Самый старший из академиков поднялся на ноги, седовласый человек, чья кожа, казалось, была ужасно обожжена давным-давно, а в глазах застыла молочная слепота.

— Мы приветствуем последних из наших гостей — Сестру Сковородка из монастыря Сладкого Милосердия и трех послушниц одного возраста с нашими учениками третьего года обучения. — Он замолчал, и вежливые аплодисменты пробежали по галереям наверху. — Прошу прощения, Госпожа Путь, но время поджимает. Если вы готовы, мы начнем немедленно. — Он указал на табуреты у двери, и Сестра Сковородка жестом пригласила послушниц сесть.

Пять из восьми табуретов были заняты. На них сидели три студента Академии в серых туниках, ближе всех — яркая блондинка, затем Чара и Виллум. Чара выглядела такой же суровой, какой ее помнила Нона, черные волосы были подстрижены так близко к черепу, что под ними виднелась темная кожа. Виллум казался чуть менее непривлекательным, чем раньше, за два года его подбородок стал четче, а глаза — ярче. Два последних табурета занимали два послушника в коричневых рясах братства Предка: крупный рыжеволосый мальчик с красными щеками и слегка улыбавшийся Маркус. Нона, не дожидаясь разрешения, доковыляла до свободного табурета и упала на него, прислонившись спиной к стене. Гесса устроилась рядом с ней.

Академик прочистил горло.

— Мы начнем с... — Он наклонился и приложил ухо к губам угловатой женщины, сидевшей справа от него. — С Послушницы Гесса и Проксимы Чара. — Он хлопнул в ладоши.

Сестра Сковородка со вздохом поднялась на ноги и, подойдя к двери в левой стене, поманила Гессу. Академик, сидевший справа, встал и проводил Чару через дверь в правой стене. Сестра Сковородка обещала объяснить, чего от каждого из них ждут перед схваткой, и Нона предположила, что это оно и есть. Ее собственные шансы сделать что-то большее, чем просто упасть в обморок, казались ничтожными.

Пока Гесса и Чара прятались в боковых комнатах, одетый в черное академик вернулся и поставил железную корзину с горящими углями между двумя дверями. Он ушел, и где-то через минуту ударил гонг.

— Значит, Чара поработает огонь-работником. — Маркус, через два места от Ноны. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, сумев сквозь боль отозваться на его нервную улыбку. — Студентам нужен легкий источник.

Снова прозвучал гонг, и обе двери открылись, показывая участниц. Чара поспешила к корзине с углем и склонилась над ней так близко, что Ноне показалось, будто у нее загорелись волосы. Гесса хромала, опираясь на костыль, и сосредоточенно хмурилась, глядя на Чару. Нона ожидала, что Гесса глубоко погрузится в безмятежность. Гесса, возможно, и не смогла бы сделать шаг без посторонней помощи в обычном мире, но на Пути у нее были более проворные ноги, чем у Ары, и обе они далеко превзошли Нону, которая все еще не могла сделать больше, чем мимолетное прикосновение.

— Что она делает? — Боль превратила слова Нона в выдох.

— Нить-работу, — сказала Ара.

Чара стояла, в ее глазах горел огонь. Она сложила руки, и пламя вспыхнуло среди углей, не угасая, а сворачиваясь и поднимаясь, пока не превратилось в змею, обвившуюся вокруг нее. Каким-то образом жар змеи не достигал Чары, ее кожа осталась незапятнанной, туника даже не опалилась. Но боль Ноны нарастала от плохой к нетерпимой, звеня в костях. Она порылась во внутренних карманах рясы, обхватив пальцами свое несчастье. После экстаза возни она достала пузырек с черным лекарством.

— Сдаешься, послушница? — спросила Чара с явным презрением. Она протянула руку к Гессе, змея обвилась вокруг руки, подняв голову, чтобы ударить.

Хмурый взгляд Гессы прояснился, словно в этот момент она решила головоломку.

— Есть нить, которая привязывает твое пламя к углям. — Пока она говорила, ее рука двигалась, большой и указательный пальцы были сжаты вместе, как будто она дергала за какую-то невидимую нить. Она стояла там, ее пальцы работали, пряди волос развевались на ветру, которого не было.

— Что? — Настала очередь Чары нахмуриться. Змея, быстрее, чем поднялась, по спирали спустилась вниз по ее руке, снова обвилась вокруг тела и вернулась в огонь-корзину.

— Они все еще связаны друг с другом, — сказала Гесса.

Чара скривила губы и сжала обе руки в кулаки. И снова пламя вырвалось из раскаленных углей, уже не так яростно, как раньше, и неуверенно потянулось к ней.

— И все части угля все еще соединены... — В голосе Гессы прозвучало удивление, как будто близость Ковчега раскрывала в поразительных деталях то, что она только мельком видела раньше. — Так много... — она оперлась на костыль и подняла обе руки, сложенные чашечкой, и развела пальцы, словно перебирая невидимые нити. Пламя над огонь-корзиной втянулось обратно в пылающие угли, дым неестественно быстро закружился и устремился вниз, исчезая из воздуха. И, несмотря на рычащее сопротивление Чары, в течение нескольких мгновений свечение угасло, угли потемнели, огонь исчез, как будто его никогда и не было.

Чара рухнула на пол, задыхаясь, как будто все это время она задерживала дыхание и только теперь могла дышать. Гесса, с искренней улыбкой на лице, шагнула вперед и протянула руку:

— Спасибо за уроки, проксима.

Чара отмахнулась от нее и, нахмурившись, вернулась на свое место. Гесса тоже вернулась и села между Арой и Ноной. За столом академики шепотом обсуждали происходящее, на галереях наверху зрители, тоже шепотом, обменивались наблюдениями.

— Сестра Сковородка расскажет тебе, чего ожидать, — сказала Гесса. — Мы не хуже друг друга, так что мы не должны причинить боль друг другу.

Нона сидела так тихо, как только могла, черное лекарство было так крепко зажато в ее узловатом кулаке, что она боялась, как бы пузырек не разбился.

— Что делала Чара? — выдохнула она сквозь стиснутые зубы, желая отвлечься.

— Многие марджалы работают со стихиями. Самая частая — воздух. Проще всего работать с чем-нибудь легким. Потом огонь. Вода встречается реже. Земля — очень редко. — Гесса нахмурилась. — Думаешь, она меня не помнит? Она смотрела так, будто никогда не знала меня… С тобой все в порядке, Нона? Ты выглядишь ужасно.

Нона отмахнулась от вопроса:

— Откуда ты все это знаешь? Сестра Сковородка никогда не учила нас этому. Или учила?

Гесса пожала плечами:

— Кое-что она уже успела рассказать, прежде чем ты присоединилась к Красному Классу. Но бо́льшую часть я прочитала в библиотеке, пока вы там колотили и пинали друг друга.

Старший академик снова поднялся на ноги:

— Следующая пара — Послушница Арабелла и Проксим Виллум.

Как и прежде, Сестра Сковородка пошла в одну комнату с Арой, а академик повел Виллума в другую. Огонь-корзину убрали, на ее место ничего не положили. Двое соперников появились при звуке гонга, Ара — золотая и сияющая, Виллум —бледный и нервный. Его студенческая туника была заменена мантией с длинными рукавами, доходившими до пят, и украшена сигилами, вышитыми золотой нитью. Казалось, она весит столько же, сколько он сам.

— Похожи на те, что в Башне Пути, — сказала Гесса. — Сигилы отрицания, именно для Пути. — Она прищурилась. — Некоторые более общие. Впрочем, все отрицания.

Ара и Виллум шагнули навстречу друг другу. Но ничего не произошло. Они стояли лицом друг к другу, губы Ары подергивались от эха ее мантры безмятежности, Виллум, не обращая на нее внимание, уставился на свои сжатые кулаки.

— Ах, — выдох вырвался, когда боль Ноны вспыхнула ярче. Она поднесла лекарство к губам, ее рука судорожно повиновалась ее требованиям.

— Нона! — прошипела Гесса, протягивая руку, чтобы остановить ее. — Ты что, с ума сошла?

—О-отравлена!

— Тогда проси о помощи! Мы же в Академии. Здесь больше марджалов кровь-работников, чем во всей остальной империи, вместе взятой!

— Ч-что он делает? — Нона кивнула в сторону Виллума, чтобы отвлечь Гессу. Она не собиралась отдавать себя в руки академиков. Человек, сидевший за столом напротив, вероятно, был тем, кто защитил Раймела от ее клинков. Что еще он приготовил, чтобы помочь Таксису?