, а затем заявила, что он должен публично, перед рабами, отменить своё решение о выходном дне через пять дней. – И не подумаю! – дерзко ответил Рахом. – Я не отменяю своих решений, если считаю их верными. Рабам надо чаще отдыхать, чтобы они лучше трудились. – Рабу достаточно выходного и раз в десять дней! – сиреной завопила Гера. Законы Локады пытались быть по-своему гуманны к людям в неволе. Один из них гласил, что у рабов, трудящихся на поле, на заводе или ухаживающих за животными должен быть выходной день не реже одного в десять дней. Но некоторые хозяева позволяли своим рабам отдыхать и через каждых семь-восемь дней. Но Гера была не из их числа. Рахом же на самом деле был убеждён, что рабам и вовсе не нужны выходные, кроме дней религиозных праздников. Стоит ли жалеть раба и не заставлять его вкалывать на износ? ” – Правительство слишком боится бунтов, – рассуждал он, – вот и потакает ничтожным шаро, даже не имеющим личной свободы. Их следует выжимать, как сок из фруктов и выбрасывать, как жом. Они не взбунтуются и в этом случае – они не знают свободы и боятся её сильнее, чем самое тяжёлое рабство.” Но сейчас, в тайной войне с Герой, он искал расположения у всех подряд, даже у рабов, которых презирал. – Наши рабы слишком много трудятся, – ответил он жене, им следует отдыхать каждый пятый день, иначе они ослабнут. – Не ослабнут! – злобно проскрипела Гера. – Они всегда отдыхали только раз в десять дней, от этого ещё никто не сдох. – Нет! Я – добрый хозяин и собираюсь быть милостивым к своим рабам! – с пафосом ответил Рахом. – Вот как! – Гера зловеще сузила глаза. – Может, ты передумал стать моим наследником? Ты хочешь, чтобы я развелась с тобой раньше? – Как хочешь, – холодно ответил Рахом. – Но я далее не намерен сносить то, что ты обращаешься со мной без уважения. Я выполняю все твои прихоти и поручения, я забочусь о тебе, я нежен и ласков, а в благодарность за это ты даёшь мне понять, что я никто в твоих владениях. Заслужил ли я это? А может, мне самому подать на развод? – глаза его сверкнули огнём. На лице Геры появилось выражение растерянности. – Ты заговорил о разводе? – удивилась она. – Разве ты уже не хочешь владеть моими домами и землями после моей смерти? – Я и сам не беден! – гордо ответил Рахом. – У меня леса в Нолы, морские плантации под Пальвами, два огромных дома и множество кораблей, дающих мне колоссальную прибыль. Я не беднее тебя. Неужели я нищий мальчишка, живущий на милости богатой жены, чтобы терпеть такие унижения? – Разве я унизила тебя? – Разве нет? – насмешливо проговорил Рахом. – Ты дала мне понять, что я не смею распоряжаться в твоём поместье, как будто я здесь никто. – Я не это имела в виду, – начала оправдываться Гера. – Я всего лишь обеспокоена тем, чтобы в поместье не уменьшилось приношение нам прибыли. Я узнала недавно, что ты покупал у крестьян из соседней деревни муку и турес, переплатив им. А молочное и шерсть продал дешевле, чем это продавалось раньше! А теперь этот отдых каждые пять дней… Кто будет выполнять тот объём работ, что так немал на нашей ферме, если столько будут отдыхать? Может, купить ещё рабов и их кормить, тратиться на еду бездельникам? Ты не понимаешь, какие это расходы? Рахом молчал, как бы осознавая неправильность своего поступка. Гера подумает, что он глуп – тем лучше, если не оценит остроту его ума по достоинству, а значит, не будет с ним начеку. – Ведь ты признаёшь, что ты неправ? – настырно допытывалась она. – Делай, как хочешь! – с ужимками капризного мальчишки ответил Рахом. – Жадности в тебе – море, а доброты – ни капли! – Так ты не объявишь рабам, что ты отменяешь им этот подарок – пятый выходной? – лицо Геры сделалось свирепым, она уперлась кулаками в худые бока. – Ты – жадная, ты и отменяй! – буркнул Рахом и поспешил укрыться от жены в нише с лестницей. Гере пришлось самой расхлёбывать кашу, заваренную её супругом: вновь созывать поздно вечером толпу рабов к крыльцу и объявлять, что никакого выходного на пятый день у них не будет. Рахом добился желаемого: среди рабов он обрёл репутацию добренького хозяина, пожалевшего было рабов, а Гера, которая до сих пор слыла хозяйкой лютого нрава, стала ещё ненавистнее. В тот день Рахом вновь засел в подвале и долго слушал доносящиеся сверху из спальни вопли своей жены, проклинающей его и обзывающей гнусными ругательствами. Он слушал топот её ног – они прямо грохотали о доски пола, покрытые цветными плитками. Рахома душил смех: вот тебе и смертельно больная! Ему следует почаще злить её, чтобы она делала побольше глупостей. Вскоре Рахом сумел обзавестись кое-какими помощниками. Это были мальчик и девочка, брат и сестра, дети десяти лет, дети пастухов. Их звали Разна и Ниса. Заметив их сообразительность и остроумие, он обласкал их и приручил, а затем сделал своими соглядатаями. Зачастую он давал им работу в подвале: то перебрать в подвале ящики с овощами, чтобы проверить не гнило что в них, то прибраться, то разложить шарики отравы для клётов. На самом деле дети внимательно слушали голоса, доносившиеся из дома и особенно внимательно – хозяйки Геры. У них обоих был отличный слух и память, они передавали услышанное своему господину и он баловал их за это деньгами на сладости, что можно было купить в лавке в деревне, даже если информация была незначительная. По крайней мере, он теперь знал, что Гера злится и нервничает сильнее, чем прежде, потому что её муж сумел выбраться из всех расставленных ею ловушек. – Наверное, он скоро догадается, что я не больна, – говорила она Сиве, – и захочет развестись, потому что поймёт, что очень не скоро станет моим наследником. И для меня будут потеряны его дома, рабы, леса, морские плантации и корабли. Однажды Разна передал Рахому слова совей хозяйки: – Всё, довольно, уже почти год, ка мы с ним в браке, а результатов я так и не получила – он всё ещё жив. Мне всё это надоело. Отошлю его в Акир, пусть там займутся им. От этих слов Рахом испытал страх. В загородном доме под Акиром был заживо сожжён второй муж Геры и двое её пасынков, причём, сама она в это время находилась где-то в ином месте. Значит, в этих краях у неё есть кто-то, кто работает на неё, кто убил её второго мужа и теперь способен расправиться с Рахомом. ” – Нет, в Акир-то я не поеду, – подумал Рахом. – Да здесь поганее, чем в степях Урр-Шту! Надо хитрить, тянуть время, но не ехать в проклятый Акир. И действовать самому – уничтожить старуху раньше, чем она это сделает со мной.” Он глубоко задумался. Он хорошо изучил дом, расположил к себе огромное количество людей, двое уже стали его ушами в подвале. Но так и не придумал смертельной ловушки для Геры. А как её придумаешь, если старуха по целым дням сидит в доме в окружении преданных ей рабов – Сивы, Плёнки и Ямка? Разве что отравить её. Но где он добудет по-настоящему сильный яд? Когда-то ещё в высшей жреческой школе, слушая уроки истории, он узнавал о том, что в некоторых соседних государствах в борьбе за власть и престол, кое-кто пользовался особенными ядами. Эти яды не имели вкуса, запаха и цвета и отравляли организм человека постепенно, разрушая его. Вот бы Рахому добыть такой яд! Конечно, Геру можно отравить тем, чем уничтожали клётов – шариками, скатанными из муки сеса, крови ликков и яда степного растения ШОКА. Но в этом случае, осталось бы слишком много фактов отравления: сильные рези в животе, удушье, крики, синие пятна на теле, серая пена у рта. Это может вызвать интерес у следствия. И кто знает, удастся ли остудить этот интерес, только позолотив следователю ручку? Ведь у Геры весьма влиятельные друзья и она важна для них и они наверняка заинтересуются причиной их смерти, а узнав, кто эта причина, захотят отомстить. Это не Лина, у которой не было ни друзей, ни родни. ” – В Акир я не поеду ни за что, – решил Рахом, – придумаю отговорки, буду тянуть время, может, так же, как и она, притворюсь больным. И найду способ извести её так, как она не ожидает.” Он думал, думал, думал. Нет, без помощников ему, видимо, не обойтись. Ему необходимо вызвать к себе Цихара и держать с ним связь. И ещё ему нужно, чтобы на стоянке у пристани на реке находился его корабль с преданными ему рабами и капитаном. Ведь он прибыл в Пуну вместе с Герой на её корабле. кто знает, как ему придётся воспользоваться своим кораблём. Рахом решил вызвать Цихара к себе, но не вводить в дом Геры, иначе её рабы могут устроить за Цихаром слежку и он станет для Рахома бесполезен. Цихар может просто поселиться в соседней деревне под видом раба-коммерсанта, занимающейся торговлей для своего хозяина. И когда он понадобится Рахому, его всегда будет возможно быстро отыскать. Он написал два письма: одно – капитану своего корабля Денику с приказом вести корабль в гавань Пуны, другой – Цихару, велев тому остановиться в деревне неподалёку от фермы Геры. Теперь оставалось подумать, как эти письма отослать. Можно воспользоваться услугами почты, но это рискованно: вдруг у Геры имеются связи и там? Рахом подумал о людях, которых он сумел привлечь на свою сторону видимостью добродушия и щедрости. Рабы с фермы исключаются, раб Геры не может уйти с фермы без её разрешения. Значит, кто-то из деревни. Правда, крестьяне вечно заняты, привязаны к земле и не так-то просто кого-то из них отправить в Пальвы с письмами. Вот разве что Шохи, сына деревенского лавочника, который время от времени покидал деревню, чтобы закупить в Пуне для лавки отца то, чего не выращивали в садах и огородах: сахар, соль, конфеты и леденцы, солёные и сушёные водяные растения, мыло. Правда, кроме Пуны парень не путешествовал в других краях, но, вероятно, за приличное вознаграждение согласится. Предположения Рахома сбылись: он поговорил с Шохи и тот взялся тайно отвезти его письма в Пальвы под видом, что хочет задержаться в Пуне, чтобы погостить у друзей. Едва Шохи покинул деревню, как Гера заговорила с Рахомом о том, что он обязан отправиться под Акир, чтобы взять на себя ремонт её загородного дома. – Там был пожар несколько лет назад , в доме погиб мой второй муж и его дети от предыдущего брака, – пояснила она. – Дом выгорел дотла, но его каменные стены стоят. Мне недосуг было восстанавливать его тогда, но теперь этим можешь заняться ты. Ведь очень скоро этот дом будет принадлежать тебе одному, не забывай этого. Потому что мне стало хуже, чем прежде. Я даже уже не в силах сопровождать тебя в Акир! – Что за спешка? – с притворным удивлением проговорил Рахом. – Сколько лет он находился в сгоревшем состоянии? Почему именно сейчас ты хочешь, чтобы я начал его восстанавливать? – А почему бы и не сейчас? – в голосе Геры завибрировало раздражение. – Заодно увидишь и свои будущие владения под Акиром. Поверь, они не хуже этой фермы! – Но это весьма хлопотно – восставнавливать сгоревший дом. Я предпочёл бы избавиться от руин и на их месте воздвигнуть новый дом. Круглые тёмные глаза Геры вспыхнули демонским огнём. – Зачем? – голос её начал повышаться. – Ты знаешь, какие это затраты: сначала разбирать кирпичи обгоревших стен только ради того, чтобы их выбросить, а затем везти новые кирпичи и слкадывать из них новые стены? Старые стены вполне сожно отреставрировать, покрыв штукатуркой. Так получится экономнее. – Экономнее, экономнее! – передразнил её Рахом. – Я хочу, чтобы мой загородный дом в Акире был выстроен точно по моему вкусу, я знаю, каким бы хотел его видеть! Мне не нужны какие-то обгоревшие кирпичи, замазанные штукатуркой! Гера начала приподниматься на локтях. До сих пор она разговаривала с ним, лёжа на широкой кровати, а он сидел напротив в кресле. – Ты ведёшь себя, как капризный мальчишка! – прошипела она. – Из-за прихоти готов переплачивать огромные деньги! Если после моей смерти тебе достанется всё моё, чем я владела, не растранжиришь ли ты его с такой непрактичностью? Рахом презрительно усмехнулся. – Корабли, дом в Пальвах и морские плантации я нажил сам – мог ли это сделать человек, лишённый практичности? Я умею наживать добро и держать его. Я теперь настолько богат, что могу себе позволить выстроить новый дом. Да и ты же не бедна, что ж так трясёшься над лишними тратами, как будто после них у тебя не останется и протухшего куска воши? – А я потому и не бедна до сих пор, что знаю счёт деньгам! – сквозь сцепленные зубы процедила Гера. Рахом натянул на лицо широкую улыбку: – В таком случае, я никуда не поеду, пока мы с тобой не придём к общему соглашению, что дом в Акире должен быть новым. Он поднялся с кресла и покинул спальную жены. Через день она снова вызвала его опочивальню и заявила, что согласна на строительство нового дома под Акиром. Видимо, она очень хотела, чтобы он отправился туда. Но Рахом ответил, что хочет строить этот дом только из кирпичей из розовой глины, а такие изготавливают только в Пальвах и прежде, чем отправиться в Акир, он хотел бы прежде отправиться в Пальвы, чтобы заказать таких кирпичиков. Это заявление взбесило Геру, довело её до такой сильной слёзной истерики, что Рахому показалось, что она вот-вот скончается от неё. Она ругалась, грозила ему разводом, но он лишь равнодушно слушал это с каменным выражением лица. Через пару дней Гера дала своё согласие на то, чтобы он сначала отправился в Пальвы, чтобы заказать кирпичи, только затем уж повернул в Акир. Рахом же ей ответил, что теперь у него появились сомнения, стоит ли на самом деле тратиться на новые розовые кирпичи, не лучше ли просто отреставрировать старые стены. Он попросил у жены немного времени на раздумья. И за это время он успел дождаться новости от крестьян, прибывших на его ферму за молоком, что в их деревню прибыл его раб Цихар, ожидающий его, своего господина, в трактире. Рахом поспешил увидеться с Цихаром и узнал от того, что его корабль из Пальв ныне качается на волнах в пунской гавани. – Вот теперь можно отправляться в путь, – решил Рахом. Накануне Разна и Ниса сумели подслушать разговор Геры с Ямком, которого она собралась отправить в поместье под Акиром в качестве сопровождающего для мужа. Ямк был обязан доставить тайное письмо своей хозяйки управляющему поместьем под Акиром Фаззе. – Отлично, отлично, – сам себе усмехнулся Рахом. – Вот только поплывём мы не на твоём, Гера, корабле, а на моём. Он объявил, что собирается в Акир и Гера сразу успокоилась, повеселела, даже выглядеть стала лучше. Обращение её с мужем делалось любезнее, она даже пробовала немного шутить. Рабы собирали вещи Рахома в сундуки, всё делалось как-то бодро, Гера сама руководила процессом. Рахом едва сдерживал смех: ” Как же, бабуся, торопится отправить меня в могилу! Нет, старуха, ты напрасно радуешься. Я знаю твою тайну, а ты мою – нет.” Он отдал приказ Цихару ждать его на пристани и тот выполнил повеление в точности. Этот раб был не только сообразителен, но весьма дисциплинирован и Рахом ценил в нём и это. Клеомба Геры везла Рахома по мощёной булыжникам дороге из фермы в Пуну. Напротив, на скамейке для рабов, спиной к спине с водителем клеомбы, восседавшем на водительском стуле, находился Ямк. Лицо раба почти постоянно было опущено вниз, это можно было растолковать, как рабскую смиренность и почтительность, но Рахом-то знал, что скрывалось за этим поникшим долу лицом. Глядя на его бритое, чуть поросшее чёрной с проседью щетиной темя, Рахом ощущал, как наполняется ненавистью и гневом. Только бы не сорваться раньше времени, сдержать ярость! Клеомба мчалась мимо высоких трав нук, их синего моря, в котором купались огромные тёмно-коричневые горы ликков, перекликающиеся друг с другом утробным рёвом. Затем картину сменила панорама изумрудных плантаций туреса и полосы янтарной реки, за которой тянулись такие же плантации или пёстрые деревенские сады, в которых утопали крестьянские дома с крышами из вязанок нука. Наконец, вдали показались многоэтажные строения города. Клемоба Рахома помчалась по многолюдным улицам, наполненным гулом и суетой, мимо небольших дворов, окаймлённых низенькими оградами, странно смотревшимися вокруг десятиэтажных домов, высоких оград рынков, частных домиков. Раб-водитель вёл клеомбу к пристани кратчайшим путём. Наконец, пристань раскрыла свои широты… Вот там раб Ямк и получил сюрприз, когда к мужу его хозяйки примкнул ещё один раб – мужчина тридцати с лишним лет, невысокий, коренастый, в серой неброской одежде, которого господин называл Цихар. Второй сюрприз состоял в том, что Рахом приказал грузчикам в гавани тащить его вещи не на корабль жены, на какой-то другой. И в довершении всего он велел и Ямку взойти на этот корабль. Но самое страшное оказалось, когда корабль отчалил от пристани. Господин Рахом обычно такой покладистый и великодушный, вдруг изменился до неузнаваемости, превратившись в лютого зверя. Он затащил несчастного Ямка на склад с бочками, наполненными герровым маслом, которое использовали в качестве горючего для механизмов, движущих корабль. В этом помещении были маленькие окошки и, к тому же зарешечены. Рахом принялся нещадно бить Ямка по лицу, затем ударил кулаком в живот. Раб упал, корчась и задыхаясь. – Я бил тебя только в полсилы, – проговорил стоявший над ним грозовой тучей Рахом, – если бы я ударил тебя со всей силы хоть раз, ты бы умер. Негодяй! Твоя хозяйка собиралась убить меня, а ты взялся ей помогать! Ямк прижался к полу так, словно желал, чтобы тот поглотил его. – Ты расскажешь всё или мне снова бить тебя? – голос Рахома гремел металлом. – Не бей меня, хозяин, – выдавил из себя раб, тяжело дыша. – Я не пойму, в чём я виноват. Рахом пнул его ногой в живот носком туфли. Ямк крякнул и из рта его хлынула кровь. – Куда ты спрятал письмо хозяйки к управляющему в Акире? – глаза Рахома полезли из орбит и запылали огнём от внутреннего бешенства. – У меня нет письма! – захныкал Ямк, пряча лицо. – Есть. Глупый раб, ты же не хочешь умирать за верность своей хозяйке? Смерть будет мучительна. Стоит ли тебе, рабу, страдать ради цели, что преследует твоя хозяйка? Я буду морить тебя голодом, – Рахом присел на корточки над лежащим на полу рабом, дрожащим от страха, – ведь путь в Пальвы, а мы плывём именно в Пальвы, а не в Акир. В Пальвах тебя приведут в мой дом и запрут в подвале. Там пытка голодом продолжится. Не поможет эта пытка – будет другая. А тайное письмо, что ты везёшь в Акир, я всё равно найду в твоих вещах. И всё узнаю. Так что спаси себя, расскажи всё, что знаешь, как твоя хозяйка решила ещё попытаться сжить меня со свету. Раб поднял голову. – Если я предам хозяйку, меня убьёт она, – голос его звучал глухо. – Если ты перейдёшь на мою сторону, я обещаю оставить тебе жизнь и спрятать в моём доме в Пальвах, – пообещал Рахом. – Твоя хозяйка скоро умрёт. Я расправлюсь с ней, а не она со мной. Тебе лучше быть на моей стороне. Просто подумай, что ты мог бы сделать для меня, чтобы я был милостив с тобой. Раб снова отхаркнул сгусток крови на дощатый пол. – В моём коробе с вещами – двойное дно, – пояснил он. – Там коробка с письмом в Акир. – Принеси. Текст письма был краток. Гера писала Фаззе: ” Он едет к тебе. Я поручила ему проследить реставрацию дома. Когда развернётся строительство, тебе будет удобно сделать это.” ” – Да, – усмехнулся Рахом, – действительно, удобно: заманить в стены реставрируемого дома и уронить мне на голову груду кирпичей. Нет, Фазза, я опережу тебя.” Корабль Рахома держал путь в Пальвы и всю дорогу он задавал много вопросов Ямку, желая знать о своей жене как можно больше. Затем, как и обещал, предоставил рабу прибежище в своём доме в Пальвах. Этот шаро, возможно, ещё ему пригодится. Затем ему следовало отправиться в Акир и туда он взял в спутники Цихара, калибу и Югу и ещё нескольких наиболее расторопных рабов. От Ямка он узнал историю гибели второго мужа Геры. Это было дело рук Фаззы и ещё десяти рабов, которым он доверял и приблизил к себе. Оказалось, что Фазза давно не ладил со своим хозяином, вторым мужем Геры, владельцем плантаций деревьев МАНИК, которого звали Ажол. Фазза был нечист на руку, хозяин не раз разоблачал его в кражах, но прощал, потому что тот воровал не так много, как его предшественник. Когда же Ажол женился на Гере, богатой владелице фермы ликков под Пуной, он изменил своё решение. Гера то и дело подстрекала его выгнать Фаззу с должности, упорно твердя, что сумеет найти честного управляющего, который не станет воровать совершенно. Ажол поверил ей и объявил Фаззе, чтобы тот убирался. Фазза был в ужасе и ярости от этого. Но позже его ещё якобы ненадолго оставили в должности управляющего поместьем по просьбе Геры, ссылавшейся на то, что нового управляющего она ещё не нашла и ей нужно совсем немного времени. Затем она явилась к Фаззе, который был готов на всё, чтобы сохранить свою должность в поместье и предложила ему убить Ажола и двух его детей от предыдущего брака. У неё был план: она уедет в Пуну, а Фазза и прирученные им рабы напоят хозяина и его детей снотворным, а затем сожгут их вместе с домом. Чтобы завладеть всем, что имел Ажол, Гера была готова пожертвовать домом под Акиром. Фазза был готов на всё – хозяйка пообещала навсегда оставить его своим управляющим, если он выполнит её ужасный план. И он его выполнил. И десять рабов, которых он приблизил к себе, помогали ему: разливали герровое масло на ковры в доме, уводили из дома других рабов, что были не в курсе их дел и могли бы попытаться спасти спящих хозяев, а после подожгли дом. Гибель Ажола и его детей посчитали всего лишь несчастным случаем, следователь закрыл дело. А Гера стала наследницей его плантации маников. Маниками называли невысокие деревья, не более пяти-шести метров в высоту, с зелёными стволами и бледно-зелёными широкими листьями. Они давали плоды по внешнему виду напоминавшие длинные огурцы, внутри которых находилась малиновая мякоть, приторно-сладкая, как варенье. Из этих плодов обычно вываривали кристаллы сахара, использовался даже жом от них для изготовления кондитерских изделий. В поместье находился небольшой сахарный завод. Гера не стала реставрировать дом, рассчитывая, что он ещё приходится ей в обгоревшем состоянии. Фаззу она отблагодарила тем, что оставила его на должности управляющего поместьем и позволяла ему обворовывать себя – в меру. Ей был ещё нужен этот человек. В дальнейшем она планировала снова выйти замуж за того, чьё благосостояние было бы достаточно высоко и в очередной раз стать вдовой и наследницей. Возможно, помощь Фаззы ей может пригодиться в этом, если она не справится. Когда она стала женой богатого землевладельца из Бероса Балона, к Фаззе за подмогой обращаться ей не пришлось. Всё был очень пьян и умер от разрыва сердца, увидав страшную маску, которой Гера напугала его. Но последний муж, Рахом, оказался крепким орешком. Ей казалось верным ходом заставить его отстраивать дом под Акиром, где Фазза мог заманить его в строящийся дом и убить так, чтобы смерть Рахома казалась несчастным случаем. Ещё до свадьбы с Рахомом Гера успела побывать в поместье под Акиром, выложить Фаззе этот план и предупредить, чтобы Фазза готовился его выполнять. И услуги Фаззы ей на самом деле понадобились. Когда Рахом прибыл в поместье, прежде всего она пожелал увидеть управляющего Фаззу. Тот оказался невысоким, сорока с лишним лет, с длинной густой чёрной бородой. В его внешности не было ничего зловещего, наоборот, он выглядел уставшим и тихим. Через несколько дней после знакомства Рахом завёл его в руины сгоревшего дома и убил ударом кирпича по голове. Следствие расценило это как несчастный случай после того, как Рахом подружился со следователем и подрали ему несколько украшений из золота из своей сокровищницы. Затем Рахом переговорил с десятью рабами, помогавшими когда-то Фаззе сжечь живьём бывшего хозяина Ажола. – Вы знаете, что закон запрещает убивать рабов в Локаде, – говорил он им, – но вы не так наивны, чтобы верить в то, что он хорошо исполняется. Этот закон всего лишь витрина, не более того. Когда могущественный хозяин решает умертвить своего раба, раб умирает и все считают это несчастным случаем. Но я не хочу вас умерщвлять. Видимо, вы умеете хорошо служить. Вы подчинялись Фаззе, теперь будете приданы мне – и я не только сохраню вам жизни, но вы получите привилегированное положение при мне. Рабы оценили его милость и начали наперебой убеждать его в своей верности к нему. ” – Вот теперь, – подумал Рахом, – поместье под Акиром будет моей крепостью и пусть Гера попробует сунуться сюда. Я отстрою заново этот дом и в нём будет такая ловушка, что ты угодишь в неё и в первый же день тебя не станет.” Он занялся восстановление дома, наняв для этого строительную артель, но кое-что в доме готовили его рабы под его руководством. Это была ловушка, которая должна была лишить жизни Геру. Она находилась на втором этаже, в спальной. Рахом заменил несколько добротных прочных досок на совершенно сгнившие, замаскировав полы дощатыми шашками. Ступив на такую доску, Гера была обречена провалиться сквозь такой пол. Поэтому в нижних комнатах под такими досками на потолке, замаскированными потолочными шашками, были установлены колющие и режущие предметы: наборы крупных металлических статуэток, изображающие людей, держащих острое оружие остриями вверх и столики со стеклянными легко бьющимися вазами. Чтобы самому не угодить в эту ловушку, забывшись, Рахом пометил место, где она находилась, постелив на него коврик сиреневого цвета. Спальную могли убирать и ходить по нему только посвящённые рабы. На восстановление дома ушло несколько месяцев и всё это время Рахом переписывался с герой, высылая ей отчёт о процессе строительства и затратах на него. Она, в свою очередь, давала ему советы и пожелания. Но он знал от Ямка, какого письма она ждёт на самом деле. Она жаждала получить послание от Фаззы о гибели своего мужа, не зная, что самого Фаззы уже нет в живых и в её поместье под Акиром уже нанят другой управляющий. Её интересовало, почему до сих пор к ней не возвращается Ямк, ведь она поручила этому рабу только сопроводить Рахома к поместью под Акиром, а затем плыть обратно в Пуну на пассажирском корабле. Рахом ответил, что в поместье у Ямка случился сердечный приступ, раб умер и был похоронен на кладбище для рабов. Гера, казалось, поверила этому. ” – Итак, я всё верно рассчитал, всё предусмотрел, – рассуждал Рахом, – я вызову из Пуны Геру, чтобы она взглянула, как отреставрирован её дом. Когда она появится здесь, то наверняка начнёт притворяться смертельно больной. Вот тут-то я и предложу ей отдохнуть в спальной наверху. Прежде, чем лечь на кровать, она наступит на сиреневый коврик перед кроватью Гнилые доски проломятся под ней и она рухнет вниз, на стеклянные вазы и статуэтки с остриями. Даже если она сдохнет не сразу, то всё равно умрёт медленно и мучительно от увечий. Увидеть твои страдания было бы для меня огромным удовольствием!” Он выслал Гере письмо с приглашением увидеть дом в поместье под Акиром после реставрации, красочно описав его. Но жена лишь слала ответы, что ей стало намного хуже и она не может подняться с постели. Более того, она звала его в дом под Пуной, выражая желание, чтобы он провёл с ней последние дни. ” – Но это же ложь, старуха не больна и не умирает! – злился он. – Просто она уготовила мне очередную ловушку. Нет, ты не дождёшься меня! Тебе придётся переехать сюда, даже если тебя понесут на руках, когда ты начнёшь разыгрывать роль смертельно больной!” Рахомом овладело сильнейшее беспокойство, какого он не знал даже в Урр-Шту. Это был самый настоящий страх. Он ответил на послание жены, что он настаивает, чтобы она увидела заново отстроенный дом, что у неё достаточно много рабов, способных нести её на носилках и утомляться в дороге ей особенно не придётся. Он ждал, томясь: или Гера прибудет сама или придёт от её письмо. Вскоре прибыло письмо, но не по почте, вместе с рабом-посланником. Рахом прочёл его и подскочил от неожиданности и дыхание у него перехватило: послание оказалось не от Геры, а от одного из её друзей, сообщавших в внезапной кончине его супруги. Рахома затрясло, как в лихорадке. Что? Как это могло случиться? Ведь она же была здорова? Ведь точно не болела, если выбрасывала пилюли. Или ведьму хватил удар от собственной злобы? Но, в любом случае, это счастливый подарок судьбы и надо поспешить принять его.